Сесилия Холланд - Смерть Аттилы
— Я тебе этого не должен говорить, но я тебе все равно скажу, потому что меня это волнует. Сначала приезжал Эдеко, твой начальник караула. Он спрашивал меня, чья магия сильнее — Эллака или Денгазича. Вторым приехал Денгазич с вопросом, стоит ли ему следовать за Эллаком, или делать то, что он сам считает нужным. А теперь вот приехал ты. Я надеюсь, что у тебя есть более умный вопрос.
— Почему они спрашивают у тебя о таких вещах? — пораженно спросил Такс.
— Именно поэтому меня все и волнует. Что тебе нужно? Такс облизал губы.
— Ты знаешь, что Яя мертв.
— Нет. Яя из хунну Шаев, или Яя из клана Мишниги?
— Мой друг Яя, который вместе со мной был в охране кагана. Яя из клана Мишниги.
— Тц-ц-ц, я и не знал.
— Его убили. Мы нашли его сегодня утром недалеко от лошадей. Но ничего не пропало и ни одну лошадь не угнали. На нем было много ран, и из некоторых не шла кровь.
Трубач свистнул и уставился куда-то позади Такса.
— Угу.
— И еще. Гепиды покидают свою стоянку ночью. Не все сразу, а понемножку. Забирают лошадей и все остальное. Мне кажется, что в лагере уже не осталось женщин и детей.
— Да. Расскажи мне о Яя. Такс сгорбился.
— Я его видел ночью, и он кое-что мне сказал…
Такс все рассказал Трубачу — о словах Яя и о том, что он сам видел, — Яя был весь покрыт кровью.
Трубач опустил голову и продолжал посвистывать, вперив глаза куда-то вдаль. Женщины вышли из кибитки и занялись огнем, на котором варился котелок с мясом. Трубач перевел взгляд на Такса.
— Это, конечно, работа для шамана, в отличие от того, о чем меня спрашивали Денгазич и Эдеко. Ты молодец, что обо всем мне рассказал. Теперь послушай меня. Сегодня мы положим кагана в могилу. Но ночью ты должен приехать сюда с конем для меня и со своими вещами, и мы с тобой отправимся на юг. Не волнуйся о них. — Он жестом показал на своих жен. — Они могут вернуться в свои семьи, где о них станут лучше заботиться, чем это делал я… Мне кажется, что это будет моя последняя работа в качестве шамана.
— Что случилось? — спросил его Такс.
— Ничего, кроме того, о чем мы и раньше догадывались. Каган как-то…
Трубач потянул себя за нижнюю губу.
— В мире всегда за все существует расплата, и хорошо, когда она приходит разом за все. Приезжай сюда ночью.
Он поднялся, вошел в кибитку и закрыл за собой дверь.
Такс уехал не сразу, делая вид, что по-другому завязывает свои сапоги, но Трубач больше не вышел к нему. Наконец Такс сел на черную лошадку. Юммейк следовало помочь с похоронами Яя — Монидяк оставался в заграждении вместе с Эдеко. Но Такс не сразу вернулся в юрту мертвых. Он проехал мимо лагеря у реки, надеясь, что сможет увидеть там Дитрика.
Вдоль реки на высохших болотах играли дети хунну. Их крики и смех разносились по долине. Такс выехал на самое высокое место на берегу реки и попытался что-либо разглядеть в лагере гепидов. Летний ветерок поднимал пыль с высохших болот, и она, как пелена, заслоняла ему стоянку гепидов. Все было коричневого цвета и увядшим, даже деревья на берегу реки. Такс долго оставался на холме. Он уже не надеялся увидеть Дитрика, а только удивленно наблюдал за гепидами. Наконец он вернулся в свой лагерь.
Когда он подъехал к кибитке Яя, там уже был Монидяк. Он сидел и ел. Такс вошел и сел у огня. Воздух внутри застоялся, и пахло очень неприятно. Яя находился в другой юрте, но Юммейк пришла оттуда и складывала его вещи в мешки. Она не переставая плакала и время от времени шмыгала носом, потому что у нее здорово из него текло. Такс поставил на огонь чашу с похлебкой, а потом поел густую похлебку с помощью пальцев.
— Ну, — сказал Монидяк. — Тебе не интересно узнать, чем занимается Эдеко?
Такс хмыкнул. Он поставил пустую чашку и вытер руки об одежду.
— Чем занимается Эдеко?
— Он разговаривает со Скоттасом и Орестесом и его братом, Константиусом, Фергой и Миллисисом, со всеми, кто имеет какой-то вес. Эллак пытался заставить их, чтобы они провозгласили его каганом, но они отказались сделать это, — голос у Монидяка был весьма торжественным. — Эллак не станет каганом, так же, как и Денгазич. Все изменилось. Все будет теперь по-новому.
Такс подумал о том, что гепиды покидают Хунгвар. В жаркой затхлой юрте его кожа покрывалась липкой пленкой пота.
— Как насчет германцев?
— Что? А-а-а. Им теперь не придается никакого значения. Когда мы разберемся с собственными делами, мы их притащим обратно.
Вожди германцев из всех племен и кланов собрались в Хунгваре на свадьбу и оказались на похоронах кагана. Теперь они все уехали, рассеявшись по всему миру.
Такс заметил:
— Они к нам теперь никогда не вернутся. Нового кагана не будет.
— Но… Он нам и не нужен. Будет совет вождей хунну… Такс покачал головой.
— Ничего теперь не будет таким, как было раньше. Что он здесь делает?
Он показал на монаха, который свернулся у стены и спал там.
— Он был добр ко мне, — ответила Юммейк. — Оставь его в покое. — Она фыркнула и потерла нос.
— Он говорит на хунну?
Юммейк отвернулась от них. У нее в руках было зерно, и она его высыпала в глиняный горшок.
Такс встал и пошел к монаху. Он его потряс, и тот открыл глаза. Такс снова сел. Подобно просыпающемуся ребенку, монах поднял голову и огляделся. В его глазах не было страха. Он посмотрел на Такса и улыбнулся.
— Уходи, — сказал ему Такс на латыни. — Убирайся! Тебе здесь нельзя оставаться.
Монах сел на корточки и отряхнул рукава рясы из грубой черной материи. Потом провел руками по голове, приглаживая волосы. В свете огня и света из дымового отверстия его худое лицо, казалось, состояло из одних углов. Сияющие глаза были бледными, как вода.
— Ты меня слышишь? — нетерпеливо повторил Такс.
— Ты торопишься. Мне говорили, что у гуннов отсутствует понятие времени, — ответил ему монах. Он сел, скрестив ноги. — Ты хорошо говоришь на латыни. Где ты выучил язык?
Такс разозлился и стукнул кулаками по коленям.
— Ты должен уйти. Всем будет плохо, если ты здесь задержишься.
— Нет, зло придет только, если я сам его сюда пущу. Иисус Христос защищает меня от всяческого зла.
— Такс, — резко сказала Юммейк. — Я тебе уже сказала, что он был очень добр ко мне. Оставь его в покое.
— Яя не понравилось бы, что он находится здесь, — Такс так грозно смотрел на монаха, будто желал поднять его в воздух с помощью своего взгляда и вышвырнуть вон из кибитки.
Юммейк гордо задрала вверх подбородок.
— Яя — мертв, — ее лицо блестело от слез и соплей. Она резко вытерла его рукавом. Потом перевела взгляд на монаха, и лицо у нее стало мягким.
— Иди сюда, друг, — и протянула к нему руку. Монах улыбнулся.
— Друг, — повторил он на хунну. Значит, он немного знает язык? Он пошел к ней, немного согнувшись.
— Юммейк, — спросил Такс — Почему ты…
Он бессильно следил за ней. Она отломила кусок хлеба и подала его монаху, похлопав по руке. Потом она ему улыбнулась, как своей преданной собаке.
Держа хлеб в руке, монах посмотрел на Такса.
— Пожалуйста, переведите.
Когда Такс начал колебаться, он повторил:
— Пожалуйста.
Такс приблизился к ним.
— Юммейк, что ты делаешь?
— Вы все разошлись по своим делам и оставили меня одну с Яя, — сказала ему Юммейк. — Кто-то спал, а кто-то был слишком пьян или занимался чем-то другим. Он помог мне отнести Яя в юрту мертвецов. Он помогал мне обмыть и одеть Яя и успокаивал меня.
— Он — римлянин, — сказал Такс.
Монах тянул его за рукав, и Таксу пришлось посмотреть на него.
— Что ты хочешь?
— Я хочу поблагодарить ее. И еще скажи ей о любви и утешении Иисуса Христа.
На мгновение Такс потерял дар речи, потом он возмутился.
— Ее муж мертв, а ты хочешь, чтобы я говорил ей о разных римских вещах и верованиях?.. О германской вере?..
— Ей это сейчас необходимо, — настаивал монах. Юммейк запечатывала горшки с едой глиной. Она очень высоко закатала широкие рукава своей одежды. Такс глядел на нее, на ее сильные руки. Юммейк была полностью занята работой. Волосы свисали по плечам и были свалявшимися. У нее не переставая текли слезы и мочили ей руки.
— Он хочет, чтобы я сказал тебе о дьяволе Христе, — сказал Такс — И он говорит, что это может тебя успокоить.
Юммейк покачала головой.
— Скоро у меня будет покой. Скажи ему об этом. Она продолжала запечатывать горшки глиной.
— Попроси, чтобы он остался со мной. Такс повернулся к монаху.
— Она сказала, что не станет тебя слушать. Если хочешь, можешь здесь остаться.
Он отошел. Если ей было легче в присутствии монаха, что ж! Он вспомнил, что ему говорил Трубач, и отправился, чтобы найти лук и одежду.
Монидяк пошел за ним.
— Сегодня нам нужно отнести Яя на равнину. Я уезжаю. Без меня его будет тяжело нести.
— Хорошо. Найди Бряка.
Такс отбросил рваный плащ, под которым спал, и начал искать стрелы. Неожиданно он понял, что ему сказал Монидяк, и посмотрел на него.
