Леонтий Раковский - Адмирал Ушаков
— Рубить якорные канаты! — приказал Саит-Али, хотя капудан-паша и без него уже догадался поднять такой сигнал всему флоту.
На турецких кораблях стоял переполох. В промежутках между выстрелами береговой батареи слышались истошные крики и ругань тысяч голосов. Каждый корабль старался поскорее разделаться с якорем, лечь под паруса и убраться в море, не заботясь о других. Малые суда перемешались с линейными кораблями. Все сбились в кучу, словно стадо овец при виде волка. В этой суматохе два 70-пушечных корабля столкнулись друг с другом. Один из них ударил бушпритом в корму соседа — прошил ее, как иглой.
Саит-Али наблюдал, как капудан-паша окончательно потерял голову. Гуссейн, видимо, не знал, что предпринять, — поворачивал то на один, то на другой галс. Наконец он остановился на правом галсе и стал выстраивать линию своих кораблей, точно собирался удирать в Варну.
А Ушак-паша тремя колоннами неотвратимо спускался на них.
Нерешительность капудана возмутила Саит-Али. Он и не подумал следовать за капуданом: Саит-Али был полон решимости драться с русскими. Ведь султан надеялся только на него! Ведь Саит-Али обещал привезти в Константинополь Ушак-пашу в цепях!
Саит-Али поворотил весь свой флот «Красного флага» на левый галс и стал выстраиваться в линию. Он смотрел в зрительную трубу — что станет делать Гуссейн?
Пристыженный капудан последовал за ним.
Саит-Али шел впереди всех. Он подал сигнал своему авангарду — наиболее быстроходным кораблям — поднять все возможные паруса. Он хотел, в свою очередь, этим маневром попытаться выиграть у русских ветер.
Но и Ушак-паша не дремал. Его флот уже перестроился в одну линию и шел на сближение с турками. А 84-пушечный флагманский корабль «Рождество Христово» не позволял Саит-Али обогнать русских.
Расстояние между противниками сокращалось.
Уже можно было различить лица людей.
Саит-Али хотел сцепиться с флагманским кораблем Ушак-паши, поразить бесстрашного предводителя русского флота.
Его варварийская команда: бедуины, берберы, негры — привычные корсары — оживленной толпой теснились на баке, на шкафуте, с абордажными лестницами и баграми, выглядывали из деков с ятаганами и интрепелями69 в руках. Предвкушали жаркую рукопашную схватку.
Но сцепиться не пришлось: Ушак-паша опередил и тут. Он ударил из носовых пушек по кораблю Саит-Али.
С грохотом посыпались разбитые в щепы абордажные лестницы обломки рангоута и досок. Кучу раненых, исковерканных тел корсаров, готовившихся к рукопашной схватке, накрыли обрывки разодранных ядрами парусов и путаницы снастей. Оставшиеся в живых берберы, бедуины, негры с дикими воплями кинулись кто куда, уже не думая об абордаже. Давя друг друга, они теснились у люков, старались укрыться в нижнем деке от смертоносного огня русских пушек. Смятение и ужас, охватившие абордажные команды, передались артиллеристам верхнего дека. Топчи70, не слушая приказов ни английского, ни своих офицеров, сбились в кучу, испуганно озираясь и крича.
В наступившей минутной тишине зловеще прозвучал чей-то испуганный голос:
— Мы погибли! Аллах против нас!
— Спускай флаг! — крикнул высокий кумбараджи, потрясая прибойником.
Саит-Али не потерял присутствия духа. Он кинулся в самую гущу этих оробевших людей и, выхватив из-за пояса пистолет, выстрелил в кумбараджи. Бомбардир упал.
— К пушкам, презренные трусы! — в бешенстве кричал Саит-Али и колотил пистолетом по спинам и чалмам артиллеристов.
Топчи разбежались по местам.
— Прибить флаг гвоздями! Погибать, но не сдаваться! — рассвирепел Саит-Али.
Невольник-мальтиец, вжимая от страха голову в плечи, полез на флагшток.
Через минуту флаг был прибит к флагштоку.
Но ненадолго.
Ушак-паша уже обогнул пашинский корабль с кормы и ударил по нему в упор всем своим лагом.
Саит-Али показалось, что в этом громе пушек, в свисте ядер на его голову рушится небо: со страшным треском упала перебитая русскими ядрами бизань-мачта. Вместе с ней посыпалась в воду резная золоченая корсарская корма — только зазвенели разбитые стекла.
Оглушенный, окровавленный, стоял Саит-Али в этой путанице снастей, как в паутине. Сквозь густые облака порохового дыма он увидал и запомнил на всю жизнь две вещи: в обломках рангоута свой разорванный, поверженный флаг да на юте флагманского русского корабля — человека в белом мундире и треуголке. Глядя на Саит-Али, этот человек зло потрясал вслед ему кулаком.
