Валентин Рыбин - Знойная параллель
— Это другой разговор, — соглашается он.
5.
Чары я проводил во вторник. В пятницу получил командировочное удостоверение и письмо от ЦК ЛКСМТ председателю облисполкома с просьбой выделить М. Природину на временное жительство квартиру. Письмо вряд ли поможет. Квартиру получить не так просто даже в Мары. Ну да ладно: устроюсь. Можно в гостинице, можно у Чары. Квартирный вопрос мало меня беспокоит. Иное дело — редакционные задания. Заказов целый ворох от всех отделов. Даже спортивный заказал статью о соревнованиях на пикетах! Ладно. Попробую уважить всех. Только сначала надо разобраться, что есть Каракумский канал, как когда-то в авиации мы ломали голову: «Что есть жизнь?». Прежде всего меня интересует, чем отличается нынешняя трасса от прежних? Что нового внес Караш Иомудский? Звоню в управление геологии. Сообщают: «Иомудский, кажется, дома. Позвоните домой». Звоню. Слышу приятный мужской баритон:
— Да, Иомудский слушает.
Называю себя и прошу уделить мне хотя бы час: это необходимо для газеты.
— Ну что ж, приезжайте... — Называет адрес.
Еду. Отыскиваю дом с синими воротами. Вхожу. Хозяин в пижаме и шлепанцах. Высокий, ширококостный, лицо добродушное, располагающее к знакомству и разговору.
— А кто вам сказал, что я в Ашхабаде? — сразу спрашивает хозяин.
— В управлении сказали.
— Хорошо работает информационная служба, — смеется он. — Я, ведь, можно сказать, нелегально нахожусь в Ашхабаде. Изыскатели мои на Ясхане... Завтра вновь еду туда.
— Значит, мне повезло, Караш Николаевич. Я тоже завтра еду на трассу Каракумского канала, но пока что о нем у меня самое смутное представление. Не могли бы вы?..
— Можно, — с охотой отзывается он. — Заходите. Чай какой пьете? Зеленый или черный?
— Зеленый вообще-то.
— Я тоже.
Садимся под виноградной беседкой. Караш Николаевич наливает в пиалы чай.
— Ну, я могу только кое-что рассказать об изыскательских работах, которые когда-то возглавлял. А вообще-то и до меня над трассой многие инженеры работали. Ермолаев, Шлегель...
— О Ермолаеве слышал, а Шлегеля, по-моему, отец не упоминал...
— А кто ваш отец?
— Вы его должны помнить. Природин.
— Александр Фомич? Ну, как же! Знаю такого. Он для меня много хорошего сделал...
— Я читал его тетради, там и о вас есть. О Серебряном бугре, о Реутове...
— Так он что, еще и дневники успевает писать? Любопытно. Впрочем, я всегда удивлялся его энергии. Он и сейчас бодрствует: частенько его имя мелькает — то на совещаниях, то на встречах с ветеранами... Между прочим, если хотите, то принцип разработки нынешней трассы канала зародился у меня как раз в ту пору, когда я после реутовского ФЗУ учился на рабфаке.
— А вы что — уже тогда о канале думали?
— Ну что вы! Я тогда и не подозревал ни о каких каналах!
— А как же тогда?
— Сейчас расскажу. В общем так. Приехал я на каникулы. На Челекене мы жили. Отдохнул дней десять, порыбачил, покупался, позагорал. Сел в рыбацкий баркас со своим чемоданчиком, подался к берегу. Там, думаю, до Джебела недалеко. К Джебелу выберусь — на поезд сяду и — в Москву. Слез на берегу. Поблагодарил рыбака и потопал по барханам в сторону железной дороги. А чтобы побыстрее добраться до станции, решил идти прямиком. Взбираюсь на вершины барханов, опускаюсь вниз, вновь взбираюсь на вершины — так и иду, по прямой. Километров пятнадцать отшагал: пот с меня градом, устал невозможно. Кое-как добрался до чабанской чатмы. Старик напоил меня верблюжьим чалом и спрашивает:
— Через барханы шел?
— Да, через барханы, — отвечаю.
— Оно и видно, — журит он. — Разве можно через барханы? Чей ты?
Называю себя. Чабан и говорит:
— Сразу видно, что некому тебя было научить ходить по пескам. Сейчас отдохнешь и иди по ложбинам. На барханы совсем не лезь. По ложбинам в два раза быстрее придешь и силы сохранишь...
Вот так он мне посоветовал, и я вскоре двинулся дальше. Действительно остальную часть пути прошел, почти не чувствуя усталости. Вот, дорогой Природин-младший, этот принцип, подсказанный чабаном, и положен мной в основу при разработке нынешней трассы канала...
Слушал я Караша Николаевича внимательно, но сути все-таки не понял. Говорю ему:
— Но ведь от того, что вода по ложбинам пойдет, а не напрямик — длина канала увеличится?
