Иван Кратт - Великий океан
Америка! сказал он затем, подмигивая гардемарину и доктору.Контрданс, пожалуй, начнут.
Офицеры фрегата явились на бал почти в полном составе. После случая в церкви флотские с большим любопытством приняли приглашение правителя, тем более что капитан-лейтенант не мог простить купцу полученного афронта и сам не пошел. Офицеры ходили по комнатам, разглядывали дом, шкафы с книгами, картины, вежливо извинились перед Серафимой, когда та решительно загородила дверь в свою горенку, отвечали на поклоны. Старший офицер, высокий сухощавый моряк, заменивший на балу командира корабля, был слишком строг и прямолинеен. Он, как и большинство офицеров фрегата, не разделял пренебрежительного отношения к колонистам, к Баранову.
Зато мичман Рагозин держал себя вызывающе. Правда, за спиной остальных. Каждую минуту мичман подносил лорнет к своим темным продолговатым глазам, разглядывая в упор всех, кто ему встречался, делал замечания, принудил хлебнуть кипящего пунша Луку. Пять тысяч крестьянских душ да с полсотни имений приучили не церемониться.
Больше всего его злило спокойное, властное поведение правителя. Еще днем, сейчас же по приходе судна, мичману захотелось «осадить» Баранова, о котором ходило столько легенд, дать почувствовать свое превосходство дворянина и офицера линейного корабля. Он тогда же подошел к правителю, распоряжавшемуся на пристани, вскинул к переносице лорнет, небрежно козырнул.
Российского флота мичман Рагозин и вахтенный командир корабля,сказал он, разглядывая Баранова через стекла почти в упор.Потрудитесь, господин купец, не мешать моим матросам.
Правитель некоторое время молча из-под широкого лба смотрел на Рагозина, затем расправил полу кафтана, поднял голову.
Российской державы коллежский советник и командир всех российских колоний, тихо и внятно произнес он.Потрудитесь соблюдать артикул, господин мичман.
И, отвернувшись, продолжал наблюдать за разгрузкой байдар.
Мичман никому не сказал об этой короткой стычке, зато возненавидел Баранова по- настоящему. Весь день он искал случая отомстить, унизить правителя, всячески поиздеваться над ним, но сделать этого не мог. Баранов не замечал офицера. Не замечал и его дерзких выходок, насмешливого, оскорбительного тона. Словно мичмана не существовало.
Рагозин начинал нервничать, злиться, грубо оборвал доктора Круля, смеялся натужнее и громче. Все оставалось по-прежнему. Зверобои и промышленные сторонились флотских. Баранов был здесь первым и почитаемым, офицеры чужими людьми.
И вот наконец повод нашелся. Заметив, с каким особым вниманием принял Баранов своих гостей, услышав шутки и смех, вызванные костюмом девушки, а затем звуки оркестра, мичман от радостного возбуждения даже вспотел. Теперь он посмеется...
Он торопливо оглянулся и, заметив, что офицеры задержались в смежной горнице, возбужденно подмигнул другу-лекарю и бодрым, упругим шагом пересек середину зала. Невысокий, затянутый во фрак-мундир зеленого дорогого кастора, сияя пуговицами, шитьем воротника, золотом эполет, мичман стремительно и ловко направился прямо к Наташе.
Не имею чести быть вам представленным, сударыня...начал он, шаркая толстыми, мясистыми ногами и почти в упор наводя лорнет.Мичман императорского флота Рагозин... Разрешите пригласить на контрданс? Сей танец, надеюсь, вы изучали?
Он говорил нарочито громко, на весь зал. Оркестр как раз умолк, и каждое слово было отчетливо слышно. Гости затихли, невиданная сцена поразила их, и они с любопытством обернулись к камину.
Наташа недоуменно подняла брови. Она плохо разбиралась в происходившем и молча смотрела на сверкающего русского, бесцеремонно и насмешливо разглядывающего ее через свои стекла. Потом беспокойно обернулась к Баранову. Внутреннее чутье подсказало ей, что происходило что-то неладное.
Подзадоренный смехом лекаря и гардемарина, своих неразлучных приятелей, Рагозин еще раз поклонился, снова обратился к Наташе.
Наташа ничего не понимала. Смущенная, красная, стояла она перед мичманом, неловко теребя карманы своего первого платья. А доктор и гардемарин смеялись уже открыто, поняв маневр товарища.
Понял и Баранов. Отведя руку из-за спины, он положил ее на плечо Наташи, медленно отстранил девушку. Движения правителя были размеренны, спокойны. Лишь по опущенным векам можно было догадаться о степени гнева, готового вырваться наружу. Однако все дальнейшее произошло по-иному. Не успел Рагозин, невольно отступивщий назад, снова поднять стекла к лицу Наташи, лорнет вдруг вылетел у него из рук и, сверкнув осколками, разбился о решетку камина.
