Ильяс Есенберлин - Шестиглавый Айдахар
Привыкшие к жестокости монголов, люди видели подобное впервые. Толпа потрясенно молчала, и только несколько неуверенных, робких голосов попытались выкрикнуть: «Пусть растет твоя слава, эмир!»
Новый эмир сделал палачам знак, чтобы они убрали тело брата, и, сев на черного иноходца, вся сбруя которого была украшена серебром, поехал во главе своих нукеров в город.
Да, подобное нельзя забыть. Саук словно бы заново пережил в эти мгновения когда-то виденное.
– Мы знакомы с тобой, – сказал он Святославу. – Помнишь, как мы сидели за одним дастарханом, когда еще был жив хан Сартак? В память об этом я хочу подарить тебе жизнь. Но вина твоя тяжела, и не наказать тебя нельзя. – Саук помедлил, впился взглядом в лицо Святослава. – Ты должен задушить собственными руками младшего брата. Он все равно будет убит. Если сделаешь, как я тебе сказал, слово мое крепкое, ты останешься жить…
Старый воин опустил голову и долго молчал. Мутная слеза скатилась по его обветренному, иссеченному годами лицу.
– Пусть будет так, – тихо сказал он. – Прикажи своим воинам развязать мне руки.
Душа Саука ликовала. Такого еще не видели и не знали орусуты. Пусть запомнят этот день навсегда. Да разве может быть в подлунном мире по-иному? Кто решится отдать свою жизнь ради другого, да еще обреченного? Страх за себя дороже родной крови. Этому закону следовали даже чингизиды, люди, отмеченные перстом самого бога.
Страшную месть придумал Саук для Святослава. Никогда люди не простят ему убийства брата, и все отпущенные ему Небом годы будет бродить этот когда-то сильный воин изгоем среди своего народа.
Страшнее смерти может быть только позор. Его не смоешь ничем: ни поступками, ни словами. Так пусть же, выполнив условие, Святослав живет, но отныне ясный день станет для него темной ночью и каждый шорох будет гнать его, точно дикого зверя, в лесные чащи, подальше от людей, дорог и троп. Живой мертвец начнет бродить по орусутской земле, вселяя ужас в каждого, кто осмелится хотя бы только подумать о непокорности.
Глаза Саука горели мстительным огнем.
– Развяжите его! – велел он нукерам.
Те поспешно исполнили приказ.
Все так же, не поднимая головы, старый воин стоял перед Сауком, медленно растирая посиневшие от волосяного аркана руки.
– Ну, что же ты! – нетерпеливо сказал тот.
Святослав резко вскинул голову. На миг глаза двух стариков – орусута и монгола – встретились. И вдруг Святослав метнулся вперед. Мелькнул в воздухе, словно крыло птицы, красный чапан падающего с коня Саука.
Все произошло так быстро, что ни один воин не успел ни двинуться с места, ни выхватить саблю. Когда же они бросились и оторвали, наконец, орусута от Саука, все было кончено. Свершилось страшное. Монгол неподвижно лежал на сырой, истерзанной копытами коней земле с раздавленным, измятым кадыком.
– С дороги! Прочь с дороги! – закричал Каблан-нойон, надвигаясь грудью своего огромного жеребца на Святослава.
Заслоняя в страхе лица руками, отпрянули в сторону нукеры. Яростно взвизгнула, остро блеснула в лучах утреннего солнца кривая монгольская сабля…
* * *Великий хан Золотой Орды Берке ликовал. Тумены Ногая, легко преодолевая сопротивление врага, все больше продвигались в глубь Азербайджана. За несколько недель расправился с орусутами Каблан-нойон – сжег непокорные города, залил их землю кровью. С верховьев реки Или в ставку приехала желанная Кутлун-Шага.
Кому же радоваться, если не хану, когда храбрые воины прославляют его имя новыми победами?
Хан не должен знать плохого настроения, потому что все радости волею неба принадлежат ему одному. Пусть льется кровь, пусть плачут на пепелищах рабы! Что из того? Сердце настоящего монгола должно ликовать при виде крови и слез!
И совсем не важны потери. Пусть погибли многие из тех, кто добыл для него победу! К чему думать, что где-то есть на свете люди, оплакивающие павших? Вместо них придут другие – молодые и сильные, и они будут служить хану преданно и верно, и станут повиноваться любому его желанию и приказу.
«Погибших забудут, зато победы останутся в веках» – так говорил великий Чингиз-хан, не знавший страха и сомнений. Будь иначе, монголы никогда не стали бы самым сильным народом.
