Элиф Шафак - Ученик архитектора
Синан, которого отчитывали на глазах рабочих и учеников, побелел как полотно. Но когда он заговорил, голос его звучал уверенно и невозмутимо:
– Пропорции и отделка неотделимы друг от друга, о мой светлейший повелитель!
– Разве ты не знаешь, что случилось с архитектором, служившим моему предку Мехмеду Второму? – спросил султан. – Он носил то же имя, что и ты. Возможно, это знак свыше и тебя постигнет столь же печальная участь.
– Я знаю, что произошло с этим человеком, светлейший султан, – осторожно ответил Синан.
– Значит, тебе известно, какая судьба ожидает тех, кто бросает на ветер свои обещания. Надеюсь, ты не из их числа.
С этими словами Сулейман повернул жеребца и умчался прочь. Когда он скрылся, работа закипела вновь. Но настроение на площадке стало иным. В воздухе ощутимо витал страх. Никто не отлынивал от дела, однако в души людей проникло уныние. Если они не сумеют угодить султану, что проку во всех их усилиях? Зачем рвать жилы, если твой труд не будет оценен по достоинству?
Несколько дней подряд Джахан выжидал, когда ему выпадет возможность поговорить с учителем. Случай представился лишь в конце недели. Джахан робко приблизился к Синану, который, согнув спину, сидел над чертежами. Увидев юношу, он устало улыбнулся:
– Как продвигаются твои занятия?
– Надеюсь, вы сможете мною гордиться, учитель.
– Не сомневаюсь, так оно и будет.
– Учитель, когда султан приезжал сюда, он упомянул о каком-то строителе. Сказал, что его звали так же, как и вас. Что с ним случилось?
– А, ты про Атика Синана…
Учитель смолк, словно не желая больше говорить. Но потом все же рассказал историю злосчастного архитектора. Атик Синан был главным придворным строителем султана Мехмеда II Фатиха, завоевателя Константинополя. Усердный и преданный своему делу, он достиг в нем немалых высот. Все шло хорошо до тех пор, пока зодчий не приступил к строительству мечети, посвященной султану. Фатих желал, чтобы мечеть эта превосходила красотой и величием все здания, когда-либо возведенные в этом мире, включая Айя-Софию. Для этого в Стамбул были привезены самые высокие колонны, какие только удалось найти на всех континентах мира. Услыхав, что главный строитель приказал укоротить колонны, не испросив у него на то разрешения, султан пришел в ярость. Он заявил, что Атик Синан намеренно противоречит его желаниям. Бедный зодчий попытался оправдаться. Он говорил, что в Стамбуле нередко случаются землетрясения и, укоротив колонны, он сделал здание более устойчивым. Султан счел его объяснения неубедительными. Он приказал отрубить архитектору руки и заключить его в самую темную и сырую подземную темницу. Впоследствии несчастного забили до смерти. Самый талантливый строитель Оттоманской империи принял мучительную смерть в мрачном подземелье. Тот, кто не верит в эту историю, может пойти и прочесть ее на могильном камне Атика Синана.
Нижняя губа у Джахана так дрожала, что юноше пришлось ее прикусить. До сих пор он считал, что игры со смертью ведут лишь воры, убийцы и прочие нарушители закона. Теперь он понял: жизнь самого честного человека подвешена на тонком волоске, готовом в любую минуту порваться. Стоит лишь кому-нибудь вызвать неудовольствие султана – и его ждет казнь. Но как можно работать, когда над тобой нависла смертельная угроза?
Заметив, как расстроен Джахан, учитель положил руку ему на плечо.
– Талант – это дар свыше. Наш долг – работать изо всех сил, чтобы его совершенствовать. Это все, что от нас требуется.
– Но, учитель, разве вы не боитесь?
– Сын мой, я трепещу перед султаном не меньше твоего. И все же я работаю не для того, чтобы избежать его гнева. Поверь, я не стал бы работать меньше, лишившись надежды на награду и не испытывая страха перед наказанием. Я тружусь, чтобы быть достойным дара, полученного от Бога. Каждый, кто хочет достичь совершенства в своем ремесле, заключает с Создателем договор. Ты уже заключил свой?
– Учитель, я не понимаю, о чем вы, – жалобно протянул Джахан.
– Я открою тебе великую тайну, – произнес Синан. – Фундамент каждого дома, который мы возводим, вне зависимости от его размеров, опирается на центр Мироздания. Никогда не забывай об этом, и тогда все, что ты делаешь, будет пронизано великой любовью.
– Учитель, я вас не понимаю, – повторил окончательно сбитый с толку Джахан.
– Со временем поймешь, – успокоил его Синан. – Архитектура – это разговор с Богом. А слова Бога с наибольшей ясностью слышны именно в центре Мироздания.
