Анатолий Брусникин - Герой иного времени
- Если девочка вдруг заболеет и умрет, я ночью вырежу твое черное сердце и брошу его нечистым собакам. Запомни это, Рауф-бек.
Аталыкобнажил свои белые, острые зубы, расхохотался:
- Я пошутил, женщина. А ты поверила.
Потом поманил Зару и дал ей турецкий лукум, каким ее лакомили только по праздникам.
Совсем не испугалась она того разговора. Наоборот, обрадовалась. Если аталыкее отравит, не придется ждать неизвестно сколько, пока Назифа исполнит свое обещание. Известно, как тяжко усопшим душам дается обратная дорога в этот мир. А так Зара сама заявится к своей подруге.
Сиживая над обрывом в одиночестве, она уж подумывала, не спрыгнуть ли ей вниз. Но не стала, потому что это харам. Лишать себя жизни правоверным можно только в одном случае: чтоб не попасть к врагам в плен. А кто своевольно себя убил, тому гореть в аду. Там с Назифой не встретишься. Была другая мысль: не нарочно сорваться, а по-честному - как Назифа. Аллаха ведь не обманешь. Полезла она вниз по обрыву. Думала - убьется, а вместо этого обнаружила, что со скалы, оказывается, можно спуститься. Не вышло у нее умереть, как Назифа.
Тогда Зара стала как можно чаще попадаться на глаза аталыку, чтоб своим видом все время напоминать ему: осенью приедет диде. Когда Рауф-бек уезжал на охоту или по делам, она нетерпеливо его ждала. Поэтому и заторопилась вниз, завидев всадников. Вдруг это он?
Но Олагай оказался прав. Всадники были чужие.
Впереди ехал хмурый джигит, по лицу судить - аварец. Некрасивый, прямо урод. К его седлу был привязан повод лошади, на которой сидел военный уруссо связанными руками. Сзади ехал старик с небольшой белой бородой, непонятно, какого племени. Он вел в поводу четвертую лошадь, с поклажей.
Ясно: абреки привезли продавать пленного. Так делали многие. Не все умеют торговать с турками, да и не потащишься из-за одного или двух пленных на ту сторону гор. А этот урусбыл начальник, афыцыр. За такого надо выкуп брать. Это Зара разобрала из слов аварца. Он говорил поджангызски. Не очень хорошо, но понять можно.
Потом Масхуд сказал ему:
- Ты что ли, Галбацы? Помнишь меня? Я Масхуд. Зачем от нас уехал? Дауд-бек на тебя злился, догонять хотел. Но теперь у нас Рауф-бек, так что бояться тебе нечего. Это сколько же лет прошло, а?
Наверно аварец ответил, сколько, но Зара на него уже не смотрела. Она разглядывала старика. Тот был хоть и седой, но не сильно старый. Он молчал, сидел в седле неподвижно, дожидаясь, чем закончится разговор. По лицу было видно, что он старший, а этот Галбацы при нем.
Масхуд сказал:
- Бека нет. Скоро будет. Может, завтра. Или послезавтра. Живите пока тут. Лепешек, баранины принесем. Вода - вон течет.
Это обычай такой: гостей первые три дня ни о чем не спрашивать. Пусть люди отдохнут с дороги.
Для этого перед воротами стоял гостевой дом. С коновязью, а окна - из настоящих стеклянных кусочков. Чтоб приезжие видели, как хорошо живут в Канлырое. В самом ауле стеклянные окна были только в доме Рауф-бека. Каждую хрупкую пластинку привезли издалека, обернув в козий пух. Некоторые побились или треснули, но их все склеили прозрачной смолой. Зара любила смотреть, как на этих прожилках подрагивают разноцветные лучики.
Огалай ушел по Дороге Костей за едой, Масхуд остался на вышке, рядом с билом. Чуть что - ударит тревогу, дернет за веревку - ворота закроются. Такой порядок. А то под видом гостей могут ведь и враги нагрянуть.
Очень хотелось Заре посмотреть, что приезжие будут делать. Она спряталсь так, чтоб Масхуд о ней не вспомнил. Обежала вокруг дома, привстала на цыпочки, стала подглядывать.
Абреки сначала, как водится, занялись лошадьми. Потом вошли внутрь, огляделись. Галбацы повернулся к востоку, забормотал молитву. Нестарый старик молиться не стал. Он снял шашку, отстегнул чехол с пистолетом, потом развязал афыцыра. Зара покачала головой: видно, совсем неопытные в охотничьем ремесле люди. Не надо пленного развязывать, пока он не в яме. Вдруг накинется?
Но урус был смирный. Он сказал что-то на своем языке, непохожем на человеческий. Сел. Снял белую круглую шапку. Волосы у него оказались золотые, как у пленной урусим, которую Рауф-бек привез двенадцать дней назад.
