Тулепберген Каипбергенов - Непонятные
— Гулзиба! Это ты? Что ты там делаешь? Гулзиба в мгновение ока сгребла окровавленное
белье, вытерла о него топор, спрятала все в темный угол. Она двигалась с ощущением нереальности происходящего, еще не выявленного — для себя самой — потрясения оттого, что это двигается и это все делает она сама. Гулзиба видела себя будто со стороны, чужим, однако очень зорким зрением; вот выпрямилась, вот подала голос:
— Сестра Улбосын, прошу вас, ложитесь со мной, мне что-то не спится, страшный сон приснился!
— Это ты подняла шум на дворе?
— Я. Хотела было перебраться к вам, да собаки испугалась. Идите ко мне, мне страшно!
Улбосын прибрела полусонная, натыкаясь в темноте на одеяла и подушки, повалилась на постель. Гулзиба стерегла ее сон, как охотник добычу. Потом тихонько достала топор и, приподняв голову Улбосын, дважды ударила свою жертву по горлу. Улбосын захрипела, дернулась, испустила дух.
На рассвете Гулзиба услышала далекие голоса и поняла, что это идут по ее душу… Она приладила у своего изголовья топор, прилегла рядом с Улбосын, закуталась в одеяло.
— Поглядите-ка на эту сучку! — в ярости взывал к людям Сержанбай. — Дрыхнет, развалилась со своим полюбовником!
Сержанбай сдернул с постели одеяло и покачнулся, замер, как криво забитый кол. Гулзиба открыла глаза, зевнула и тут же потеряла сознание: то ли от пережитого, то ли от жуткого своего соседства.
Среди людей находился Ерназар Алакоз. Опомнившись, с трудом придя в себя, Ерназар гневно обрушился на старого бая:
Ты что, с ума сошел, несчастный?.. Грейся теперь у пламени, которое сам разжег.
Гулзиба то ли в бреду, то ли наяву простонала:
— Алакоз, я не виновата! Нет за мной никакой вины!
Однако Ерназар уже не слышал ее, он почти бежал к своему дому, спешил унести ноги от этого места. Навсегда с ним распрощаться.
Сержанбай стоял, застыв в безмолвии, как высохшее кривое дерево, к которому люди пришли, чтобы срубить или вырвать с корнем.
20
В хивинском ханстве наступила передышка от войн и междоусобиц. У главного военачальника поубавилось дел и забот, он зачастил к главному визирю — поболтать, обменяться дворцовыми новостями и сплетнями. Главный визирь этому рад-радехонек! Опасный соперник постоянно на глазах, — стало быть, не плетет против него коварные сети, не вступает в сговоры, грозящие ему невесть чем.
Чтобы выказать себя гостеприимным, радушным хозяином и приятным собеседником, главный визирь развлекал гостя забавными историями. Он знал их великое множество, особенно о Насреддине-эфенди; он был неистощим — один анекдот следовал за другим, доставляя удовольствие и слушателю, и рассказчику. Военачальник смеялся до слез, захлебываясь, еле-еле выдавливая из себя между приступами хохота:
— Как вы остроумны, как находчивы! Какая у вас бездонная память!.. Такого искусного, такого веселого рассказчика еще не видывал ни один ханский двор!.. Нет вам равного, досточтимый главный визирь, как в государственной мудрости, так и в замечательном острословии!
Главный визирь и главный военачальник, довольные собою и друг другом, пребывали в прекрасном расположении духа.
Однажды, когда они только-только отсмеялись над очередными похождениями Насреддина, осторожненько открылась дверь и в щелке показалась хитрая, узкоглазая физиономия Маулена-желтого. Он проник в приемную, как проникает шкодливый кот-ворюга, опасливо косясь на хозяина: в каком тот нынче настроении, не прогонит ли, не пнет ногой?.. Главный визирь, польщенный робостью и подобострастием своего осведомителя, поощрительно ему улыбнулся. Маулен расплылся в улыбке, приосанился. Главный военачальник подивился такой его наглости, но потом сообразил, что это, очевидно, один из армии доносчиков и лазутчиков главного визиря.
Главный визирь важно кивнул Маулену, подбородком указал ему место, которое тот мог занять, и продолжал рассказывать свои забавные истории.
