Михаил Голденков - Схватка
— Утонул, что ли? — сказал он в воздух и пришпорил коня, нагоняя своих…
Фыркая и отплевываясь от водорослей, Хованский пробкой выскочил из воды, хватая ртом воздух. Здесь вода доходила до груди в самом глубоком месте, стоять было можно. Воевода простоял в тени моста некоторое время, лихорадочно прислушиваясь к грохоту удаляющейся погони, не понимая, или же это все еще гремят литавры литвин, или же это бешено стучит в висках его собственное сердце.
«Не будет он бежать и прятаться под мостом. Скорее мы побежим…» — вспомнились Хованскому слова его сына Петра про Кмитича. И в самом деле! Вот он, князь Иван Адреевич Хованский, вновь разбит, прячется под мостом, а Кмитич вновь на коне, размахивает знаменем… «Вот теперь действительно мне конец», — думал в отчаяньи неудавшийся мститель, представляя, что же с ним утварит разгневанный царь…
Мокрый и продрогший, чихающий и испытывающий мелкий озноб, Хованский правдами и неправдами пешком добрался до Витебска, куда бежали многие его недобитые ратники — не более тысячи человек. Другая часть побежала аж в Полоцк. Около ста человек ушли на север, за границу… Пролежав в Витебске в горячном бреду несколько дней, первое, что Хованский велел сделать, когда очнулся и пришел в себя, — позвать писаря.
— А ну, дурак, пиши государю срочное донесение, — говорил Хованский, тяжело переводя дух, — пиши, что был равный бой с Пацем… Продолжать бой из-за дезертирства новгородцев не решился. Ушел с обозом…
Обоз Хованский весь утратил, как и все десять пушек, включая пять взорванных Кмитичем, как и шестьдесят три штандарта, брошенных его ратниками на поле боя. Но московский князь более не просил подмоги. Тут главное, что ему виделось, это голову сохранить от царской плахи. Он знал, что сорвал переговоры, знал, что не оправдал доверие… И главное: проиграл Кмитичу. Сам же вызвал на поединок, и сам же проиграл, вновь потеряв все свое войско.
В результате поражения под Витебском, вместо атамана Якова Черкасского главным новгородским воеводой назначался теперь князь Юрий Долгоруков. Ну, а князя Хованского, которому было бы «невместно оказаться у князя Юрья в товарищах», отозвали в Москву. Царь был в бешенстве — Хованский так и не выполнил ни одного из своих обещаний. Тараруй!
Глава 19
ПЕРЕГОВОРЫ, ССОРЫ И СВАДЬБЫ
Все оставшееся лето и весь сентябрь Кмитич провел в Росиенах, залечивал раны, нежился в объятиях любимой Алеси, катал на коне, пусть и сам поначалу с трудом сидел в седле из-за раны в боку, Януша, восхищался малюткой Яниной с таким же серыми, как и у отца, глазами… Напротив, у Михала личная жизнь дала трещину. Из-за Катажины.
Пока Михал воевал под Витебском да доставлял раненного друга к его жене в Росиены, Катажина приняла у себя в замке Дмитрия Вишневецкого. Трудно было разобраться: или же былые чувства проснулись в уже немолоденькой женщине, а возможно, что и возникло желание породниться с родственником вероятного короля (кандидатуру Михала Вишневецкого все еще продолжали поддерживать особенно галицкие русины и поляки), но Катажина предложила недавно овдовевшему Вишневецкому помолвку со своей старшей дочерью, еще совсем юной двенадцатилетней девочкой. Не то сидение на корточках в магическом круге саамской колдуньи подействовало не так, не то травяные отвары по рецепту подруги Анны д’Аркьен оказали не ту услугу, но вернувшийся в Несвиж Михал посчитал, что его супруга сошла с ума.
— Ты хочешь сделать своего бывшего любовника, настоящего отца Алеся, будущим мужем собственной дочери! Где мораль, Катажина?! Где хоть капля приличия, стыда и рассудка?!
Катажина со слезами на глазах оправдывалась, говорила, что ее заботит прежде всего судьба детей, чтобы они жили в хороших княжеских семьях, чтобы крепли династические браки их, Радзивиллов, и Вишневецких, возможных королевских родственников.
— А Дмитрий знает? — на повышенных тонах продолжал наступать на жену Михал. — Он знает, что может ожаниться на сестре собственного сына?
— Нет, — опускала свои большие синие очи Катажина, — я это от него скрываю. Это ему не обязательно знать. Может быть когда-нибудь…
Михал не стал больше спорить с женой. Он хлопнув дверью уехал обратно в Росиены, коротко сказав лишь, что поедет проведать, как себя чувствует раненный в бою Кмитич. Но в отсутствие Михала произошел еще один инцидент, ставший очередным вбитым клином в его отношения с Катажиной.
