Руй Кастро - Рио-де-Жанейро: карнавал в огне
Маленькая подробность: Арчер не был ботаником, он был инженером. За время работы в лесу, он столкнулся с засухой, которая чуть не погубила все, и саботажем министров, пытавшихся чинить ему препоны, его бюджет урезали из-за парагвайской войны. Но к 1874-му, когда он решил оставить свою работу и отправиться высаживать лес вокруг Петрополиса, его «Флорешту да Тижука» уже стал реальностью.
Если бы Арчер был дирижером, то в оркестре он захотел бы смешать скрипки с трубами, арфы с тубами, поставить литавры рядом с флейтами и потребовать, чтобы все они играли в унисон. Именно это он и проделал с ипе, жакарандой, пальмами, бамбуком, муриси, сапукайей и дикими апельсиновыми деревьями — их и многие другие виды он высадил бок о бок. Но что за музыку заиграл этот лес! (Не говоря уже о том, что он снабжал город водой, как никогда прежде.) Преемник Арчера барон Эскраньоль продолжил его работу и посвятил себя тому, чтобы сделать лес еще прекраснее, привести в порядок водопады, выстроить мостики, гроты и бельведеры и расставить по аллеям французские статуи. А затем, когда казалось, что до счастливого завершения этой истории уже рукой подать, на сцену вернулась старая Бразилия: со смертью Эскраньоля в 1888-м и провозглашением в следующем году республики лес забросили — ведь его «восстанавливала монархия». И еще на сорок четыре года растения оставили на произвол судьбы, они росли, как им вздумается, здания превратились в руины, и кто-то даже начал снова вырубать деревья. Лес перебрасывали из одного министерства в другое, и никто не знает, почему он еще не умер.
В 1943-м еще один великий кариока, бизнесмен Раймунду Оттони де Каштру Майя, решил его спасти. Каштру Майя расчистил чрезмерно разросшийся кустарник, восстановил все постройки (включая дома Арчера и Эскраньоля, которые стали ресторанами «Флорешту» и «Эсквило»), создал новые террасы, аллеи и привез в музеи и часовни произведения искусства. Четыре года спустя, в 1947-м, он превратил лес в городской парк, который сегодня охраняется городом и поражает каждого, кто прибывает в Рио. Американцы очень удивляются, когда узнают, что это самый большой рукотворный городской парк и что на его 32,5 квадратных километрах может уместиться девять «Центральных парков» (по 3,6 квадратных километра каждый). И еще больше они бывают шокированы, когда узнают, что «Флорешту» не включен в список объектов, охраняемых ЮНЕСКО.
Лесопарк протянулся между пляжами и улицами Рио, он хранит множество тайн, которых нам не суждено узнать. В своем величественном молчании он составляет яркую противоположность тайнам самого города, которые никак не назовешь тихими и величественными.
Глава пятая
Кариока не выйдет на улицу, не приняв сначала душа. По самым реалистичным оценкам можно гарантировать, что взрослый кариока принимает душ 1000 раз в год — на других континентах на достижение подобного результата может уйти целая жизнь. Может показаться, что это слишком много, но это не так. Получается 2,73 раза в день, то есть меньше, чем приходилось на долю обычного тупинамба в былые времена. Но все равно эта цифра заслуживает уважения; и одной из причин неутомимого пристрастья кариок к водным процедурам является то, что от решения принять душ до самого душа им приходится снимать совсем немного одежды. Немалая часть населения все дни проводит в шортах или бермудах, даже на работе, ведь есть немало профессий, которые позволяют одеваться комфортно, не роняя при этом профессиональной чести, — кондукторы в автобусах, продавцы мороженого, торговцы арахисом, пожарные, звезды мыльных опер, гангстеры, спасатели на пляже, гиды, дети, жонглирующие на перекрестках, чтобы заработать немного мелочи, певцы на вечеринках, дизайнеры, фотографы, архитекторы, художники, корреспонденты зарубежных газет и даже серьезные бизнесмены, которым не нужно идти в центр или в банк. И писатели, включая и меня. Или Жоау Убальду Рибейру, снимающего бермуды, в которых он расхаживает по Леблону, только для того, чтобы надеть костюм для церемонии в Бразильской академии литературы.
Даже когда Рио битком набит туристами, под Новый год или во время карнавала, в толпе легко узнать кариоку. Это тот, кто не прячет своих ног. Туристы тоже одеты не по-зимнему, но на них либо белые рубашки, либо рубашки с рисунками в виде пальм, бермуды цвета хаки, черная обувь и белые носки, которые доходят им до середины голени. Кариока ни за что не наденет с бермудами ботинки или туфли и тем более не станет так натягивать носки. Обычно, честно говоря, носков на нем нет вообще. То же самое относится и к женщинам — во всем западном мире женщины-кариоки, должно быть, покупают меньше всего нейлоновых колготок и чулок. В Рио они не видят смысла их носить даже на самые официальные мероприятия — здесь почти всегда тепло, а солнце уже окрасило их ноги в тот цвет, который колготки стараются имитировать. Честно говоря, женщины-кариока и по макияжу особенно с ума не сходят — когда солнце светит так ярко, кому нужны тени и румяна?
