Король холопов - Крашевский Юзеф Игнаций

Лицо Казимира прояснилось.

— Как она была хороша в своем испуге! — воскликнул король. — Я никогда в жизни не видел подобной красоты с такими чудными глазами! Что с ней будет, когда она вырастет?

Король вздохнув, тихо добавил:

— И эта чудная красота погибнет среди грязного жидовья.

Кохан внимательно присматривался к королю, как бы желая хорошо запомнить только что сказанное им.

Разговор прервался, и после некоторого молчания Кохан добавил:

— Было бы хорошо, если бы вы послали Неоржу куда-нибудь в Русь, чтобы он тут смуты не сеял, и тогда другие примолкли бы.

Король рассмеялся и, презрительно пожав плечами, ответил:

— Для того, чтобы он себя счел человеком, которого я, его повелитель и король, боюсь? Это было бы слишком большой для него честью. Мне нечего бояться безумцев!

В этот момент постучали в дверь.

Кохан моментально преобразился и, приняв позу подчиненного человека, отступил к порогу. По походке и шагам оба они узнали приближавшегося Сухвилька.

Он вошел степенно, без излишней фамильярности, уверенный в себе самом и с сознанием собственного достоинства.

Казимир ласково с ним поздоровался.

Священник сделал знак стоявшему у порога Кохану удалиться, и Рава немедленно вышел, но, оставшись за дверью, начал прислушиваться.

Племянник архиепископа издавна пользовался расположением короля, и фаворит ему не завидовал. Он мог бы заступить его место, но не осмеливался бороться с ним, зная, какое высокое положение занимал этот человек, умевший заставить себя уважать и обладавший большими научными познаниями. Король пригласил своего советника сесть.

Сумрачный капеллан побагровел, и, уперев обе руки на стол, за которым сидел король, стоял в раздумье, готовясь к разговору.

— Я прихожу к вам с предостережением, — произнес он. — По вашему ли приказанию лишили краковского епископа Злоцких имений?

Наступило молчание; король очевидно готовился к решительному ответу. — Злоцкие имения? — спросил он, закусив губы. — Да, так оно и есть. Я уговорился с епископом Янгротом, и он согласился получить взамен их другие имения. Злоцкие земли мне необходимо присоединить к моим лесам и имениям. — У вас не было письменного соглашения? — спросил Сухвильк.

— Мы условились при свидетелях.

— Ксендз Бодзанта не желает и слышать об этом соглашении, — продолжал исповедник, — он не хочет согласиться ни на какую замену.

— Он бы при этом ничего не потерял, — добавил король. — С вашим дядей мы неоднократно производили подобные обмены. Я не желаю присвоить себе имущества церкви и не хочу обидеть духовенство…

Не докончив, король поник головой.

— Бодзанта очень обижен и возмущен, — сказал Сухвильк.

— Однако, он даст себя умиротворить, — произнес король, — это было необходимо сделать.

— Я сомневаюсь, чтобы удалось уладить дело с таким сердитым, упрямым стариком, — сказал Сухвильк, понизив голос. — Возможно, что его подстрекнули и подлили масло в огонь, который ярко горит и которому надо дать выгореть дотла. Может быть, следует пока возвратить Злоцкие земли и потом стараться их приобрести.

Король поднялся с места, как бы пронзенный этими словами.

— Я бы унизил свое королевское достоинство, — произнес он, дрожащим голосом, — если б уступил епископу. Я не могу этого сделать. Я его щедро вознагражу, наделив его землею гораздо большей стоимости, чем его собственная, но возвратить ему теперь обратно его имения было бы позором для меня.

Сухвильк, погруженный в задумчивость, с нахмуренным лицом опирался о стол.

— Этот спор между вами может затянуться на продолжительное время, — произнес он медленно, устремив свой взор на короля. — Ксендз Бодзанта человек вспыльчивый; ему нужно дать время остынуть и не надо его больше раздражать, настаивая на своем. Злоцкие земли не стоят того, чтобы из-за них затеять войну.

— Это верно, — оживленно отрезал король. — Злоцкие имения не стоят того, но моя королевская честь требует, чтобы я стоял на ее страже. Я не могу отказаться от того, что я сделал. Король не должен отказываться от своего слова.

