Булат Жандарбеков - Томирис
Сын Камбиза! Боги сохранили тебя для великих дел. Твой дед изверг и убийца! Не только Персия, но и вся Мидия стонет от его сумасбродств. Мы, первые люди великой Мидии, устали от него. Ты, царевич, родной внук и законный наследник Ас-тиага, и у тебя много друзей в Мидии. Поднимай Персию и иди войной на кровопийцу Астиага, а мы поможем тебе овладеть леей державой твоего деда.
Если ты выступишь против Астиага, я явлюсь к тебе и откроюсь, если же ты не тот, за кого я тебя принимаю, и не решишься выступить, пусть мое имя останется для тебя тайной".
* * *Кир ворвался в покои своих родителей. Он бы крайне возбужден. Камбиз и Мандана переглянулись и с тревогой уставились на Кира.
— Отец, ты говорил мне, что нет на земле людей правдивее персов, что для персов самый страшный порок в человеке — это ложь и обман. Тогда почему вы меня обманывали, скрывая правду о моем рождении и детстве?
Камбиз оглянулся на Мандану.
— Видишь ли, сын мой, обманывать — грех, это правда. Но не святотатство ли восстанавливать тебя против родного деда, отца твоей матери? Пусть простят меня боги, но я не хотел нарушить мир в семье, только обретя — вновь потерять тебя, и теперь уж навсегда! Я вижу, что кто-то открыл тебе глаза, что ж, рано или поздно это должно было случиться. И что же? Ты врываешься в покои своих родителей, обвиняешь их. Глаза твои горят ненавистью к родному деду. Мир нарушен, и тревога поселилась в наших сердцах, а что изменилось? Разве порок наказан, а справедливость восторжествовала? Нет, все осталось, как прежде, только нам всем стало хуже. Сила всегда права! Самое страшное и ужасное — ощущение своего бессилия. Уйми свой гнев и смирись, сын мой!
— Самое страшное и ужасное — это предательство, отец! И я совершил его! В угоду вам, не желая вас огорчать, я предал, отплатив черной неблагодарностью людям, спасшим мне жизнь. Я старался забыть о честном Митридате, воспитавшем меня, о матушке Спако, вскормившей меня своим молоком, вы, мои родители, вместо того чтобы жестоко наказать меня за черствость к людям, сохранившим меня для вас, только радовались моей подлости. И совсем чужой человек, вероятно, даже презирающий моих низкорожденных приемных родителей, напомнил мне о моем долге. Я должен исправить содеянное зло. Я прошу разрешения привезти их сюда, а если вы откажете, я сам уеду к ним,
Камбиз опять оглянулся на Мандану.
— Ты терзаешь мое сердце, сын. Наша вина безмернее твоей. Мы виновны вдвойне: и за тебя, и за себя. Радость застлала нам сердце и разум. Теперь поздно. Неужели ты думаешь, что их оставили в живых?
Кир сжал кулаки.
— Спасибо, отец. Я все-таки пошлю за ними. И последняя просьба... благословите меня — я поднимаю Персию на деда! Я хочу воплотить вещий сон в явь.
— Дед твой силен, а Мидия могуча. Я прожил жизнь, сын мой, и смерть не страшит меня. Я страшусь за тебя. Твой дед и тезка, я говорю о моем отце, поднимал Персию против Киаксара и был побежден. Я знаю, что Персия бурлит и ждет вождя, я слаб и с радостью передам свою власть тебе. И пусть страх терзает мое сердце, но я предчувствую, что столкновение неизбежно — не выступишь ты, выступит царь Мидии на Персию, а поэтому благословляю тебя, да покровительствует тебе Ахурамазда в твоем начинании!
Кир посмотрел на мать, но мертвенно бледная Мандана не проронила ни слова.
* * *По просьбе Кира Камбиз повелел каждому племени персов выделить по тысяче человек, снабдить всех серпами и направить в Пасаргады. Первыми прибыли посланцы племени па-саргадов. Они поспешили, предвкушая радушную встречу во дворце царя. Им всегда были рады, так как род Ахеменидов вышел из этого племени. Но встретивший пасаргадов Кир не пригласил их во дворец, а отвел на широкий царский луг и велел здесь располагаться. Обиженные и недоумевающие пасаргады начали устраиваться, но так как они с собой ничего не прихватили, то стали сооружать примитивные шалашики, а то просто, без затей, ложилирь прямо на сырую землю.
Когда собрались посланцы всех племен и тоже, подобно па-саргадам, устроились кое-как на том же месте, Кир обратился к ним с предложением скосить вееь луг. Обескураженные персы, а среди них были и родовитые, принялись за работу, тем более что Кир без долгих слов взял в руки серп и стал жать. Работали без отдыха целый день, а когда вечером, валясь с ног от усталости, голода и жажды, собрались, чтобы поужинать, Кир, разведя руками, сказал, что повара не успели ничего приготовить. У персов не осталось сил на возмущение, и они повалились там, где стояли, на землю и заснули мертвецким сном.
Когда, кряхтя и стоная от ломоты, персы проснулись наутро, то их ожидала приятная неожиданность. Царские повара поработали на славу, и дастархан, накрытый ими, ломился от еды и питья. Персы сразу позабыли все обиды и усталость. Пир пошел горой. Целый день пировали и веселились персы, а вечером встал с места Кир и попросил внимания.
— Ответьте мне, персы,— сказал он, когда шум застолья стих,— какой день вам понравился больше — вчерашний или же сегодняшний?
Персы повалились от хохота. Ну и шутник же царевич!
— Ответ ваш повял. А теперь скажите, как хотели бы вы жить, по-вчерашнему или по-сегодняшнему? Вчерашний день — это ваша жизнь сейчас, под игом Мидии. Сегодняшний день — это жизнь, которую я хочу вам дать. А для этого, персы, надо взять в руки меч и мечом добывать себе лучшую жизнь. Если вы последуете за мной, то я освобожу вас от тягот и бремени, дам вам многие блага и славу! Я призываю: восстань, Персия!
Восторженный рев покрыл слова Кира.
* * *Когда Астиагу сообщили, что Персия поднялась и во главе бунтовщиков встал его внук, то он лишь презрительно усмехнулся: мальчишка, сопляк, надо будет выпороть его, чтобы неповадно было. В Персию бы послан индийский полководец Арбак с наказом: мятежников рассеять и жестоко покарать, а этого мальчишку, Кира, захватить живьем и привезти в Экбатаны.
Арбак, совершив стремительный марш, встретился с мятежными войсками персов под Пасаргадами. Стычка закончилась бегством персов, испытывавших робость перед мидянами. Напрасно Кир пытался остановить свое воинство, бегство было неудержимым. Когда беспорядочные толпы персов достигли Персии, то ворота города оказались запертыми, а высыпавшие на крепостные стены женщины стали осыпать беглецов злыми насмешками. Пристыженные воины повернули вспять. Сурово встретил Кир персов. Он клеймил их жестокими словами, напомнил, что мидяне безжалостно расправятся с побежденными бунтовщиками, взывал к совести и чести, уверял, что персы сильнее и храбрее мидян.
* * *Арбак, уверенный, что теперь персы долго не опомнятся, решил готовиться к штурму Пасаргад, и в это время на него неожиданно обрушилась персидская армия.
Арбак погиб, а его войско было разгромлено в пух и прах. Кир вторгся в Мидию.
* * *Астиаг был в растерянности. Этот мальчишка неудержимо приближался к Экбатанам, громя высланные против него армии.
А дело было в том, что настоящие, боевые военачальники мядян один за другим сложили свои головы не в битвах и сражениях, а на плахе, по произволу Астиага, а новые, всю жизнь продрожавшие в свите возле своего страшного господина, со-втеетственно вели себя и на поле битвы. Угроза его трону сделала Астиага деятельным и энергичным. Он призвал в армию всех мидян от шестнадцати до пятидесяти лет и собрал поистине неисчислимую рать. Оставалось выбрать опытного военачальника, такой человек у Астиага был. После некоторого раздумья он назначил главнокомандующим Гарпага! "Человек, с таким хладнокровием воспринявший смерть своего сына, не имеет сердца,— размышлял ми-дийский царь,— именно такой полководец жестокий, не знающий жалости, и нужен для усмирения бунтовщиков".
* * *Увидев такую несметную армию, персы оробели. Да и сам Кир, несмотря на всю свою мальчишескую самонадеянность, понял, что перед ним настоящая, первоклассная армия с опытным и смелым полководцем во главе.
Ночью, когда Кир ломал голову над разными вариантами отхода своих войск в Персию, потому что сражаться с такой армией мидян было безумием, к нему в шатер привели мидянина. Кир не поверил своим глазам — перед ним стоял таинственный незнакомец, передавший ему послание, зашитое в зайце. Незнакомец ухмыльнулся и сказал Киру такое, что он не поверил и своим ушам. Гарпаг предлагает сдать ему, Киру, Экбатаны без боя! Правда, до этого надо сразиться, но мидий-ский военачальник уверял, что после короткого боя он отступит в столицу.
Можно ли верить Гарпагу, добывшему Астиагу столько побед своим доблестным мечом? Может быть, он, догадавшись о намерении Кира отступить и не желая гоняться за персами, завлекает в ловушку?
Только юность была способна на такой риск — Кир решил дать сражение и, если Гарпаг обманул, погибнуть, но не бежать с поля боя. И персы пошли в самоубийственную атаку, потому что они вкусили радость победы и безгранично любили своего царевича, а он шел впереди. Каково же было их удивление, когда мидяне бежали, так и не начав битвы.