Берке жаждал новых побед, и поэтому приезд Кутлун-Шаги и радовал его, и огорчал. Вспыхнувшее с новой силой чувство к молодой женщине постоянно боролось в нем с желанием немедленно отправить ее в улус отца с новым войском, чтобы помочь тому в борьбе с Алгуем.
Но осмотрительность на этот раз словно покинула Кутлун-Шагу. К тому времени, когда она прибыла в верховья Или с войском, которое дал ей хан Берке, было поздно. Многое изменилось здесь, пока она предавалась любовным утехам.
Потерпевший в свое время поражение от Кайду, тщеславный и горячий Алгуй не мог с этим смириться. Он собрал новое войско и под предводительством эмира Бухары и Самарканда Мусабека двинул его на своего врага.
И снова битва произошла на берегах желтой реки Или. На слабо всхолмленной, рыжей от яростного солнца равнине встретились соперники. Местность как будто благоприятствовала действию кипчакской конницы Кайду, но, поредевшая в последних сражениях, та уже не представляла прежней грозной силы, а Кутлун-Шага все не возвращалась с подмогой от хана Берке.
Отступать было поздно. И, уповая на волю аллаха, Кайду двинул свои тумены навстречу войску Алгуя…
Битва была недолгой, но жаркой. Кайду с остатками разгромленного войска пришлось спасаться бегством.
И здесь в спор потомков Чингиз-хана вмешался случай. В один из жарких дней скоропостижно от разрыва сердца скончался Алгуй.
Жестокая борьба за власть в Джагатаевом улусе вспыхнула с новой силой. Недавним победителям было теперь не до Кайду. Собрав войско и безжалостно расправившись с родственниками, объявил себя новым ханом сын покойной Эргене-хатун – Мубарекшах.
А в это время, получив долгожданную помощь от Берке, Кайду укрепил войско и занялся окончательным покорением Семиречья.
Караван жизни, не зная остановок, шел вперед. И новые тропы, новые направления выбирал себе непонятный и загадочный для людей караванбаши по имени Судьба.
В год свиньи, в год распрей и вражды между потомками сыновей Чингиз-хана, был убит Есен-Тюбе, рожденный от Мутигена – сына Джагатая. Дети же его – Барак, Момун, Басар – воспитывались все это время в Китае, у Кубылай-хана. Самым умным и дерзким среди них был Барак.
Великий хан Кубылай, недовольный тем, что Мубарекшах самовольно, без его согласия, завладел троном Алгуя, повелел Бараку отправиться в Джагатаев улус и управлять им совместно с самозваным ханом. Когда же посланец Кубылая прибыл в ставку Мубарекшаха и увидел, что новый хан утвердился здесь прочно и никакого разговора о совместном правлении быть не может, он поступил мудро – скрыл истинную причину своего приезда и, не давая воли чувствам, смиренно попросил у Мубарекшаха в управление бывший аймак своего отца, раскинувшийся на берегу Сейхуна.
Новый властитель Джагатаева улуса милостиво выполнил просьбу родственника. Барак же, прибыв в аймак, подобно мудрому Кайду, стал усиленно собирать вокруг себя верных людей, родных и близких.
Незаметно, исподволь копил он силы, переманивая на свою сторону влиятельных нойонов. И когда Мубарекшах, обеспокоенный действиями Барака, выступил против него, тот встретил хана близ Ходжента и в упорном сражении одержал верх. Сам Мубарекшах был пленен. Пробыв ханом меньше года, он потерял власть и вынужден был уступить трон Бараку.
Все богатства, вся власть в улусе принадлежали теперь Бараку. Как и другие чингизиды, он не собирался делить ее ни с кем. И потому уже без страха и должного уважения смотрел в сторону своего недавнего покровителя.
Кубылай, внимательно следивший за тем, что делает Барак, решил одернуть зарвавшегося родственника, напомнить, кому тот обязан своим неожиданным и быстрым взлетом.
Великому хану Северного Китая, куда входила и часть Монголии, для исполнения его заветной мечты необходимо было держать в повиновении земли, входящие в Джагатаев улус. Кубылай надеялся со временем повторить великого Чингиз-хана – собрать все земли, покоренные монголами, под одну сильную и крепкую руку. Поэтому-то он и отправил на Барака шеститысячный отряд отборных монгольских воинов.
Однако новый хан не испугался угрозы и двинулся навстречу с тридцатитысячным войском. Посланный Кубылаем отряд не принял вызова и отступил в свои владения. Кубылай решил отложить месть. События в Китае заставили его на время отвлечься от того, что происходило на западных границах. А Барак, счастливый от своего успеха, разрушил город Хотан и повернул свои тумены в Мавераннахр.