Задыхаясь от быстрого хода и ярости, сжимая в руке мушкет, стоял перед посеревшим мичманом Павел. Он только что вошел через боковую дверь.
В зале стало совершенно тихо. А Наташа вдруг побелела и медленно отступила к очагу. Внезапное появление Павла, которого она больше не ожидала встретить никогда, потрясло ее сильнее, чем разыгравшаяся нелепая сцена.
Между тем Рагозин наконец опомнился, ухватил рукоять шпаги, но вытащить не успел. Грохнули отодвигаемые скамейки, кто-то угрожающе крикнул, за спиной Павла вдруг поднялся Кусков, зверобои, Афонин. Старались протиснуться и остальные. Лишь князьки и Нанкок бросились к камину подбирать блестящие осколки.
Увидев, что дело принимало неприятный оборот, гардемарин кинулся в комнату, где находились товарищи, но те уже вышли на шум, а старший офицер, сразу сообразив, что произошло что-то скверное, быстро приблизился к мичману и положил руку на эфес его шпаги.
Немедля на фрегат! сказал он тихо. По совершенно обескровленному его лицу молнией прошла судорога.Ждать моего возвращения!
Затем он поклонился Баранову и просил продолжать танцы. К нему присоединились офицеры, возмущенные поступком Рагозина, и даже гардемарин с лекарем. Приятели мичмана уже успели от него отречься. Замешательство, вызванное неприятным инцидентом, длилось недолго. За ужином, не виданным в этих местах по разнообразию блюд и доставленных с корабля напитков, праздничное настроение окончательно взяло верх. Французская водка и ром развязали языки, расшевелили чувства. Под конец Лука, а за ним и промышленные помоложе стали откалывать такие «контрадансы», что от топота ног гудели полы. Алеутские князьки плясали в звериных масках.
Морские офицеры не пожалели, что остались на этом балу.
Глава вторая
Было очень рано, хотя Лука давно открыл ставни во всех покоях правителя. Второй день стояла ясная погода, над лесом вставало солнце, алело круглое церковное окно гордость корабельщика. Он сам смастерил раму, обрезал стекла, прорубил дыру на восток. Такие окна видел на побережье Норвегии, куда ходил еще мальчиком, доставляя для неводов пеньку.
Сиять будет,уговаривал он правителя.Душе радостно. Дозволь, Александр Андреевич...
Баранов поглядел на мастера и, ничего не ответив, ушел. Но к вечеру прислал втекла, алмаз и начерченный размер окна.
Ему понравилась выдумка, а больше всего стремление к красоте. Чистое и высокое облагораживает, рождает желания, помогающие осмысленно жить...
Сейчас он глядел на эти сияющие стекла, не видел их, но светлое, возбужденное состояние не покидало.
Отворяет Европа нам свои пристани, зовет нас Азия, ожидает Африка, и Америка на нас полагается...говорил он своему собеседнику, неслышно шагая по горнице.Сколь много выгод отечеству и от наших дел заложено. Тут, на Восточном море... С индейцами надо решить... Образование им дать, кормить. Великая сила продовольствие для сих мест. Россия большая страна, сколь много народов заботы требуют...
Доктор Круль сидел возле камина. Вернее, не сидел, а непрерывно ворочался перед огнем. Ночи на кекуре стояли холодные, влажный камень никогда не нагревался. Доктор был все в том же куцем сюртуке, шинель и теплый камзол пропали во время пребывания на острове. Но грея спину и руки, отставной лекарь ни на секунду не упускал разговора.
Подвижной и низенький, с курчавыми короткими волосами, выпяченной нижней губой, порывался он вставить свои замечания, торопился, путаясь и подыскивая нужное слово. Он жил в России уже несколько лет, предлагал военному департаменту различные тайные прожекты, держал у Синего моста цирюльню, служил корабельным лекарем Российско-американской компании, но говорить как следует по-русски так и не научился.
Вы совсем плохо приходится. Один... Много руки нужно, голова, сил.
Круль вздохнул и на минуту замолчал. Сюртучок его распахнулся, выглянул подвязанный веревкой ветхий жилет. Даже справной одежи не было у доктора.
Баранов умолк, ходил по горнице. Задира-доктор ему нравился. Прожектер и мечтатель, он, как видно, мало думал о своем кармане. Нажива и корысть не были главною целью его стремлений. Портил все дело лишь дух бродяги. Такой долго на месте не усидит.
А Круль снова вскочил, вынул из заднего кармана старый сафьяновый портфельчик, достал оттуда сложенный вчетверо плотный синеватый лист. Внутренние леса Тапа-Палы сгорели, Пропасть долго была объята пламенем, Земля Тауа-Егу оставалась пустынною. Птица садилась на вершину утесов Огара-Гара... прочитал он высоким речитативом и, опустив на кончик носа очки, спросил: