Абель Поссе - Райские псы
Но захват не удался: Мордехай, повсюду имевший сторонников — среди матросов, солдат, «нежелательных» и шлюх, — успел улизнуть в трюм. А затем перебрался на борт «Ла Горды», где орудовала целая банда копиистов, множивших зловредные подрывные листовки.
Врата, открывающие путь к незримому, сами доступны взору человеческому. Это Адмирал знал твердо.
В рубке он еще раз изучил секретные карты. Многолетние поиски, сомнительные поступки, работа упрямой мысли, интуиция — вот что лежало за ними. (Многим доводилось читать эти священные тексты и тексты языческие. И только один, избранный — потомок Исайи, — получал ключ к тайному смыслу реченного…)
Повернуть на четверть к югу, придерживаться линии между тропиком и экватором. Нет сомнений, здесь прошел аббат Брандан в 565 году, здесь удалось ему переступить порог.
Адмирал уверен: несмотря на блуждания, несмотря на безветрие, они приближаются к Началу,
Господь послал ему столько знамений! Ужель теперь отступится? Незнакомые фрукты, звонкоголосые птицы, невиданная жара — все это знаки. И главный из них — дивный аромат, приносимый ночным ветром (быстроцветный жасмин, сорванный украдкой цветок апельсинового дерева). Эти знаки гнали его вперед. Они были наградой за бесстрашие, за дерзость. Он сорвал с себя волшебные цепи Бобадильи, поборол соблазн стать хозяином дышащих серой земель. (Кто не знает, что адские врата находятся неподалеку от врат спасения, это было известно Данте, но все-таки он совершил большую ошибку, назвав Счастливые острова, Канары, Земным Раем. До чего легковесны в своих сужденьях поэты!)
Долгие часы, забыв обо всем, стоит Адмирал на мостике. Не покидает его даже в сумерки. Приказывает отобрать юнг с острым зрением и посылать их на марс. Хотя в душе он уверен, что только ему будет дарована честь первым увидеть желанную цель.
При мерцающем свете лампы перечитывает он свои записи:
«Там, за Океаном, что окружает четыре края Континента, есть другая земля, в коей находится Рай — обиталище людей до Потопа».
Есть о том и иные свидетельства: «Я вправо, к остью, поднял взгляд очей, //И он пленился четырьмя звездами,// Чей отсвет первых озарял людей. (Данте, Божественная комедия, «Чистилище», песнь 1*.)
Но почему Исаак и Иаков не сказали ни слова о том, как побывали в Раю? Что за тайна запечатала им уста? {96}
«Изгоняя Адама из Рая, Бог позволил ему взять с собой шафран, туберозу, сладкую кукурузу, корицу и много семян фруктовых деревьев.
Есть в Раю семь врат золотых и семьдесят престолов из золота и алмазов» (Иешуа Бен Леви сумел проникнуть в Рай с помощью известной бесчестной уловки. Его свидетельство, заверенное раввином из Генуи, стало решающим доводом для Банка Сан-Джорджо и финансиста Сантанхеля. Они пошли на риск и дали ссуды на экспедицию).
«Там, за Тропиком Козерога есть обитаемая земля — самая высокая и благородная часть мира. То Рай Земной» (Аббат д'Айи. «Образ мира»).
Но Адмирал не ищет ни злата, ни алмазов, ни жемчуга. Не станет он разграблять Райские врата, словно брошенный домишко в окрестностях Генуи.
Его устремления высоки, грандиозны, несказанно значительны. Он вернется назад, лишь одержав победу над смертью! Он швырнет вечность к подножию трона королевы Изабеллы! Он сбросит груз смертной тоски с плеч задыхающегося Запада (как перекидают лопатами тонны угля на берег с его каравелл наглые шлюхи, убийцы и завистливые земледельцы).
Он напишет в Банк Сан-Джорджо: «Ни одному смертному со времен царя Давида не была ниспослана милость, подобная той, что была дарована мне».
Они близки к цели. Пришла пора посвятить в Тайну других. Он призвал судового раввина Луиса де Торреса (до сего момента числившегося толмачом), сапожника-мистика Алонсо Переса де Кадис и инспектора Короны.
И Адмирал произнес:
— Кабальеро, вы не равны по рождению, но я собрал вас как равных, ибо хочу сообщить нечто весьма замечательное. Вот-вот достигнем мы земли. Какой земли? Индии, Востока, может, Сипанго либо Офира. Но как знать! Разве не можем мы обнаружить нечто большее? Нечто великое… Вдруг проникли мы в те недоступные смертным места, где побывал аббат Брандан?.. И думать нам следует не о географии, не о выгоде, не о земных благах… Хочу положиться на вас и на вашу преданность и хочу упредить вас: готовьтесь к встрече с Великим… Не каждому человеку дано пережить сие испытание…
Но понял смысл сказанного Адмиралом лишь один тайный раввин. Он пал на колени и благочестиво запричитал:
— Eretz Israel! Прав был Иаков: мир сей лишь преддверие мира грядущего. И мы должны приготовиться в передней, прежде чем войти в залу (так учит Талмуд!). — И он зарыдал, брызгая слюной.
