А. Глинкин - Дипломатия Симона Боливара
Во время пребывания в Новой Гранаде Боливар предпринял шаги для возобновления отношений с северным соседом. По его инициативе президент республики Картахена Родригес Торисес в октябре 1812 года назначил выдающегося венесуэльского патриота М. Паласио-Фахардо дипломатическим представителем в США. Паласио-Фахардо был депутатом конгресса в 1811 году, и его подпись стояла под Декларацией независимости Венесуэлы.
До столицы США Паласио-Фахардо добрался в декабре 1812 года. Он приложил немало усилий, чтобы убедить американское правительство оказать помощь испано-американским патриотам, положение которых было отчаянным. Но и ему не удалось пробить стену равнодушия в Вашингтоне. Государственный секретарь Монро и президент Мэдисон остались глухими к его призывам и просьбам. Не помогла поддержка Педро Гуаля, венесуэльского патриота, который бежал в США от преследований и вместе с Паласио-Фахардо вел переговоры. Дело завершилось тем, что 29 декабря 1812 г. Монро вручил им официальную ноту с изложением позиции США. «Соединенные Штаты, — говорилось в ноте, — находясь в мире с Испанией, не могут предпринять какого-либо шага, касающегося конфликта между различными частями испанской монархии, который мог бы скомпрометировать их нейтралитет. В то же самое время следует отметить, что, являясь жителями одного полушария, правительство и народ Соединенных Штатов проявляют живую заинтересованность в процветании и благополучии своих соседей в Южной Америке и будут с радостью воспринимать все содействующее их счастью».[176]
Таким образом, Вашингтон не скупился на пожелания процветания и счастья патриотам, отказывая им в оружии и боеприпасах.
Привлекает внимание еще одна деталь: государственный департамент не называл испано-американских патриотов «восставшей» или «воюющей стороной», как это допускается международным правом. Следом за Мадридом он именовал их «частью испанской монархии». Это означало только одно: борьба патриотов за независимость являлась всего лишь «семейной ссорой» в испанском доме, их внутренним делом, которое северного соседа никоим образом не касалось. Правители США поразительно быстро забыли, как еще недавно они сами были в положении испано-американских патриотов и как Франция и Испания признали их и оказали помощь.
Больше в США делать было нечего, и Паласио-Фахардо с паспортом на чужое имя отправился в Париж, поверив заверениям французского посланника в Вашингтоне Л. Б. Серюрье о сочувственном отношении Наполеона к борьбе испано-американских патриотов и возможности получить его поддержку. Однако миссия в Париж также закончилась крахом. Более того, Паласио-Фахардо оказался за решеткой по обвинению в сношениях с лицами, замешанными в антиправительственном заговоре. Незавидной была в то время участь дипломатов, представлявших борющиеся народы. Правда, гильотины удалось избежать. Французское правительство выдворило Паласио-Фахардо за пределы страны, и он перебрался в Англию. Там, находясь в изгнании, Паласио-Фахардо решил послужить своей стране пером. Он полагал, что страстный и правдивый рассказ о борьбе патриотов поможет торжеству их дела. Задуманная книга будет ударом по Фердинанду VII и его сатрапу Морильо. По приказу последнего, как стало известно Паласио-Фахардо, 26 октября 1816 г. был расстрелян его брат. В написании книги большую помощь оказал ему Андрес Бельо, находившийся в Англии.
В 1817 году в Лондоне книга Паласио-Фахардо «Очерк революции в испанской Америке»[177] увидела свет, В том же году она была напечатана в Нью-Йорке и Гамбурге, а затем в Париже. В ней автор поведал и о своих злоключениях в США. Так поневоле он стал первым историком освободительной борьбы народов континента. Боливар высоко оценил его труд.
В быстротечные дни второй венесуэльской республики Освободитель вновь пытался завязать отношения с Вашингтоном. В январе 1814 года он принял решение послать в США Хуана Topo. Но обстановка была настолько трудной, что тому не удалось выбраться за пределы Антильских островов.
Боливар установил также контакты с Педро Гуалем, находившимся по-прежнему в Вашингтоне. После того как другие дипломатические эмиссары восставших колоний по разным причинам покинули столицу США, Гуаль считал себя представителем всех борющихся народов испанской Америки, хотя и не имел на это формальных полномочий. Его стали называть «дипломатическим эмиссаром без родины». Но и Гуалю, несмотря на обширные связи в деловых и политических кругах США, не удавалось ничего сделать. Вашингтон все больше ужесточал свою позицию. Правительство США втягивалось в борьбу с Испанией за Флориду и не хотело отвлекаться на другие вопросы.
