Александр Шмаков - Петербургский изгнанник. Книга вторая
— Вон оно какое дело-о-то, — протянул Евлампий, присвистнул и спросил, указывая в сторону костра: — А тот?
— Тому, должно, по душе служба…
— Оно видать…
— С лишком двадцать лет отбухал, ужо надоело, — делился Лычков.
— Надоест кому хочешь, — сказал Евлампий, закинул косу на плечо и зашагал к началу гона.
Как ни тяжело было косить, мужики торопились кончить косьбу, чтобы к ночи вернуться домой. К вечеру вся трава на участке, заарендованном Радищевым, была скошена. Ночевать в поле не остались, все выехали в Илимск.
Александр Николаевич был доволен и усердием, с каким косили мужики, и всем разговором с ними, и тем, что сам косил и теперь чувствовал полное удовлетворение собой. Всё тело было охвачено приятной, здоровой усталостью.
Через несколько дней выезд на луга повторился. Те же мужики со Степаном сгребли сено, скопнили его, и с сенокосом, о котором весной беспокоился Радищев, было закончено. Александр Николаевич во второй раз на лугах не был. В доме у него остановились участники Биллингсовой экспедиции, проезжающие через Илимск. Он был занят с гостями.
5Среди участников этой правительственной экспедиции, посланной Екатериной II на тихоокеанское побережье ещё в 1785 году, завершивших свои научные работы, проезжали через Илимск натуралист доктор Карл Генрих Мерк и рисовальных дел мастер Лука Воронин. Они возвращались из Охотска в Санкт-Петербург, каждый с материалами, собранными за годы странствования по Алеутским островам, по побережью Берингова пролива и Чукотского полуострова.
Толчком для посылки экспедиции, которую возглавил капитан Иосиф Биллингс, послужило известие, полученное Екатериной через своих агентов о подготовке французской экспедиции Лаперуза в восточные воды. Проникновение французов на север Тихого океана не на шутку встревожило императрицу. Она боялась растущего могущества и влияния Франции в Китае, Японии и Ост-Индии. Решение ею было принято быстро, и снаряжённая экспедиция выехала к месту своей работы.
Иосиф Биллингс — участник совместного плавания с Джемсом Куком к берегам Тихого океана, был приглашён на русскую службу послом в Англии Семёном Романовичем Воронцовым. Помощником к Биллингсу назначили талантливого моряка капитана Сарычева, вынесшего на своих плечах всю тяжесть руководства этой экспедицией.
Правительственной экспедиции поручалось в Охотске построить суда для плавания к берегам Америки, на которых надлежало морским путём пройти из Колымы вокруг Чукотского полуострова. Если же экспедиции не удастся пробиться по указанному маршруту, предписывалось возвратиться в Охотск, отправиться отсюда к берегам Тихого океана, зазимовать там, а затем уже пройти Беринговым проливом и описать все берега и острова, встречающиеся на пути.
Для присоединения новооткрытых мест к России экспедиция имела столбы с изображением российского герба, какие устанавливал и Григорий Шелехов на Алеутах и Курилах, и медаль с портретом Екатерины. Медаль ту надлежало выдавать старшинам новооткрытых племён.
Карл Мерк и Лука Воронин, после того, как экспедиция возвратилась с обследования Алеутских островов и побережья Берингова пролива в составе небольшого отряда, руководимого лично Биллингсом, высадилась в Мечигменской губе и, присоединившись к кочевавшим там оленным чукчам, сухим путём прошли весь Чукотский полуостров до Нижне-Колымска.
Радищев, безгранично обрадованный участниками Биллингсовой экспедиции, неожиданно появившимися в Илимске, гостеприимно встретил их и принял в своём доме.
— О, mein Herr, очень спасибо хорошо принимайт нас, — улыбаясь и потрагивая свои пышные баки, торчавшие в стороны, как усы, говорил Мерк не только с большим акцентом, но и пересыпая свою речь немецкими словам и обращениями к хозяину. Он пытался было заговорить с Радищевым на своём родном языке, но Александр Николаевич вежливо предупредил:
— Господин Мерк, я русский, а вы в России, будемте разговаривать на языке моего отечества…
— О-о, пожалюста! Я в России много лет живёт, я умейт прекрасно говорить…
— Вот и отлично.
Александр Николаевич познакомил гостей с Елизаветой Васильевной, немножко смутившейся их появлением, провёл Мерка и Воронина в свою комнату. Оба гостя — удивлявшийся всему Мерк и соскучившийся по книгам Воронин — заинтересовались библиотекой хозяина дома, выслушали короткий рассказ Александра Николаевича об его литературных и научных занятиях в Илимске.