— Ну и что же, что увеличится! Зато объем земляных работ намного уменьшится. И то, что вода пойдет по естественным ложбинам — в этом тоже есть смысл: образуются заливы, озера. Я думаю, вода потребуется не только на поливы полей. В озерах и затонах можно будет рыбоводческие хозяйства, птицефабрики создать.
Слушая, я постигаю суть этого бесхитростного решения. А Караш Николаевич продолжает:
— Только не думайте, что этот извилистый путь легче. Ведь если пустить воду самотеком, по ложбинам, то она по всем Центральным Каракумам разольется. Вот и приходилось в лабиринте Каракумских извивов искать наиболее оптимальный путь воде. Сначала я было растерялся. Попробуй-ка разобраться, в барханных ложбинах — какая куда ведет. Помню, приехал в Керки, сижу в чайхане над берегом Амударьи, пью чай и соображаю, с чего начать. А тут летчик в чайхану входит. Я, как увидел его, так и прозрел сразу. «Милый мой, — думаю, — да где же ты раньше был?!»
— Товарищ пилот, — говорю, — хотел бы я обратиться к вам с одной необычной просьбой. Выслушайте...
— Я вас слушаю, — говорит и садится рядом.
Ну, я назвался ему — кто я есть, документы показал, а потом уж попросил:
— Не смогли бы вы прокатить меня над Каракумами? Мне нужно местность осмотреть сверху от Келифских озер до самого Мургаба.
Он подумал, помолчал и говорит:
— Это ведь в копеечку обойдется. Что касается меня — мне ни рубля от вас не надо, но за сожженный бензин придется платить.
— Только и всего?
— В остальном, думаю, сговоримся. Сегодня я занят. А завтра или в другой какой день приходите в аэропорт. Спросите Хабарова — разыщут.
Посидели мы с ним, познакомились как следует. А когда разошлись по домам, у меня опять проблема. Задумался я: как мне на скорости, с самолета зарисовать весь этот рельеф. Как обозначить самый подходящий ложбинный сток под будущее русло? Карандашом не возьмешь. Аэрофотосъемкой я сроду не пользовался. Да и не было у меня никаких приборов. Решил опять дедовским способом. Подался к кузнецу, заказал ему на первый случай две сотни железных кольев. Потом пошел в магазин, купил сто метров красного сатину. Были со мной в экспедиции и другие товарищи. Велел я им привязывать к кольям красные лоскуты. Сели они, взялись за дело. Долго ли, умеючи?
Дня через три вылетели с Хабаровым. Летим на высоте пятидесяти метров. Прикинул я, куда бросать колья с кумачом. А на другой день пошло. Так вся трасса была отмечена... Позже по этим колышкам составили карту... Трассу, разумеется, прочертили. Она длиннее Шлегельской, но экономичнее по теоретическим расчетам примерно в два раза...
— Спасибо, Караш Николаевич, — говорю. — Интересно, каков результат будет? Неужели в два раза? Это же миллионы рублей экономии!
— Поживем — увидим, — спокойно отвечает он. — Вот закончат первую очередь канала и тогда видно будет, сколько грунта на отвалы выброшено. А по количеству выброшенного грунта и износу техники определим экономический эффект.
— Вы сами не собираетесь на канал в ближайшее время?
— Нет. У меня иная задача. Надо как-то компенсировать расходы, брошенные на тот, Главный Туркменский канал.
— А что, разве есть такая возможность? — удивляюсь я.
— А почему же нет! Вот сотрудница наша, Надежда Григорьевна Шевченко, тоже гидрогеолог, отыскала в районе озера Ясхан большой запас пресной воды. Когда трассу Главного прокладывали, отыскали ясханскую линзу. Теперь решили мы поднять эти пресные воды и снабдить питьевой водой запад Туркмении. По этой причине, собственно, я и нахожусь сегодня в Ашхабаде. Приехал в Совмин просить дополнительных средств на буровые работы. Только вы — никому ни слова. Инкогнито. Узнает мое начальство, тревогу забьют. У них на учете каждая копейка. Но и нам нельзя бросать начатое. Ясхан — это миллионы кубов свежей питьевой воды! Ясно, Природин?
— Ясно, Караш Николаевич. Молодец вы, честное слово. Размах у вас настоящий!
— Ну что ж, спасибо, хоть вы похвалили, — смеется он. — А то одни тумаки со всех сторон сыплются.
Он провожает меня до ворот.
— Встретимся еще, — говорю я.
— Да уж, конечно, встретимся, — подхватывает он. — Перекрестков на пути много. Желаю вам всяческих удач...
Уезжаю поздно вечером. В одиннадцать тридцать. Маму уговорил, чтобы не ходила на вокзал. Не люблю, когда меня провожают: почему-то чувствую себя маленьким ребенком. В общем, с мамой простился дома, а отец поехал со мной. Он не слишком назойлив.