Первого июля на День праздника Сердца Иисуса, в пятницу, все добропорядочные католики Несвижа вполне свободно разместились на лавках Фарного костела — в городе набиралось менее сотни католиков, остальные жители были протестантами и еще три семьи — православными. От еврейских торговцев не осталось никого.
В тот день все прихожане оделись в свои самые нарядные платья, улыбались, поздравляя друг друга… Священник удовлетворенно осмотрел присутствующих, видя, что собрались все. Он уже хотел было начинать службу, в которой по традиции на Праздник Сердца Иисуса рассказывает о Христе, как о добром Пасторе, но Катажина Радзивилл вдруг дала знак священнику, чтобы тот сделал паузу, и вышла вперед, заявив собравшимся шляхтичам и городским католикам, что у нее важное объявление.
— Панове, — как можно любезней говорила Катажина, обводя удивленные лица милой улыбкой, — я прошу всего лишь минутку вашего внимания! Темой сегодняшнего светлого праздника является любовь Бога, явленная нам в сердце Его, благодарность за нее и дарованное спасение. Именно Иисус является источником искупленной и дающей искупление милосердной и целительной любви, которая помогает нам самим возрастать в любви к Христу, а через него и в любви ко всем ближним.
Священник, видя, что Катажина, похоже, собирается провести мессу за него, смущенно кашлянул и обратился к панне Радзивилл:
— Дочь моя…
Но женщина мило улыбнулась ему, вновь останавливая:
— Одну минутку, святой отец. Тут дело… Тут очень деликатное дело, касательно именно любви, любви моего сына Александра.
Она вновь повернулась лицом к пастве.
— Любые мои, панове! Недавно мне стало известно, что мой любимый старший сын Александр влюблен в некую юную девушку и мечтает на ней жениться, — Катажина сделала паузу, вновь обведя собравшихся на молитву ласковым взглядом. Все молчали, с удивлением взирая на панну Радзивилл, мало что понимая. Священник также с любопытством смотрел на хозяйку Несвижского замка, не имея никакого понятия, что же произойдет дальше.
— Мне стало известно, что мой любый Алесь боится моего несогласия, — как-то снисходительно посмотрела на удивленное лицо сына Катажина, — поэтому я хочу перед всеми вами, мое любезное спадарство, заверить всех вас, что я только и мечтаю о том, чтобы мой сын был счастлив и чтобы побыстрей ввел в дом молодую хозяйку. Да, Александр еще слишком молод для женитьбы, но любовь — вещь, не выбирающая возраст. Поэтому сегодня я заявляю о моем согласии с выбором Александра и если что и требую, то немедленного венчания с любимой девушкой.
Люди одобрительно зашушукались, восхищенно вздыхая, и умиленно заулыбались, кивая согласно головами… Возлюбленная Александра Анна, сидевшая в черной накидке на своем постоянном месте в предпоследнем ряду, затаив дыхание, во все глаза смотрела на Катажину. Она слышала и не верила. Неужели! Неужели ее счастье состоялось, и прямо сейчас произойдет венчание!? Александр с удивлением смотрел на мать своим выразительными голубыми глазами. Его губы приоткрылись, словно он хотел что-то сказать.
— Его избранница, панове, присутствует сегодня здесь, — продолжала Катажина, — и ее зовут Анна.
У Анны пересохло во рту, она перевела взгляд своих удивленных темно-карих глаз на Александра. Тот сидел на своей скамье и, как завороженный, смотрел на мать. Алесь не мог поверить, что все это происходит наяву. Чтобы его мать согласилась женить его на простой девушке? Да и еще прилюдно в костеле!? Что-то здесь не так…
— Я сама хочу соединить руку моего Александра и руку его каханой Анны, — взгляд панны Радзивилл вдруг стал ледяным, улыбка слетела с ее уст, на лицо набежала синяя тень. Она подняла со скамьи невысокую русоволосую девушку, свою родственницу Анну Катажину Сангушко и все с таким же каменным лицом молча подвела ее к Александру. Тот, словно сомнамбула, встал, не говоря ни слова, взял протяную ему руку незнакомой девушки… Ошарашенный молодой панич даже не понял, как и почему он оказался напротив алтаря рядом с этой симпатичной незнакомкой, да, миловидной, но вовсе не его Анной, совсем другой девушкой!..
— Согласен ли ты, мой сын, взять в жены эту девушку? — спрашивал священник, также, как и юный Алесь Радзивилл, весьма ошеломленный всем происходящим.
— Так, — ответил Александр, словно загипнотизированный. Он не мог, не смел сказать «нет» прямо в храме, опозорить свою мать и свою честь…
