Юзеф Крашевский - С престола в монастырь (Любони)
— Отец мой, — воскликнул Вигман, — пока человек живет, дело не кончено… Милостивейшему цесарю уже два раза пришлось ездить в Рим, чтобы навести порядки и одних свергнуть, а других посадить на апостольском троне… Кто знает, что еще может произойти?
— Пусть Бог хранит нас от измены и зла! — воскликнул граф Гозберт.
Вигман ехидно улыбнулся.
— Здесь на востоке много еще осталось работы, — сказал он. — Хотя чех Болько и помогал нам сражаться с уграми, но ведь это так же близко его касалось, как и нас, а кто его знает, с кем он завтра побратается?… Не ручаюсь, что он не пойдет против нас с теми же уграми… А со славянами разве мало хлопот и на долгое время…
Гозберт улыбнулся.
— Мы их не боимся ничуть. Как мы взяли Болька Лютого, так точно усмирим и Полянского Мешка.
Вигман рассмеялся.
— Благородный граф и мой хозяин, — сказал он, — не идет мне, пользуясь вашим гостеприимством, колоть вам глаза костью… Но все эти славяне, поляне, вильки, многоженцы и как их там еще зовут — все-таки это для нас доходная вещь… Они — пруд, в котором водится рыба. Если Герону или вам нужна к столу рыба, вам подают лошадь, и вы едете ее ловить в пруду. Если вам нужна женщина, так их у вас большой выбор; нужны батраки — и тех вам доставляют леса и селения… то же самое — скот, овцы и мед, и всякая добыча…
У Гозберта на лице появилась неприятная улыбка, а Вигман, не обращая на это внимания, продолжал говорить:
— Мне кажется, милостивый граф, что если бы со стороны славян и полян было все спокойно, и если бы они все приняли крещение и заключили мир, то этим самым вам был бы причинен большой вред…
— Дай-то Бог, — сказал один из духовников, — чтобы они приняли святое крещение!..
— А что делал бы на восточной границе или как бы вышел из такого положения благородный Гозберт?… Или наконец такой, как я, Вигман, отвергнутый императором? Как знать, может быть, и ему нужны были бы славяне…
Гозберт, попивая мед из кубка и крутя ус, сидел, задумавшись.
— Что касается всех славян, — сказал он, — об этом нечего беспокоиться, далек тот момент, когда они решатся принять крещение… В Чехии, где насильно строят костелы, в лесах по-старому приносят жертвы, и народ крепко стоит за своих богов и не так скоро им изменит.
Власт, до сих пор сидевший молча, не мог больше удержаться и тихо сказал:
— Бог даст, все это изменится.
Священники и Гозберт посмотрели на него, а Вигман с явным презрением смерил глазами молодого ксендза, по-видимому, ничуть не считаясь с его мнением.
— А как же это должно измениться?… — спросил Гозберт.
— Ведь это уже не тайна, что князь Мешко женится на дочери чешского Болька, Дубравке, а она ведь христианка… Бог даст, с ней войдет к нам вера Христова и распространится по всей стране.
Когда Власт произнес слова — к нам, — все присутствующие стали на него смотреть с любопытством, а Вигман просто впился глазами.
— Мы нуждаемся в энергичных и отважных миссионерах… — прибавил Власт, — в особенности в таких, которые бы знали местный язык и могли обращаться со словом к народу.
— Пройдет сто лет, сотни духовников пропадут там, — начал Вигман, — а вы с вашими слепыми дикарями не прсзреете. Славянин, как щенок, родится слепым, но собака скоро прозревает, а он навсегда остается слепым…
Власт покраснел, сразу не сообразив, что ответить на оскорбление всему его народу.
Это, по-видимому, никому не понравилось, так как цесарскому родственнику, хохотавшему своей собственной шутке, никто не вторил.
— Я духовный и мне ничего не остается, — сказал Власт, — как простить и со смирением принять это оскорбление… Милостивый государь, — прибавил, вдруг вдохновляясь Власт, — как от духовного, примите пожелание, чтобы Бог вас не наказал и не унизил, и не пришлось бы вам сложить оружие перед этими слепцами…
Услыхав такой ответ, гордый Вигман с загоревшимися глазами и стиснутыми кулаками повернулся к Власту.
— Молчи, презренный поп, — вскричал Вигман, — и благодари свой сан и дом, в котором ты находишься, что я не велел закрыть тебе на веки твою преступную глотку!.. Вигман не унизится никогда, даже перед цесарем, своим братом… а то вдруг перед паршивыми идолопоклонниками, как вы…
Это неприличная, наглая и незаслуженная речь никому из присутствующих не понравилась, и все замолкли; но священники наблюдали за Властом, желая узнать, как он ответит и выйдет из этого положения.