– Но где же он, этот центр? – спросил Джахан.
Однако прежде, чем Синан успел ответить, к ним подбежал Снежный Габриэль. Он запыхался, а лицо его было белым как мел.
– Учитель, похоже, над нами тяготеет проклятие! Наш мрамор…
Вот уже несколько недель строители ждали, когда им доставят мрамор из Александрии. Наконец судно прибыло, но без долгожданного груза. В ответ на расспросы капитан объяснил, что в пути корабль был захвачен штормом столь сильным, что, спасая свои жизни, моряки были вынуждены выбросить за борт бо́льшую часть грузов. Рассказ его ни у кого не вызвал доверия, но и доказать обратное не представлялось возможным. Синану пришлось внести в проект изменения, сократив количество мраморных столпов.
Время шло, и султан Сулейман проявлял все большее нетерпение. Мечеть, которой предстояло носить его имя, не была завершена в положенный срок, и правитель ставил это в вину строителям. Меж тем прекрасные мраморные колонны, предназначенные для украшения мечети Сулеймание, лежали на дне Красного моря, и вокруг них кружили стаи рыб.
* * *
– Эй, погонщик! Ты где?
Джахан выскочил из сарая. Стоило ему увидеть Михримах, как у него перехватило дыхание. Да, это была она, в блестящем шелковом платье синего цвета. Как ни удивительно, дочь султана пришла одна, и взгляд, который она бросила на юношу, был исполнен такой нежности, что внутри у него все задрожало.
– Вы вновь удостоили нас великой чести, – пробормотал он, рухнув на колени.
– У меня есть новость для Чоты, – сообщила гостья и, сделав многозначительную паузу, уставилась на Джахана, который, ясное дело, просто умирал от любопытства. Девушке явно нравилось наблюдать за ним. – Австрийский посол привез во дворец своего художника. Говорят, это на редкость искусный мастер. Посол попросил моего отца, чтобы он позволил художнику нарисовать слона.
– И что же ответил наш милостивый султан?
– Он уже собирался было отказать, но я упросила отца все же дать разрешение. Картина наверняка получится очень красивая. К тому же это всего лишь слон. Говорят, в стране франков все стены во дворцах увешаны портретами королей и королев и они выглядят как живые. Там даже купцы заказывают художникам свои портреты. Представь себе, живописцам там позволено рисовать женщин, – почти шепотом добавила Михримах.
Уловив в ее голосе мечтательные нотки, Джахан осмелился спросить:
– Светлейшая госпожа тоже хотела бы иметь свой портрет?
– Вот глупости! – возмутилась Михримах. – Разве ты не понимаешь, что это невозможно?
Джахан, испуганный тем, что ненароком переступил границу допустимого, рассыпался в извинениях. Ему отчаянно хотелось сказать дочери султана, что в воображении он беспрестанно рисует ее портреты. Хотелось признаться, что стоит ему закрыть глаза, как она встает перед его мысленным взором и он любуется ее лицом, прекрасным, словно молодая луна.
– Я не художник, но мог бы запечатлеть вас, светлейшая госпожа, – набравшись смелости, выпалил Джахан. – Не беспокойтесь, никто об этом не узнает.
– Ты что, хочешь сказать, будто у тебя хватит дерзости изобразить мое лицо? – нахмурилась Михримах. – И как, по-твоему, я должна отнестись к этому?
По ее тону Джахан никак не мог понять, действительно ли она сердится или же смеется над ним. Но мысль о том, что их свяжет общая тайна, была слишком соблазнительна, чтобы с легкостью от нее отказаться.
– С чего ты вообще вообразил, что я позволю тебе подобную дерзость? – спросила Михримах, приблизившись к нему почти вплотную.
– Светлейшая госпожа, – дрогнувшим голосом произнес Джахан, – поверьте, я вижу вас такой, какой не способен увидеть более никто.
И он закрыл глаза, ожидая вспышки гнева. Но, как ни странно, дочь султана хранила молчание.
* * *Бусбек, австрийский посол, отличался чрезвычайно любознательным нравом. Всякий раз, когда его приглашали во дворец обсудить государственные дела, он просил разрешения по завершении аудиенции посетить придворный зверинец. Интерес, который возбуждали в Бусбеке дикие животные, был столь велик, что в посольском саду он устроил собственный небольшой зоосад, который в округе прозвали «Ноевым ковчегом». В клетках и вольерах там содержались олени, ласки, соболи, рыси, орлы, обезьяны, всевозможные змеи, мулы, волк, медведь и даже свинья, внушавшая слугам-мусульманам ужас и отвращение. Но особое восхищение посла вызывали тигры и слон.