Это было необычно, что он вернулся с охоты, захватив такую скудную добычу - всего одну замотанную в бурку женщину. Но вид у аталыкабыл довольный. Рауф-бек сказал нане: "Аллах послал мне выгодное дельце. Урусимэта досталась легко, а денег за нее уже заплатили, много. Посели ее в доме Дарихан, тепло одень, хорошо корми. За это потом еще заплатят".
Зара смотрела с любопытством, но без большого интереса. Пленных она повидала много. Правда, обычно их в зиндансажали, а не селили в доме. Ну-ка, что там, под буркой?
Но когда аталыквынул бледную, полумертвую от страха девушку в рваном платье из плохой, тонкой материи, Зара обмерла. Волосы у пленницы были точь-в-точь такие же, как у Назифы!
"Только ты меня узнай", - сказала Назифа изпод земли. Уж не она ли это явилась с того света, а золотые волосы - знак? Лицо, правда, было совсем другое. И годами урусимбыла немолода, лет двадцати. Но все знают, что после смерти лицо человека меняется, а каждый день, проведенный в царстве мертвых, равен земному месяцу.
Ни на шаг не отходила Зара от девушки с волосами Назифы. Пленницу повели в маленький дом, стоявший в глубине двора. Там раньше жила Дарихан, она умерла, потому что не смогла разродиться. Потом Рауф-бек собирался поселить туда Назифу. Так дом и остался пустой. Единственное окно закрыли ставней, на дверь снаружи приделали засов - получился тот же зиндан, только сухой и чистый. Зара подсматривала внутрь через узенькие оконца восточной стороны. Они были проделаны, чтоб утром делать намаз в ясных лучах восходящего солнца.
Вот в комнату втолкнули урусим. Она забилась в угол, вся сжалась. Нанапоставила перед ней простоквашу, положила лепешку - девушка к еде не притронулась, хотя Рауф-бек сказал, что она два дня ничего не ела, не пила.
- Какая ты грязная, трясешься вся в своей тряпке, плечо голое торчит, - покачала головой нана.- Нужно привести тебя в приличный вид. А то стыдно будет возвращать. Скажут: "Жадные какие. Выкуп большой взяли, а даже одеть не могли".
Пленница не поняла и заплакала. Наверно, нанас ее горбатым носом и висячими щеками показалась ей злой ведьмой.
Пришли женщины, стали раздевать урусим, чтобы полить водой из кувшина. Она кричала, билась, потом лишилась чувств. Подумала, убивать ее пришли. Когда урусимобмякла, сразу стало легче. Женщины быстро сделали, что нужно. И помыли, и расчесали волосы, и натерли мазью ссадины.
Под одеждой девушка оказалась худая, с очень белой кожей. Подошвы розовые, нежные, будто всю жизнь только по козьему пуху ходили. На шее - маленький золотой крестик, как у всех гяуров. Нанасдернула его, забрала себе. Браслет и кольцо тоже. Рауф-бек пленницы не касался, ничего у нее не брал - для мужчины это харам.
Одели все еще бесчувственную урусим, как положено: в штаны, рубаху, бешмет. Натянули шерстяные чувяки. Волосы покрыли платком. И стала она похожа на нормальную девушку.
Наконец, ушли. Теперь Зара получила возможность побыть с пленницей наедине - понять, Назифа это или нет.
Сняла с двери засов, прокралась внутрь. Села на корточки, стала ждать, пока та очнется. Вообще-то, когда золотоволосая начала плакать, Зара подумала: "Не Назифа, нет". Назифа никогда не плакала. Но все-таки надежда еще оставалась.
Вот урусимшевельнулась. Увидела перед собой девочку, глядевшую на нее исподлобья, и вся задрожала. Заре это даже понравилось - еще никто не глядел на нее с таким ужасом.
- Ты Назифа или не Назифа?
Губы пленницы зашевелились. Она говорила что-то невнятное, не похожее на людскую речь. Это по-урусски или на языке загробного мира?
Хотела Зара потрогать золотые волосы. Протянула руку - девушка так и вжалась в стену. Тут стало окончательно ясно, что никакая это не Назифа, а глупая, трусливая урусим, добыча охотника.
Судя по плаксивому выражению лица, по дрожащему рту, она о чем-то умоляла и про что-то спрашивала. Зара поднялась, чтобы уйти. Она утратила интерес к пленной.
Вдруг та сделала кое-что интересное. Быстрым движением выдернула из ножен маленький кинжал, который всегда висел у Зары на поясе. В Джангызе девочки в двенадцать лет получали вместе с корсетом и булатный нож. У Зары он был красивый, в серебре, с золотой насечкой.
Урусим не нанесла удар - приставила клинок к своей груди и опять что-то быстро заговорила.
Неужели все-таки Назифа? Просто ничего не помнит, не узнает подругу?
- Я оглохла. Ничего не слышу. А язык твой не понимаю, - сказала Зара, испытующе глядя на девушку.
Так, как та держала кинжал, зарезаться было нельзя - разве что оцарапаться.
В голову пришла отличная мысль. Зара сняла с головы повязку, прощальный подарок Назифы. Пленница смотрела на расшитую полоску с серебряными монетками недоуменно.