После некоторого молчания он добавил:

— У меня много врагов и против меня немало злостных обвинений. Надо мной бы насмехались и говорили бы, что я сам не знаю, что я делаю, если на следующий день переделываю наново то, что только что было сделано мною накануне. — Вы, — обратился он к Сухвильку, — отправитесь к епископу и объясните ему, как обстоит дело, скажите ему, что у меня было соглашение, и я обещаю вознаграждение. Ему не придется раскаиваться в своей уступчивости, а король не может дать себя унизить. Уговорите его, прошу вас.

— Охотно бы сделал это, — произнес внимательно слушавший Сухвильк, — но только не знаю, буду ли иметь успех. Он тоже считает для себя делом чести получить обратно эти имения, а не другие. Он вопит и жалуется на то, что духовная власть теряет свою силу и вынуждена все больше и больше уступать светской власти, а между тем эти обе власти могут иметь равные права.

Король становился пасмурнее.

— Я не могу, — воскликнул он, — к сожалению, я не могу! Он — епископ, но я — король. Если я так поступил, то оно так и должно остаться, хотя бы мне пришлось в десять раз дороже заплатить. Конечно, нехорошо, что я не сделал письменного условия с Янгротом, откладывая со дня на день, пока его неожиданно не застигла смерть. Бодзанта может предъявить ко мне какие ему будет угодно требования, но я забранные у него имения не возвращу.

По выражению лица Сухвилька видно было, что он разделяет мнение короля и не имеет большого желания защищать интересы епископа. Его не напрасно в то время упрекали в том, что он слишком мало чувствует себя духовным лицом, не интересуется нуждами духовенства и слабо их защищая.

— Это будет трудно! — произнес он со вздохом.

— Кто же подстрекнул епископа? Ведь он вначале молчал, — спросил король.

Сухвильк улыбнулся.

— Может быть, его подговорили? — понизив голос, сказал он.

— Не ксендз ли Баричка стоит за спиной епископа? — спросил король.

Собеседник Казимира утвердительно кивнул головой.

— С ним-то трудно будет сговориться и прийти к соглашению, — добавил Казимир, — я его знаю давно. Он меня не любит как родственник Амадеев и только ищет предлога, чтобы вступить со мной в войну. В нем сидит неспокойный дух. Я не желал бы войны с ним, потому что уважаю духовный сан и всегда и везде избегаю бесполезной войны. Подданные меня не будут уважать, если я сам себя не уважу… А вы… Что вы скажете о Баричке? — спросил он, устремив свой взор на Сухвилька, сильно задумавшегося.

— Капеллан — человек безупречный, — возразил Сухвильк после некоторого размышления, — но он человек страстный, волнующийся, ему необходима кипучая жизнь. Его следовало бы послать с крестом в руках к язычникам, чтобы обратить их в свою веру… Потому что он красноречив, убедителен и обладает неустрашимым мужеством.

Немного подумав, он добавил:

— И он хотел бы, чтобы все знали о его неустрашимости.

Король слушал с сумрачным лицом.

— Я сделаю все, что смогу, чтобы избегнуть борьбы с ним, — произнес он. — Посоветуйте мне!

— Я сказал бы, что следует уступить, если бы вы, ваше величество, перед этим не изрекли, что уступить для вас непристойно.

— Я не могу! — повторил Казимир решительно и категорически. — Как частное лицо, я мог бы вернуть обратно Злоцкие земли, но как король я этого не могу.

Он улыбнулся.

— Дайте другой совет.

Ксендз молчал.

— Я не скрою перед вами, — сказал он, — что говорил уже об этом с епископом Бодзантой. Я его застал сильно возмущенным, и тщетно я старался его задобрить. Старик угрожает отлучением от церкви.

— Отлучением, — подхватил король почти спокойно. — Вы сами знаете, как мало значения придают церковному отлучению крестоносцы и иные. Этим оружием злоупотребляли, и оно притупилось.

— Но не следует относиться к нему пренебрежительно, — авторитетно прервал Сухвильк. — Церковь не имела и не имеет другого оружия и должна была постоянно к нему прибегать, хотя оно страшное.