— Благодарю вас, милостивый государь, — ответил Власт, — что учите меня терпению и напоминаете учение Христа, Который велел получившему пощечину опять подставить лицо. Я, самый негодный и самый жалкий между его слугами, счастлив, когда могу страдать…
Вигман почти его не слушал, налил себе из кувшина меду и начал жадно пить, сев почти спиною к Власту, опираясь на руку, чтобы не смотреть и'даже забыть о присутствии молодого священника.
Некоторое время царило молчание, священники смотрели на Власта, который сидел теперь бледный, но совершенно спокойный, с любопытством и уважением. Гозберт бросил в его сторону несколько недовольных взглядов, как будто упрекая его в слишком дерзком ответе императорскому родственнику.
Теперь и Вигман старался избегнуть скользких вопросов и, желая отвлечь общее внимание от происшедшего, начал рассказывать о том, что к нему ночью является дух (чему в те времена верили) его покойного отца и что он считал это дьявольским наваждением.
Старший священник, услыхав это, сказал:
— А отчего бы, на самом деле, дух отца не мог прийти к сыну просить о помощи?
— А потому, — воскликнул Вигман, — что Бог не допустит, чтоб душа умершего, не имеющая больше ничего общего с землею, шаталась по ней!
Он проговорил это с насмешкой, но старший священник, выслушав его до конца, сказал:
— А все же такие случаи бывают и подтверждаются людьми, которым безусловно можно верить, и что души умерших часто блуждают по земле. Когда блаженной памяти король Генрих, отец милостивейшего государя, немецкого императора Отгона, своей великой мощью покорил чехов, далемильцев, ободрытов, вильков, гавров и радаров и заставил их смириться, эти дикие племена, прикидываясь покорными и послушными, сначала приносили дань и спокойно у себя жили. Но это продолжалось недолго, и с присущим им упорством, спустя некоторое время, пользуясь тем, что король Генрих был занят в другом месте, вдруг они восстали и громадными толпами напали на наш город Валислево, взяли его штурмом, жителей вырезали, а город сожгли. Конечно, король Генрих не дал им долго наслаждаться их изменою и отомстил им за нанесенную ему обиду и подверг такой же участи их город Ленчицу, а Валислево было отстроено. Здесь, в новоотстроенном костеле, занял место приходский священник, человек очень набожный, который каждое утро, на рассвете, служил первую заутреню.
Однажды, направляясь утром в храм и проходя кладбищем, священник увидел толпы собравшегося народа. Начал ближе присматриваться и заметил какого-то незнакомого ему священника, стоявшего в дверях храма, к которому стремился народ со своими пожертвованиями… Это так поразило священника, что он сразу не мог двинуться с места… Набравшись смелости, он приблизился к храму и начал пробираться сквозь толпу, но был крайне удивлен, что не заметил ни одного знакомого лица. Но, переступив порог храма, он вдруг увидел женщину, умершую неделю назад, которая, подойдя к нему, спросила, что ему здесь нужно. Узнав, что священник пришел молиться, женщина сообщила ему, что служба отслужена без него, и прибавила:
— А тебе тоже долго на этом свете не придется жить!
Все умолкли, и даже Вигман, терпеливо слушавший добавление, сделанное вторым священником, что в Магдебурге, в церкви купцов, были подобные случаи ночью, когда души умерших собирались и при зажженных свечах пели 99-й псалом, заутреню и «laudes», а на рассвете все это исчезло…
После этого рассказа и молодой клирик, робко спросив позволения у старшего духовного отца, рассказал, что слыхал из уст уважаемого старца, что будто в то время, когда в Утрехте был епископом достопочтенный Бальдрих, в городе Довеншере отремонтировали и освятили очень старый и полуразвалившийся храм, И вот однажды, рано утром, новоназначенный священник, ничего никому не говоря, вошел в храм и увидел там толпу покойников, распевавших при зажженных свечах народные песни. Священник немедленно сообщил об этом случае епископу, от которого получил приказ всю следующую ночь провести в храме… Священник сделал, как ему было велено… но только заснул, как его разбудил большой шум, поднятый появившимися покойниками, которые, схватив священника, выбросили его вместе с его постелью.
Епископ не мог этого потерпеть и строго наказал священнику опять стоять всю ночь в церкви на страже, захватив с собою все мощи святых. Священник и на этот раз исполнил приказ, но от страха не сомкнул глаз и все молился. И, действительно, в обыкновенный час толпы покойников ворвались в костел и, схватив священника и положив его на костер перед главным алтарем, сожгли его на медленном огне… После этого епископ приказал всем три дня поститься и отслужил за умерших панихиды.