— О-о, интересно, очень интересно, — то и дело восклицал Мерк, — встречайт тут человека от наук…
Карл Мерк от Киренского земского судьи надворного советника Дицермана уже знал, что за человек был Радищев и за какие дела он попал в сибирскую ссылку.
Рассматривая книги, Мерк сказал:
— Я встречаль в Якутск Эрик Лаксман, его сын Адам, штурман Ловцов и другой люди…
— Участники нашей экспедиции в Японию, — как бы поясняя, вставил Лука Воронин.
— Я слышал о них, — поторопился объяснить Радищев.
— Эрик Лаксман говориль sehr gut, очень хорошо о вас.
— Что они? — спросил Александр Николаевич.
— Экспедиция ехаль в Японию. Важный научный цель ставиль Эрик Лаксман…
Радищеву хотелось больше услышать об экспедиции. Биллингса, о народе, живущем в тех северных землях, где были Мерк и Лука Воронин, об обычаях и нравах полярных жителей, но он воздержался от расспросов и вежливо сказал:
— Да, экспедиция Лаксмана очень важная…
— России давно следовало установить добрососедство с сей страной, — сказал Воронин, продолжая рассматривать и перелистывать книги.
Лука Воронин, как заметил Радищев, больше молчавший и внимательно изучавший хозяина дома, чем-то походил на дьяка. Длинные волосы его, будто льняные, были зачёсаны назад. Серые, открытые глаза художника смотрели на всё смиренно и добро. Но где-то в глубине глаз Воронина, как уловил Александр Николаевич, искрились ирония и ум.
На рисовальщике птиц и зверей был выцветший мундир. Коричневая рубаха с обтрёпанными, разлохматившимися обшлагами, выглядывала из коротеньких рукавов его мундира. На вид Луке Воронину можно было дать под сорок лет, на самом же деле он был значительно моложе.
— Разумное замечание, — глядя на Воронина, ответил Радищев. — На Востоке складывались, как думается мне, неблагоприятные обстоятельства и послать экспедицию раньше было нельзя, — и пояснил свою мысль: — России следовало возобновить своё старое добрососедство с Китаем, прежде чем завязывать связи с Японией. Теперь торг на Кяхте открыт. Если только я правильно понял рачителей экспедиции — Григория Ивановича Шелехова и Эрика Лаксмана, нам, русским, важно установить сейчас не только торговлю с Японией, но и найти морские пути в Китай, короче сухопутных. По ним легче будет сбывать китайцам алеутскую пушнину…
— В важное время мы живём, — мечтательно сказал Воронин, отходя от полки с книгой в руках. — Русские устремляются в глубь неизведанных земель на Севере и Востоке. Куда, куда, наш смелый человек не проникает, где только не лежат его кости… Гибнет, но проникает…
Радищеву понравилась страстность, с какой произнёс последние слова художник, но он тут же поправил собеседника.
— Гибнуть за дело достохвально, на то в душе русского человека и живут храбрость и отвага, преданность и любовь к отечеству. Горько гибнуть без пользы…
— Нет! — в свою очередь сказал Лука Воронин. — С огромной пользой идут наши люди в неизведанные края. Мы были там, куда проникли лишь мореходы Шелехова. Приходят наши и закладывают поселения, распахивают поля, появляется домашняя скотина, возникают промыслы, ремёсла… Ко всему присматриваются туземцы, медленно перенимают, но всё же учатся новой жизни… Нет, русской избой, русским духом пахнет в тех отдалённых краях! Надо побывать там, Александр Николаевич, чтобы проникнуться гордостью за деяния соотечественников на Алеутах и Курилах…
Доктор Мерк намеревался что-то сказать, и по лицу его, по кривой усмешке можно было догадаться: он готов возражать, но не делает этого лишь из приличия и уважения к хозяину дома.
Давно не слышал Радищев таких горячих слов, такого страстного голоса, в которых бы выражалась гордость за величие своих соотечественников. Были голоса, но приглушённые, не полные, а Лука Воронин говорил об этом с такой же силой, как мореход Григорий Иванович Шелехов. Он только сейчас обратил внимание, что художник держал в руках книгу Шелехова о странствовании…
— Горсточка смельчаков пробуждает там к жизни маленькие клочки земли, а огромные пространства её лежат ещё втуне, спят, — продолжал Лука Воронин. — Разбудить бы её всю от векового сна, сколькими бы богатствами одарила она человека! Как ни велик, ни необъятен сей край, а прошёл же его русский человек с запада на восток, оросил потом и кровью своей, покрыл свои пути-дороги крестами на могилах, но преодолел пространства, преодолел, как единый победитель их. И сознавать то, Александр Николаевич, хорошо нам, русским людям. Земля так не давалась, её с боем брали наши славные предки…