Таким образом, действительность показала несбыточность надежд на получение помощи со стороны северного соседа. Горькое прозрение многих руководителей и участников борьбы за независимость испанской Америки вызвало их резкую критику в адрес США, осуждение эгоизма и своекорыстия североамериканской буржуазной демократии, осознание растущей угрозы с Севера.
В 1815 году в «Письме с Ямайки» Боливар публично осудил невмешательство США: «Увы, надежды наши оказались тщетными! Не только европейцы, но даже наши северные братья остаются равнодушными созерцателями битвы, которая по сути своей является самой справедливой и по целям самой благородной и важной из всех тех, что происходили в древние и новые времена, ибо можно ли переоценить великую значимость свободы в полушарии Колумба?».[178] Придирчивый знаток истории, возможно, увидит преувеличение в словах о самой важной битве. Но понять Боливара можно: ведь он был пламенным патриотом, а речь шла о судьбах его любимой и многострадальной родины.
В последующие годы Освободитель стал называть внешнеполитическую стратегию северного соседа «политикой математически выверенных сделок».[179] Тем самым он подчеркивал сугубо прагматическую направленность этой политики, лишенной солидарных чувств с борцами за торжество свободы и национальной независимости. Заслуживают упоминания свидетельства английского посланника в Колумбии Патрика Кэмпбелла. Он сообщал в Лондон: «Холодность Боливара в отношении правительства и населения Северной Америки объясняется, судя по высказываниям последнего, тем, что они мало сделали для оказания помощи новым государствам в их борьбе за дело независимости и начинали действовать только тогда, когда для их собственных частных интересов открывались выгодные перспективы».[180]
Представления Боливара о США складывались не только на основе анализа их внешнеполитического курса. Многое говорил ему конкретный опыт американо-венесуэльских взаимоотношений. Довольно скоро возникли конфликтные ситуации, и их урегулирование потребовало от Боливара немалого дипломатического искусства и выдержки.
Первое столкновение интересов произошло в связи с провозглашением так называемой независимой республики Флорида (остров Амелия).
В 1816–1817 годах группа испано-американских патриотов, находившихся в США, подготовила и осуществила вооруженную акцию по освобождению испанской колонии на острове Амелия, расположенном напротив северного побережья Флориды. Центральной фигурой этой группы был Педро Гуаль. В нее входили венесуэльцы X. Р. Ревенга и X. Г. Россио, новогранадец М. Торрес, мексиканец М. Сантамария и перуанец В. Пасос. Время было тяжелое. Почти повсеместно в испанской Америке торжествовала роялистская реакция. Находясь в изгнании, эта группа патриотов в середине 1816 года создала организацию, своего рода революционную хунту в эмиграции, разрабатывавшую планы освободительной экспедиции в целях возобновления борьбы против испанских колонизаторов. «Здесь мы делали кое-что на пользу Южной Америке, — сообщал в одном из своих писем Гуаль, — это является единственной и главной целью, объединяющей всех нас».[181]
Революционная хунта в изгнании стала центром притяжения для многих участников освободительной борьбы, как испано-американцев, так и иностранцев. С ней установили связи испанец генерал X. Мина, сражавшийся за независимость Мексики, французский корсар, герой обороны
Картахены Л. Ори, шотландец Г. Мак-Грегор, сражавшийся вместе с Боливаром в Венесуэле, и др.
Готовя на Гаити вторую освободительную экспедицию, Симон Боливар наладил контакт с Гуалем, сообщал ему о своих планах. Он считал Гуаля неофициальным представителем борющейся Венесуэлы и поручил ему готовить почву для развития взаимовыгодной американо-венесуэльской торговли и привлечения американских деловых людей в Венесуэлу. «Приложите усилия для распространения этих идей среди всех лояльных иностранцев»,[182] — писал Боливар из Порт-о-Пренса. Высадившись на венесуэльской земле, Освободитель 5 января 1817 г. назначил Педро Гуаля и генерала Лино де Клементе, находившегося также в Филадельфии, дипломатическими эмиссарами Венесуэлы в США. Согласно инструкциям, они уполномочивались заниматься всеми политическими и торговыми вопросами от имени республики Венесуэла.[183] Действуя в этом качестве, им удалось закупить и направить в освобожденные районы Венесуэлы несколько тысяч ружей и боеприпасы. Кроме того, Клементе активно включился в подготовку освободительной экспедиции, задуманной группой Гуаля.
