Виктор Поротников - Остановить Батыя! Русь не сдается
Терех выполнял все наставления Труна по завлеканию покупателей, по умению вести спор с конкурентами, по тому, как понять, когда можно сбросить цену на товар, а когда, наоборот, нужно поднять цену. Теперь с утра Терех шел из дому на торжище с мешочком мелких денег на поясе, необходимых для размена. Вечером он возвращался с торга домой и перед ужином отчитывался перед Труном, показывая ему дневную выручку.
Однако прежняя напасть настигла Тереха и в Торжке. В конце февраля город наполнился слухами о татарах, которые, разорив Переяславль-Залесский, устремились к Волге, взяв в осаду Тверь и спалив дотла Кснятин. Торжок, как и Тверь, стоял на реке Тверце. От Твери до Торжка было чуть больше тридцати верст.
Придя однажды, как обычно, на торговую площадь, Терех увидел там всех местных горожан, собравшихся на вече. Послушав разговоры в толпе и речи ораторов на возвышении, Терех понял, что Батыева орда неминуемо в ближайшие дни подвалит к Торжку. Горожане судили и рядили о том, как им сберечь свои дома, имущество и семьи, как не допустить татар в Торжок.
С давних пор в Торжке было своеобразное двоевластие. Сюда всегда направлялись посадник из Новгорода и наместник от суздальского князя. Торжок стоял на важном речном пути, по которому в Новгород шли караваны с хлебом. В прибыли от хлебной торговли были заинтересованы и новгородцы, и суздальские князья. Однако в эту грозную пору княжеского наместника с дружиной в Торжке не было, поскольку он прошлым летом ушел к Киеву вместе с войском Ярослава Всеволодовича. Не прислал своего наместника в Торжок и Новгород по причине своих внутренних неурядиц.
Таким образом, тон на вече задавал местный посадник Иванко, а также бояре Яким Влункович и Глеб Борисович. Они ратовали за то, чтобы новоторы, как называли сами себя жители Торжка, вооружившись все поголовно, дали отпор Батыю, не дожидаясь помощи из Новгорода. На подмогу со стороны суздальских Мономашичей власти Торжка уже не рассчитывали, зная, что Ярослав Всеволодович с полками далече, а у Георгия Всеволодовича у самого крыша над головой горит. До Торжка ли ему!
Страсти на вече закипели с новой силой, когда на возвышение поднялись Микун и Жердята, друзья Якима Влунковича, ездившие в Новгород за подмогой. Они сообщили народу, что новгородцы не пришлют в Торжок ни пешца, ни всадника, поскольку их войско ушло с Ярославом к Киеву и до сих пор не вернулось обратно.
Люди на площади кричали и спорили до хрипоты: кто-то говорил, что Торжок и без помощи Новгорода устоит перед Батыем, кто-то был с этим не согласен.
Терех, слыша, с какими настроениями наиболее воинственные из горожан собираются воевать с татарами, не выдержал и потребовал у посадника, чтобы тот и ему дал слово.
— Кто ты? — Иванко оглядел Тереха с головы до ног. — Ты купец или мастеровой?
— Я — дружинник рязанского князя Юрия Игоревича, — горделиво ответил Терех. — Уж я-то знаю, каково это — сражаться с мунгалами. Хочу верный совет дать вашим людям.
Посадник вывел Тереха на возвышение и объявил народу, что теперь станет говорить рязанский воин, имеющий опыт войны с татарами.
Выйдя к краю возвышения, Терех снял с головы шапку и расправил плечи. Перед ним на площади колыхалось море из многих сотен голов, на него взирали тысячи глаз, любопытных и настороженных. Шум постепенно стих, все ждали, что скажет этот невесть откуда взявшийся рязанец.
— Братья, ваше желание защитить свои семьи и сберечь имущество от мунгалов похвально и достойно уважения, — громко заговорил Терех, стараясь подавить свое волнение. — Дикие звери и те, не щадя себя, вступаются за свое потомство. Но в данном случае, люди добрые, все ваши надежды и устремления изначально обречены на неудачу. Даже если в Торжок придет вся новгородская рать и полки Ярослава, и тогда вам не отстоять свой город от Батыевой орды. Мунгалов великое множество, их много, как саранчи! Вдобавок к этому у Батыя имеются китайские мастера, которые могут построить камнеметы чудовищной мощности. Камни, выпущенные из этих камнеметов, пробивают любую стену. Еще мунгалы имеют негасимый огонь, который они швыряют в глиняных сосудах с помощью катапульт на стены и башни осаждаемых городов. Спасения от этого огня нет никакого!
Забитая народом площадь заволновалась, люди вытягивали шеи, чтобы лучше слышать то, что говорит Терех. Было видно, что сказанное Терехом произвело на новоторов ошеломляющее впечатление.
— Эй, рязанец, что же нам делать? — крикнул кто-то из толпы. — Что ты нам присоветуешь?