12 октября 1492 года. Гуанаани. Всю ночь провел Адмирал на мостике. Наконец, еще до полуночи, появился в небе знак в виде огненного меча (но очень далекий, едва различимый — должно быть, подавал сей знак какой-то нерадивый ангел, тысячи лет проскучавший на не слишком почетном посту). «Словно свеча, которой провели сверху вниз», — записал Адмирал в дневник.
Слабый ветер дует в корму. Адмирал указывает рулевым какую-то точку на горизонте, но они ничего не видят. Лишь королевский постельничий Гутьеррес подтверждает: да, там действительно что-то есть.
Итак, флотилия приближается к цели. Адмирал запирается в рубке и размышляет.
Он чувствует страх. А вдруг его ждет разочарование? Страх перед реальностью. Опять реальность? А если они действительно окажутся на Сипанго, или в Катае, или в Офире, со всем их золотом?
Но вот уже кричит с марса «Пинты» Родриго де Триана. Два часа по полуночи. Рассвет в тропиках: пурпурными перстами сеет заря зерна всех цветов и оттенков.
— Земля по носу! По носу, Адмирал! — размахивает он рубашкой. Голос андалусца катится по спокойному морю и разбивается о борт «Санта Марии».
Люди карабкаются по снастям. Вылезают из трюмов. Кричат. Смеются. Молятся. Поют «Salve Regina». Бреются, словно пришла пора идти на воскресную корриду. {97}
Но Адмирал не участвует в ликовании толпы. Он прячется в рубке. Да, берег отчетливо виден, но нет там высокой горы. Нет и огромной волны, что домчит каравеллы до сердца Рая.
Видно, то лишь окраины Эдема. Земли, где побывал аббат Брандан.
Значит, их ждут новые тяжелые испытания — на море и при дворе. Значит, недостойны они еще права с окраин перейти в omphalos Эдема. Значит, опять он будет смотреть, как влачат свою жалкую жизнь люди, как без конца повторяется одно и то, же: горести, крушения надежд, скука, смерть…
Ну что ж, он снова будет бороздить морские просторы, снова будет отыскивать верный курс — пока не найдет Начало Начал.
Но сейчас не время говорить об этом. Он молчит. И записывает в свой дневник знаменитые строки:
«…то был один из Лукайских островков, и звался он Гуанаани. Тут же увидели нагих людей, и Адмирал съехал на берег в лодке, а с ним были Мартин Алонсо Пинсон, Висенте Яньес Пинсон, Родриго Санчес де Сеговиа и нотариус Родригес де Эскобедо, чтобы засвидетельствовать, что он, Адмирал, первым вступил во владение этим островом от имени короля и королевы, его государей. А чтобы поддержать дружбу с нагими островитянами, я дал им несколько алых колпаков и стеклянные четки, какие вешают на шею, и много других пустячных предметов, и все это доставило им большое удовольствие…»
4 августа 1498 года. Omphalos. Как ни странно, но в жизни Адмирала, в подлинной его жизни, за 12 октября 1492 года следовал день 4 августа 1498 года.
Бесконечные немилосердно жаркие дни. Пустынное море. Готовая закипеть вода. Влажные росные ночи.
Пылающие огнем тропики. Воздух Америки — дыхание горячечного пса.
Вдали — полуостров Пария. Монотонная золотая лента. Пенная кромка безмятежного моря.
На фоне ночного неба едва заметно светится голова Адмирала, то фосфоресцируют впитавшиеся в кожу его морские песчинки и соль. Из-за этого голова кажется очень большой и напоминает хрустальные маски, которые в этих таинственных землях кладут на лица умерших вождей.
Его слепит утреннее солнце. Глаза Адмирала, утомленные вечным поиском признаков Входа, почти перестали видеть. Защищаясь от солнца, он прикрывает их красными веками — двумя сморщенными, высохшими кусочками кожи.
Ветра почти нет. Нос флагманского корабля разрезает прозрачную спокойную воду. Вдали белой полосой тянется берег. Зеленая нитка пальм. Пушистая бахрома пены.
Вот уже тридцать три дня, как не спит Адмирал. И почти не ест. Днем бродит по кораблю под палящим, слепящим солнцем, что-то шепчет. Порой начинает бредить, кричит. Принимает реальных людей за призраки.
Уже нет к нему прежнего уважения. Над ним потешаются. Бросают в спину злые шутки. Адмиралу желают смерти (и боятся ее — так бывает с любым тираном). С палубы «Вакеньос» кричат ему что-то, кривляясь, шлюхи.
Слуги словно забыли об Адмирале. Он находит себе пристанище то на баке, то на корме. Вспоминает о нем лишь ландскнехт Ульрих Ницш и приносит кувшин свежей воды.
