Виктор Поротников - Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец
– Ну и при чем здесь я? – вызывающе спросил Василий.
– То есть как «при чем»? – удивился евнух. – Разве ты не оказывал василевсу услугу в одном, скажем так, щекотливом деле?
Василию надоели эти намеки. Он резко сказал:
– Ты пришел сообщить мне о милости императора, я слушаю тебя.
Волумниан слегка заерзал в своем кресле.
– Я буду краток, – начал он. – Как, по-твоему, я несчастный человек?
– По тебе не скажешь, – ухмыльнулся Василий.
– Верно подмечено, дружок. Пусть я – скопец, зато стою выше многих знатнейших мужей Империи! А почему? Ответ прост – среди придворных должностей самые высшие принадлежат таким, как я. – Волумниан горделиво приподнял подбородок. – Смекаешь, русич? Я вырос в небогатой семье, но сумел получить достойное образование и пробился в дворцовые писцы. С годами я вошел в доверие к главному евнуху, без участия которого не совершается ни одно начинание василевса. В конце концов преславный Диотим сделал меня своей правой рукой, своим всевидящим оком.
Вот эти руки помогали одеваться и раздеваться первой супруге василевса, ныне покойной. Эти глаза видели прекрасную наготу Евпраксии, любимой наложницы василевса, как и наготу других женщин, приводимых в спальню императора не кем-то, а мною. – Волумниан несколько раз ткнул себя в грудь растопыренными пальцами. – Я каждодневно вижу нынешнюю супругу василевса в одежде и без одежд. Я знаю все ее женские тайны, как и тайны всех прочих женщин, живущих под сводами дворца.
Через кого они действуют, когда желают утолить свою похоть? Через меня, дружок. Мне платят и повариха, возжелавшая соединиться на ложе с каким-нибудь стражником, и сам император, когда я привожу к нему очередную красотку. Я несказанно богат, русич. Богаче меня в этом городе, пожалуй, лишь паракимомен и василевс.
– Но ты беден в другом, приятель, – сказал Василий, угрюмо взирая на Волумниана. – Даже за все свои сокровища ты не сможешь опять стать мужчиной.
– А я и не стремлюсь к этому! – воскликнул Волумниан. – Сколько бед и несчастий подстерегает мужей, гордящихся своей мужественностью! Многие ли из них доживают до старости, погибая в сражениях и дворцовых интригах, умирая от яда и петли, причем часто их к этому толкают женщины. Да будет тебе известно, дружок, женщина есть сосуд греха! Это вселенское зло!
Сначала мужчины теряют из-за женщин голову, потом богатства, а затем и свою жизнь. И так будет всегда. Лишь человек с холодным сердцем и разумом способен трезво мыслить и не пленяться женской красотой настолько, чтобы предать друзей и своего покровителя.
– Сожалею, друже Волумниан, но все сказанное тобой мне не интересно, – пожал плечами Василий.
– Что ж, перейду к главному, – после краткой паузы вновь заговорил Волумниан. – Божественный повелитель ромеев восхищен твоим благородством, Василий, а также твоей статью и красотой. Посему он дарует тебе должность помощника протовестиария, благо ты знаешь греческий язык. Протовестиарий – это главный церемониймейстер дворца. Быть его помощником – высокая честь, дружок. Правда, перед этим тебя оскопят, – скороговоркой добавил Волумниан. – Процедура эта хоть и неприятная, но почти безболезненная, поверь мне.
Василий сидел не двигаясь, как пораженный громом. Услышанное не укладывалось у него в голове.
– Это и есть милость императора? – пересохшими губами прошептал Василий.
– О да! – Волумниан улыбнулся, но тут же согнал с лица улыбку, встревоженный выражением глаз новгородца. – Но ты, кажется, не рад этому, дружок?
– Я родился мужчиной и мужчиной умру, – глухо произнес Василий, – так и передай императору, евнух. Такая милость мне не нужна!
– Отказываться нельзя, дружок, – предупредил Волумниан, – это чревато большими неприятностями.
– И все-таки я отказываюсь! – упрямо сказал Василий. – Господь сотворил человека по своему образу и подобию. Оскопление есть осквернение творения Божия и насмешка над Вседержителем!
– Не кощунствуй, дружок. Ты не знаешь всего. Я скажу тебе по секрету, что таким способом василевс желает спасти тебя от смерти, коей добивается для тебя та знатная матрона, в доме у которой ты оставил Божественного.
– Лучше смерть, чем такие почести! – проворчал Василий.
– Вот неразумный! – всплеснул руками Волумниан. – Ты потеряешь маленькую частицу своего тела, а взамен приобретешь власть и богатство! Огромную власть и огромное богатство!