Саит-Али догадался: то был непобедимый Ушак-паша.
XXV
Адмирал Ушаков хотел, во что бы то ни стало захватить в плен или утопить этого наглеца и хвастунишку алжирского пашу Саит-Али. Но как только пашинский корабль увалился под ветер, алжирские и тунисские суда успели заслонить своего адмирала. Весь удар принял на себя вице-адмирал «Красного флага» и его авангард. Но и они недолго смогли выдержать сосредоточенный, меткий огонь русских пушек, — стали уходить к югу.
Ушаков бесстрашно врезался в самую гущу турецких кораблей. Флагманский корабль бил с обоих бортов — по кораблю Саит-Али и вдоль всего турецкого флота.
Мало-помалу турки оказались окруженными со всех сторон кораблями Ушакова. Русские били в это скопище турецких мачт как по густому лесу. Ни один выстрел не пропадал зря. Устрашенные и потерявшие всякий строй турки беспорядочно отстреливались, то и дело попадая в своих.
Над морем плавали столбы густого дыма, прорезывавшегося яркими вспышками выстрелов. Стало невозможно следить за движениями турок. К тому же совершенно упал ветер. Казалось, что и на этот раз турки благополучно укроются в портах.
Часа через два подул норд-вест. Ушаков кинулся в погоню. Но ветер стал усиливаться и развел большое волнение. Пришлось возвращаться назад.
— Неужели Саит-Али унесет ноги? — огорченно спросил флаг-капитан.
— Никогда! — возразил Федор Федорович. — Смотрите, что делается на море! Ветер доломает то, что перебили наши ядра.
Ушаков оказался прав.
До Константинополя кое-как добралась только алжирская эскадра. Остальные затонули в пути или, разбитые вдребезги, прибились к румелийским берегам.
Алжирская эскадра вошла в пролив ночью. Флагманский корабль Саит-Али, на котором лежало четыреста пятьдесят человек убитых и раненых, начал тонуть. Он стрелял из пушек, прося помощи, а турки думали, что в Босфор уже прорвался страшный Ушак-паша.
Весь Константинополь всполошился. Султан был настолько напуган всем случившимся, что послал гонца к великому визирю на Дунай, приказав ускорить мирные переговоры с Россией, которые до этого турки сами же затягивали.
Ушаков не знал об этом. Он стоял у румелийских берегов, у мыса Эмене, спешно чинил поврежденные в бою суда.
Ремонт оказался небольшим. На эскадре день и ночь стучали топоры. Адмирал не спал сам, следил за всем, торопил:
— Поднатужьтесь, братцы! Добьем турка!
Он решил идти прямо в Константинополь, чтобы окончательно уничтожить остатки разбитого турецкого флота, собранного султаном со всех морей.
Повреждения на судах починили за трое суток.
Ушаков сначала направился к Варне. Он получил сведения, что там укрылась часть турецкого флота. Федор Федорович хотел сперва разделаться с ним.
8 августа показалась Варна.
И вдруг от берега отделились два турецких кирлангича и смело пошли навстречу русским.
— Гляди, гляди, турок прет в атаку!
— Чудеса в решете! — смеялись русские моряки.
Кирлангичи еще издали начали подавать какие-то знаки.
Ушаков смотрел в трубу, ничего не понимая. Злился:
— Ну и сигнальщики! Черт ли их разберет, чего они там хотят!
— Ваше превосходительство, машут белым. Сдаются! — радостно крикнул вахтенный лейтенант.
— Пусть подходят!
Кирлангичи подошли к флагманскому «Рождеству Христову».
Турецкие матросы глядели на русские корабли искоса, но с любопытством. А наемные греческие моряки толкались на верхней палубе, смеялись и что-то радостно кричали.
Вскоре на шканцы «Рождества Христова» взошел, прикладывая руки к груди, турецкий офицер. Он вручил пакет.
В пакете было уведомление командующего сухопутной армией князя Репнина о том, что между Россией и Турцией заключено перемирие и военные действия прекращены.
— Ну, счастлив турецкий бог! — сказал Федор Федорович. — А жалко: раз и навсегда покончили бы с оттоманским флотом!
Но делать было нечего, — пришлось идти домой, в Севастополь.
Потемкин чрезвычайно обрадовался блистательной победе Черноморского флота. Он писал Ушакову:
«С удовольствием получил я рапорт Вашего превосходительства… об одержанной Вами над флотом неприятельским победе, которая, возвышая честь флага Российского, служит и к особливой славе Вашей. Я, свидетельствуя чрез сие мою благодарность Вашему превосходительству, препоручаю Вам объявить оную и всем соучаствовавшим в знаменитом сем происшествии. Подвиги их не останутся без достойного возмездия».