— Э-э-э! В жизни бывают такие забавные случаи, что никакой анекдот не сравнится!.. Когда я был мальчишкой, то находился в услужении у прежнего нашего незабвенного хана. Однажды к хану — уж не ведаю, как это ему удалось! — проник мужчина. По виду его можно было принять за сумасшедшего. Глядя хану прямо в глаза, он потребовал, настойчиво потребовал для себя должность, и не какую-нибудь захудалую, а сытную да выгодную! Покойный хан был человек умный и находчивый. Он прищурился эдак и говорит с самым серьезным видом: «Я жалую тебе должность надзирателя над конскими хвостами! Ступай!» Посетитель обрадовался и, гордый и довольный, удалился. Да-а-а… Через неделю-другую приемную хана стали осаждать баи и бии с жалобами: «Мы лишились покоя! Какой-то ненормальный, ссылаясь на хана, утверждает, что он надзиратель за конскими хвостами. Расхаживает с тремя-четырьмя джигитами и отрезает, если не заплатишь ему налог, хвосты у всех лошадей подряд!» Хан повелел доставить пред свои ясные очи этого «надзирателя». Тот явился, да не пустой, а с богатой мошной! Негодник сдал деньги в ханскую казну! «С этой должностью я справился! — поклонился он хану и изрек:-Дайте мне теперь другую!» Хан, пусть земля ему будет пухом, милостиво на него взглянул: «Жалую тебе должность надзирателя за ветром! Ступай!..» Осенью наш надзиратель повадился со своими джигитами на гумна да мельницы. «Чтобы молотить зерно, нужно мое разрешение, я надзиратель за ветром!..» Опять приемная хана не могла вместить всех жалобщиков, повалили — не протолкнешься. Вызвал хан безумца опять, а тот и на этот раз явился во дворец с кучей денег и вновь сдал их в казну. Как, вы думаете, поступил наш хан? «Ты настоящий мужчина, мне нужны такие, как ты! Ты дорожишь должностью, ревностно выполняешь обязанности, умудряешься получать прибыль с конских хвостов и ветра! И тебе, и государству прибыль!»-похвалил хан безумца и велел выделить ему тысячу танапов земли, пожаловал бийство.
— Вах-вах! Ну и ну! — восхитился главный военачальник. — Каким мудрецом показал себя хан, каким хитрецом — сумасшедший! Хотя какой же он сумасшедший! Умный из умных!
— То-то и оно! Если хочешь добиться чего-то в жизни, неси хану, коли он потребовал шапку, вместе с нею и голову — заключил главный визирь и обратился к Маулену:- Ну, а у тебя есть какая-нибудь дол-жностишка, а?
— За меня некому замолвить словечко, а то не было бы человека на свете, который так бы старался на службе, как я! — потупил глаза Маулен. — Я бы превзошел того сумасшедшего, ей-богу. Я бы для хана заставил Амударью повернуть воды вспять. С любой должностью можно справиться, коли очень хотеть да стараться — сил не жалеть! Если желаешь угодить благодетелям да знаешь, чего они ждут да что любят!.. Э-э-эх! Я, к примеру, даже поинтересовался-выведал, какие блюда нашему возлюбленному владыке больше всего по вкусу! Вот вы, великий наш визирь, обожаете морковный сок!.. Так-то! К тому же ни один человек в моем ауле не догадывается, какой я ловкий, осмотрительный и наблюдательный. Считают меня простодушным, доверчивым, даже придурковатым. Я лишь притворяюсь простодушным да угодливым — чтобы добиваться своих целей!.. Трудно мне приходится с Ерназаром Алако-зом — того обмануть нелегко! — Маулен остановил поток слов, заметив, что главный визирь помрачнел, насупился. — Нет, нет, великий наш визирь, не сочтите, что я пришел выпрашивать должность! Мне она совсем не нужна! Она нужна моим родичам, без должности я в их глазах и не человек вовсе! Нет у меня авторитета! — Снова понесло-подхватило Маулена. — Я предпочитаю жить тихо и спокойно, но уж так повелось: имея должность, легче управлять людьми, влиять в интересах нашего премудрого хана!
— Ну и краснобай! — воскликнул главный визирь. — Ну и болтун!.. Ты пожаловал сюда, надеюсь, не для того, чтобы слагать касыды в честь должностей! Давай выкладывай свои новости! — Маулен бросил пугливый взгляд в сторону главного военачальника. Главный визирь повторил повелительно:- Выкладывай!
— Вернулись муллы из казахских, татарских и башкирских земель, — промямлил Маулен.
— Без тебя известно! Порадуй-ка меня свежими новостями!
Маулен почувствовал себя так, словно кто-то влепил ему увесистый подзатыльник. Его круглые глаза забегали в растерянности:
— Великий главный визирь, могу ли я, ничтожный, узнать, кто сообщил вам эти новости? Кто опередил меня?
— Эй, черношапочник, неужто ты считаешь себя единственной опорой ханского трона в твоих пыльных степях? — пренебрежительно ответил главный визирь. — До меня доходят сведения и о тебе тоже! О твоих неблаговидных поступках, позволяющих подозревать тебя в неверности, в продажности! Да и язык у тебя чересчур длинный…
Маулен покрылся холодной испариной: кто же клевещет на него, возводит напраслину?.. Ни одному человеку, кроме дяди, неведомо, что у него есть тайное поручение главного визиря — следить и докладывать…
