Гонсало Гуарч - Армянское древо
Директор банка выслушал его. Бей был хорошим человеком. Он сказал, что если Арутюн принесет ему доверенность, то он сделает в главной книге запись, указав в ней дату на неделю раньше. Он знал, что рисковал своей шкурой, но признался, что ему хотелось сделать хоть что-то хорошее для армян. В конце концов они много лет отдавали ему свои сбережения без каких-либо проблем. И потом, а что, если все вернется к тому, как было раньше?
Поэтому Арутюн решил рискнуть. Если ему удастся, останется хоть что-то, с чем мы могли бы начать заново нашу жизнь.
Когда он кончил говорить, я встал и обнял его. Я знал, с какой заботой оба мужчины всегда относились друг к другу.
Потом он предупредил, что мне надо немедленно уходить. Он сам был уже стар, и ему было все равно — умереть раньше или позже на день, но я не должен рисковать. В любой момент здесь могут появиться турки, хотя он думал, что они заняты сейчас тем, что грабят торговые учреждения в центре города. И никто не пойдет в запрещенное Сурусом место, чтобы он снял живьем шкуру за это.
Но мне надо переодеться, сказал он. Отрастить усы в турецком стиле, одеться на их манер и, конечно, покинуть Трапезунд как можно раньше.
Я поступил так, как советовал мне старый Арутюн. Я быстро помылся, и он намазал мне лицо и руки особым жиром, от которого кожа стала намного темнее. Потом он помог мне выбрать одежду. Посмотрев на себя в зеркало моей матери, я увидел там молодого слегка грустного турка с настороженным взглядом. Мой старый друг не мог удержаться и захлопал в ладоши. Он считал, что, если я стану говорить в крестьянской манере — что у меня получалось очень хорошо, — я мог бы обмануть неприятелей.
Но мне не следовало искушать судьбу. Несмотря на приличную маскировку, мне надо скрыться, бежать под покровом ночи и попытаться пробраться на границу с Россией. На той стороне живет много армян, и всегда найдется кто-нибудь, кто поможет мне.
Потом мы спустились на кухню. Слезы подступили у меня к горлу, когда я вновь оказался там. Я провел там столько счастливых дней и даже не знал об этом! Печь, в которой моя мать готовила наши любимые блюда… И еще были слышны голоса моих сестер…
Это были довольно сильные переживания. Несмотря на голод, я был не в силах съесть хоть что-нибудь. Арутюн огорчился. Он понимал, о чем я говорил. Однажды он уже пережил нечто подобное и вполне мог понять меня.
Находиться там дольше было бы неразумно. Поев что-то по его настоянию, я взял и положил в сумку кусок сыра и ломоть твердого хлеба. Я крепко обнял его и молча вышел тем же путем, каким вошел.
Эти места я знал как свои пять пальцев. Я пробежал вдоль забора и вошел в густые заросли сахарного тростника с оросительным каналом посредине. Я хотел выйти на Ризе. Там я должен буду найти турка Мустафу Азури, с которым мой отец вел много дел и которому, по словам Арутюна, можно было доверять.
Я знал, что будет очень трудно скрыться из города. Все дороги, ведшие в город, были перекрыты. Мне надо быть очень осторожным. Надо ждать ночи и верить в свою удачу.
Я прошел вдоль длиннейшего канала и достиг пересечения его с дорогой, шедшей вдоль берега. Проехало несколько запряженных мулами телег со стогами сена. Я забыл об осторожности. Телеги шли в том направлении, которое мне было нужно. Я осторожно пробежал по краю дороги и забрался в последнюю телегу. Никто не заметил меня. Я отодвинул тюк с сеном и спрятался внутри.
Кажется невероятным, что уже через несколько минут меня свалил сон, и я заснул под монотонный скрип колес.
Проснулся я от холода. Я замерз, несмотря на то, что на мне была надета толстая отцовская куртка. Я пришел в себя, но все кости у меня ныли, а во рту было сухо. Мулы были распряжены, но сено, к моему счастью, не разгружали.
Я не имел представления, где я, но с учетом расстояния, которые могли пройти телеги за четыре или пять часов, они недалеко ушли от Трапезунда, и это меня беспокоило.
Рядом со мной зарычала собака, и хотя было темно, я увидел ее белые зубы. Я знал, что если побегу, то она меня обязательно укусит, поэтому я стоял смирно. В дверях дома показался силуэт мужчины, он прикрикнул на собаку, и она, прижав уши, перестала лаять. Потом дверь снова со скрипом закрылась.
Медленно опустив руку в сумку, я отыскал там кусок сыра. Отломив кусок, я бросил его перед собой. Собака снова зарычала и поначалу не сдвинулась с места. Потом она, не переставая рычать, медленно подошла к сыру, быстро ухватила его и вернулась на место.
Эту операцию я проделал трижды, рискуя вообще остаться без сыра. Потом к моему удивлению собака перестала скалить на меня зубы, и я медленно пошел в противоположную от дома сторону. Она перестала лаять, что мне показалось чудом, пошла за мной, виляя хвостом, и наконец я вышел на дорогу.
Меня охватил озноб, когда я полностью осознал, как сильно я рисковал, и я дал себе зарок впредь быть более осмотрительным.
Три дня я шел на восток. Несколько раз я ловил себя на том, что заблудился. Меня мучили голод и жажда, но все-таки я шел дальше. В конце концов я вышел к окрестностям Ризе. Я уже хотел было войти в город, дождавшись ночи и под прикрытием кустов, но вдруг увидел группу людей, шедшую в сторону холмов. Это были армяне, по их виду и одежде я определил, что это были не крестьяне или другие простые люди. Они принадлежали к более высокому социальному классу.
Когда я вышел и поднял руки, чтобы успокоить их, я видел, как они испугались, словно перед ними явился сам черт. Все дело было в моей маскировке. По крайней мере, их она ввела в заблуждение. Мне ничего другого в голову не пришло, как крикнуть им по-армянски, что я тоже армянин.
Тогда они остановились как вкопанные и уставились на меня с недоверием. Я подошел к ним, и мы какое-то время смотрели друг на друга. Потом я сказал им, что нам надо бы укрыться под деревьями, и мы присели.
Эта была семья Дедеян из Эрзерума — муж, жена и их дочь Соня. Там была еще девушка, назвавшая себя Норой Азатян и маленькая девочка Ани, вероятно ее сестра. Среди них находилась также одна девушка чуть постарше, Дерна Бедросяи, и парень примерно моего возраста, Арег Балакян, смотревший на меня с недоверием — армянин я или нет. Они рассказали мне, что в Эрзеруме дела обстоят очень плохо. Семья Дедеян сбежала па автомобиле, по курды в горах отобрали его. Семья перенесла еще немало мытарств, а несколько дней тому назад они встретили Нору и других молодых людей и пошли вместе, помогая друг другу. Они надеялись прийти в конце концов в Трапезунд, но встретившийся им на пути армянин предупредил их, что этот город — не лучшее место для них.
Тогда они решили пойти в Ризе, но встретили старушку-армянку, которая поведала им, что из ее семьи осталась в живых только она одна. Они бродили уже в полном отчаянии, не зная, куда идти, когда навстречу им вышел я.
Я рассказал им о своих приключениях. Сказал, что собираюсь добраться до Ризе и найти там Мустафу Азури. Я объяснил им, что, хотя он и турок, но наверняка нам поможет.
Семья Дедеян была абсолютно измотана. Что касается Норы, то создавалось впечатление, что именно она всех вдохновляла и утешала.
Я решил, что место, в котором мы находились, довольно удобное для стоянки, поскольку оно было достаточно удалено от дороги. Я сказал им, что, если встречу Азури и найду какое-нибудь судно, они могут поехать со мной. Я видел, как у них загорелись глаза. Они были так измождены и голодны, что считали, что их жизнь уже висит на волоске, но мои слова приободрили их.
Нам повезло, что поблизости протекал небольшой горный ручей, и мы все могли досыта напиться. У них были с собой две фляжки и, по их словам, это спасло им жизнь.
Я подождал, пока стемнеет. Темнота с каждым разом мне нравилась все больше и больше. Она стала моей союзницей, и я был уверен, что ночью я вполне могу сойти за турка и никто не заметит обмана.
В последний раз я успокоил семью Дедеян. Арег останется с ними. Нора настояла, чтобы я поскорее уходил, что я и сделал.
Вечерело. Передвигаясь очень осторожно, словно дикий зверь, я дошел до окраинных домов города.
Я был уже там однажды с отцом, и мне было легко ориентироваться. С тех пор прошло много времени, но я хорошо помнил, где стоял дом Мустафы Азури.
Азури занимался контрабандой — забирал товары, которые доставляли почти к берегу русские корабли, и потом хранил их на разбросанных вдоль побережья складах. О нем отзывались как об очень хитром человеке, и я думал, что его отношений с отцом в прошлые времена будет достаточно, чтобы восстановить контакт.
Я залез на забор, отделявший его огород от дороги. Дом казался пустым, вокруг стояла тишина. С большой осторожностью я обошел участок и оказался перед главным фасадом дома. Я был уверен, что в доме никого нет. Я перешел дорогу и оказался в небольшом леске из молодых сосен. С другой стороны доносилось шуршание волн о песчаный берег. Ни единого постороннего звука. На берегу были привязаны к деревянному пирсу два судна метров восьми или девяти в длину. Это было как раз то, что мне нужно. Паруса и другие приспособления, наверное, хранились в маленьком помещении, защищенном от ветра в скалах, там, где кончались сосны.