— Выход один, люди добрые, — продолжил Терех, набрав полную грудь воздуха. — Хватайте жен и детей, самые ценные вещи, запрягайте коней и уезжайте из Торжка куда-нибудь подальше. Сегодня же уезжайте!..
Площадь взорвалась криками, началась толкотня и давка. Кто-то возмущался и требовал согнать Тереха с возвышения, а кто-то уже рвался покинуть вече, спеша собирать вещи в дорогу.
Терех открыл было рот, чтобы продолжить свою речь, однако его прервали самым бесцеремонным образом. Две пары сильных рук стащили Тереха с возвышения и швырнули его на истоптанный снег. Вскочив на ноги, Терех увидел перед собой рассерженных Микуна и Жердяту. Оба были в добротных шубах с меховым подкладом и парчовых шапках с собольей опушкой.
— Ты откель взялся, говорун хренов? — зашипел на Тереха бородатый Жердята. — Почто народ мутишь своими бреднями!
— Это не бредни, а правда, боярин, — смело возразил Терех, отряхнув снег с портов.
— Ты эту правду толкуй жене своей, брату или свату, приятель, — подступил к Тереху плечистый Микун, схватив его за отвороты полушубка. — Чего ты перед всем миром выперся, как нарыв гнойный! Нам тут такие свистоплясы не нужны! Хочешь бежать — беги один, а народ страхами не смущай!
— Ты говоришь, что был гриднем у рязанского князя. — Жердята с подозрительным прищуром взглянул на Тереха. — Бывал я в гостях у Юрия Игоревича, но тебя не видел среди его дружинников, приятель.
— Зато я вас запомнил, бояре, — усмехнулся Терех. — В прошлую осень вас, как заложников, привезли в Рязань из Чернигова. Юрий Игоревич взял вас на поруки, вызволив из плена, а то ведь слетели бы ваши головы с плеч. Вы насолили в свое время Ярославу Всеволодовичу и бежали из Новгорода, но он настиг вас в Чернигове.
— Это не твое дело, гридень, — сказал Микун, оттолкнув Тереха от себя. — Проваливай отсель!
— И больше не попадайся нам на глаза! — добавил Жердята, погрозив Тереху кулаком.
Оказалось, что и Трун побывал на вече и слышал обращение Тереха к новоторам. Если Терех ушел с площади сразу после недружелюбного разговора с Микуном и Жердятой, то Трун оставался на вече до конца. Придя домой, Трун поведал тестю, жене и Тереху о том, к какому решению пришли жители города после голосования.
— Посадник Иванко и единодушные с ним бояре склонили народ к тому, чтобы собрать рать из новоторов и не пускать татар в Торжок, — молвил Трун, отогревая замерзшие руки возле теплой печи. — Микун и Жердята внесли предложение облить деревянные стены и башни Торжка водой из Тверцы, дабы ледяная корка предохранила городские укрепления от камней и негасимого огня мунгалов. — Трун кивнул жене. — Накрывай на стол, Евдокия. Сейчас перекушу и отправлюсь на берег Тверцы носить ведрами воду из прорубей. Таково повеление посадника. Надо спешить с этим, ведь татары уже близко!
Садясь за стол вместе с Труном и его тестем, Терех позволил себе пренебрежительное замечание:
— Стало быть, заморочили людям голову говоруны вроде Микуна и Жердяты. Вот дурни набитые! Они полагают, что ледяная корка на стенах Торжка спасет новоторов от мунгалов.
— А разве нет? — Трун взглянул на Тереха. — Лед ведь поджечь нельзя.
— От огня-то лед защитит новоторов, — со вздохом ответил Терех, — но не спасет их от мунгалов. Эти нехристи и не такие города приступом брали!
Глава седьмая
Битва на Сити
Войдя в полутемную избу, Хабал снял шапку и поклонился великому князю.
— Звал, княже?
— Собирайся в путь, Хабал, — сказал князь Георгий, сидя за столом с хмурым лицом. Перед ним лежала раскрытая книга, рядом стоял горящий масляный светильник. — Поедешь в Стародуб, к моему брату Иоанну. Я уже посылал к нему гонца с приказом, чтобы он вел свою дружину сюда, на Сить. Гонец давно вернулся, а Иоанн словно заблудился где-то. Тебе надлежит разыскать Иоанна и пригрозить ему моим гневом, ежели он не исполнит мое повеление. Будешь Иоанну проводником, а то этот горе-воитель еще месяц до Сити добираться станет.
— Исполню, княже, — проговорил Хабал.
Когда Хабал удалился, Георгий Всеволодович вновь склонился над книгой ветхозаветных притч, однако чтение не шло ему на ум. Последнее время великого князя одолевали печальные думы. Слезы всякий раз наворачивались у него на глазах, едва он вспоминал о жене, сыновьях и внуках. Жизнь потеряла для князя Георгия всякий смысл, в душе у него царила пустота. Единственная цель толкала Георгия Всеволодовича к действию, не позволяя ему опускать руки. Эта цель стала для великого князя неким священным долгом, не выполнить которого он просто не мог, не имел морального права.