– Мне не нужны власть и богатство, полученные такой ценой! – рявкнул Василий прямо в лицо Волумниану.
В нем закипала ярость.
Волумниан перепугался. Попадать под горячую руку этого могучего русича ему совсем не хотелось.
– Хорошо, хорошо, дружок! – залепетал Волумниан, поднявшись с кресла и пятясь к двери. – Я передам твои слова василевсу. Император милостив, быть может, ты получишь другую должность, коль эта тебе не подходит.
Однако, оказавшись у дверей, евнух заговорил по-другому:
– Ты все равно получишь благо, от которого столь рьяно отказываешься, упрямец! И впоследствии ты будешь благодарить за это Божественного!
Волумниан несколько раз хлопнул в ладоши.
В комнату вбежали четверо темнокожих молодцев в набедренных повязках, с медными браслетами на мускулистых руках. Они в ожидании уставились на Волумниана.
Почуяв недоброе, Василий медленно поднялся со стула и сдернул с себя плащ.
Волумниан небрежно ткнул пальцем в русича:
– Тащите его туда, где у нас из мужей делают евнухов.
Чернокожие гиганты молча бросились на Василия.
На глазах у пораженного Волумниана Василий сильнейшим ударом кулака оглушил одного из нубийцев, затем сломал шею другому, а третьему вывихнул руку в плече. Четвертому нубийцу Василий размозжил голову о стену, забрызгав все вокруг кровью. Это страшное зрелище сопровождалось дикими воплями и стонами несчастных нубийцев, всей мощи которых не хватило даже на то, чтобы разорвать рубаху на новгородце.
Волумниан кинулся бежать, сзывая отовсюду дворцовую стражу. Он осмелел только тогда, когда около него собралось полтора десятка рабов-служителей и эскувитов, дворцовых стражников.
В одном из коридоров дворца образовалась свалка – это рабы и стражники пытались скрутить русича. Вокруг бегал Волумниан, крича, чтобы новгородца не убивали, ибо он нужен василевсу живым.
Василий же жаждал смерти, понимая, что иного выхода у него нет. В руке у Василия оказался меч, отнятый им у одного из стражей. Он без пощады наносил удары мечом направо и налево. Кровь убитых и раненых рабов и стражников окрасила мозаичный пол. Эскувиты тоже схватились за оружие, не слушая предостерегающих воплей Волумниана. Рабы в страхе разбегались кто куда. Подбежавшему военачальнику Василий мастерским ударом снес голову с плеч и завладел еще одним мечом.
Орудуя двумя мечами, Василий стал пробиваться туда, где, по его представлению, должен был находиться выход из дворца. Свирепый вид русича в забрызганной кровью рубахе, его безжалостные глаза, сверкающие клинки у него в руках заставляли эскувитов держаться на расстоянии от столь опасного противника. Самые храбрые из стражников приняли смерть от мечей Василия.
Наконец сила одолела отчаянную доблесть одиночки. Израненного, но еще живого Василия проволокли по ступеням в холодный подвал, где содержались узники. Там его оставили лежать на грязной, изъеденной мышами соломе.
* * *Бирюзовые воды Волхова ласково покачивают легкий челн, на корме которого восседает Василий с веслом в руках.
Журчат водяные струи под лопастью короткого весла.
Солнце слепит Василию глаза. Шуршит на ветру камыш.
В небе кувыркаются юркие ласточки.
У самого берега стоит девица по колено в воде, в мокром, прилипшем к телу сарафане. Девица вся в тине, зеленые водоросли запутались в ее распущенных русых волосах. Стоит она лицом к лесу, спиной к реке и не замечает челнок Василия.
Василий перестал грести. Челн замедляет свой бег совсем близко от девицы. Василий знает, что это Борислава. Он негромко окликнул ее.
Девица будто не слышит его.
«Борислава, я хочу забрать тебя в мир живых», – чуть громче повторил Василий.
Девичья фигура медленно обернулась.
Василий невольно вздрогнул – перед ним оказалась Любава!
«Не дождалась я тебя, Вася. Прости! – промолвила Любава со слезами на глазах. – Истомилась я по тебе, исстрадалась!..»
Закричал Василий от отчаяния и… очнулся от тяжкого забытья.
Вокруг мрак и холод. Глухая тишина подземелья.
Василий свернулся калачиком, сгреб на себя побольше соломы. От увиденного им сна веяло родиной и теплом. Вот только Любава… Неужели и она руки на себя наложила? Нет, не может быть! Это бред! Наваждение! Василий гнал от себя дурные мысли.
Сколько времени Василий томится в темнице? День… два… три?
А может, больше?
Василию несколько раз приносили еду. Дважды приходил лекарь с какими-то пахучими снадобьями. Кто-то еще заглядывал сюда…