Людей со стороны может шокировать крайне неформальный стиль поведения кариок — те не задумываясь войдут в обычный ресторан в том, в чем только что пришли с пляжа: купальник, никакой рубахи, в сандалиях или даже босиком, с солеными брызгами Атлантического океана на теле. Приезжего может удивить и то, что при появлении таких посетителей официант и глазом не моргнет, встречая их у дверей и вручая им меню, и совершенно обычным голосом спросит их, что они будут пить. То же относится и к женщинам в бикини. Они входят в ресторан, здороваются со своими нарядно одетыми друзьями, едят, расплачиваются, и никто и внимания не обращает, что они почти голые. Должно быть, не найдется другого метрополиса, где жители так спокойно относились бы к своему телу. Хореограф Розелла Терранова, итальянка по происхождению, но живущая в Рио, осознала это совсем недавно, когда проводила в Милане курс занятий, посвященный гармонии человека со своим телом. Она попросила нескольких студентов снять обувь и заметила, что часть из них смутились. «Как будто они впервые за несколько месяцев видят собственные ноги!» — сказала она мне. В Рио же Розелле приходилось проводить занятия с людьми, которых только очень условно можно было назвать одетыми, и honi soit qui mal у pense[16].
Конечно, так было не всегда, и даже кариокам приходилось бороться за освобождение от мертвого груза одежды, которую, не обращая внимания на температуру воздуха, навязывали им европейские традиции. В первой половине девятнадцатого века жители Рио одевались, как придворные в какой-то тропической оперетте. Если горожанину нужно было идти в императорский дворец поговорить с каким-нибудь представителем власти, ему приходилось надевать треуголку, приталенный сюртук, кружевные манжеты, бриджи с завязками под коленом, шелковые чулки и туфли с пряжками. Некоторым так и не удавалось попасть в здание — чувствуя, что вот-вот хлопнутся в обморок, они прыгали в фонтан Местре Валентин и — ш-ш-ш! — шипело раскаленное сукно, окунаясь в воду. Город был как из «Воспоминаний сержанта народного ополчения» (юмористический роман Мануэля Антонио де Альмейда, опубликованный в 1855-м) — кругом гренадеры, разодетые, как игрушечные солдатики, — или будто из ожившего старинного (1678 года) романа мадам де ла Файет «Принцесса ключей». Отправляясь в театр, женщины водружали на головы многоэтажные парики, а мужчины не могли обойтись без пудры на волосах. Аристократия жить не могла без своей чванливой манерности, даже в тропической парилке.
Но мало-помалу им пришлось приводить себя в соответствие с окружением. В 1831 году накладные прически вышли из моды благодаря салону парикмахера Десмарэ с руа ду Увидор. В 1840-м на смену бриджам пришли прямые брюки, а длиннополые сюртуки уступили место пиджакам. А молодой император Дон Педру II пользовался любым случаем, чтобы сменить свою горностаевую мантию на двубортный пиджак, значительно более цивилизованный и современный.
В последующие десятилетия кариоки принялись сбрасывать одежду, но ее на них было так много, что даже после провозглашения республики, на рубеже двадцатого века, они все еще были укутаны не хуже своих европейских собратьев. Их одежды были не только теплыми и тяжелыми, но и темными — только так и следовало одеваться серьезному и ответственному человеку. В 1902-м доктор Граса Куоту, врач, шокировал местное приличное общество, расхаживая по улицам в белом парусиновом костюме и туфлях того же цвета. Если бы подобную непристойную выходку позволил себе журналист или поэт, его нахальство так и осталось бы единичным случаем. Но доктор Граса Куоту был влиятельным ученым, директором Общества гигиены, его примеру последовали коллеги, за ними в свою очередь потянулись государственные министры, судьи и адвокаты. Это был сигнал всем кариока раз и навсегда разобраться со своим гардеробом. Карнавал, пляж и спорт закончили начатое. И все-таки все это произошло не в мгновение ока: до 1920 года футбольные рефери все еще бегали по полю в пиджаках, до 1940-го никто не ходил по центру в рубашках с короткими рукавами, и до начала шестидесятых в кино вас не впустили бы в бермудах. Но все это — только запоздалые, отдельные примеры консерватизма: в 1926-м в Рио, как в Нью-Йорке и Париже, девушки надевали melindrosa (очень короткую юбку с низкой талией) на авенида Риу Бранку. И ходили они без чулок, с голыми ногами, потому что пляжи и купальные костюмы уже заложили основы культа загорелого тела.
