Бернард Корнуэлл - Клинок Шарпа
– Где я? – голос Шарпа был совсем неслышен в шуме. Впрочем, он и сам знал ответ: он много раз видел мертвецкие.
Тот, кто визжал, теперь начал плакать, тихо всхлипывая. Сержант Коннелли быстро глотнул рому, сунул бутылку в оттопыренный карман и двинулся через всю комнату к своему ведру с водой. Вокруг копошились, страдали от жажды, звали маму, просили света, помощи, и Коннелли говорил им всем:
– Я здесь, ребята, я здесь, и все вы храбрые парни, разве нет? Так будьте же мужественными! У нас тут французы, да, неужели вы хотите показаться слабаками?
Шарп с трудом, судорожно дышал. Но он поклялся, что не умрет. Он попытался утихомирить боль, но не смог. Попытался вспомнить хоть кого-то, кто ушел из мертвецкой живым – и снова не смог. Разве что его враг, сержант Хэйксвилл, пережил виселицу. Но Шарп не мог нарушить клятву.
Коннелли успокоил людей своей грубоватой нежностью. Он шел по подвалу, останавливаясь кое-где, примечая мертвецов, утешая прочих. Шарп плыл в океане боли, она поймала его в ловушку, как живая, но он пытался бороться. Коннелли присел на корточки рядом с ним и заговорил. Шарп услышал голос с ирландским акцентом, встрепенулся и позвал:
– Патрик?
– Так ты, значит, Патрик? А мы-то думали, ты французишка, – Коннелли пригладил темные волосы.
– Патрик?
– Отличное имя, парень. А я Коннелли, родился в заливе Килкиран. Мы с тобой еще погуляем там по скалам!
– Умираю, – Шарп хотел задать вопрос, но слово прозвучало утвердительно.
– Вот еще! Ты еще побегаешь за бабами, Пэдди, еще как! – Коннелли достал из кармана бутылку рома, аккуратно приподнял голову Шарпа и влил немного в рот. – Поспи немного, Пэдди, слышишь?
– Я не умру, – каждое слово сопровождалось коротким рыданием.
– Конечно, нет! Ирландца так просто не убьешь! – Коннелли опустил голову Шарпа обратно на тюфяк, отполз в проход и поднялся. В комнате стало тише, но Коннелли знал, что любой шум может снова всколыхнуть их. Эти умирающие совсем как щенки: один тявкнул – и весь помет за ним. А тут есть человек, который заслуживает тишины, немного выпивки и достойной смерти. Коннелли пошел по проходу, раскачиваясь из стороны в сторону и напевая «Песню капрала», рассказывающую о солдатской жизни. Он снова и снова повторял припев, как будто пытаясь убаюкать людей до смерти, настоящей солдатской смерти:
– Такая вот веселая жизнь, попробуй-ка возрази, такая вот жизнь.
Глава 15
Наутро лейтенант Прайс вывел роту в поле к западу от города, где была вырыта общая могила для французов. Они остановились возле могилы, Прайс недоуменно уставился вниз, не веря своим глазам: казалось, стая собак драла полуприкрытые землей останки. Часовой только пожал плечами:
– Мы тут какого-то чокнутого поймали, сэр. Пытался выкопать тела.
Рота построилась в две шеренги. Прайс кивнул Макговерну:
– Действуйте, сержант.
Все казалось совершенно неправильным. Отдавались команды, мушкеты и винтовки вскидывались к плечу, эхо залпов отражалось от дальних домов, но все казалось невероятным, неверным.
Как только затихло эхо погребального залпа, из города донесся перезвон колоколов, победный и радостный. Рота двинулась прочь, на север, оставив над могилой облачко дыма.
Хоган слышал далекий залп, а потом вдруг зазвонили колокола. Он оправил мундир, снял двууголку и двинулся к собору. Было воскресенье. В честь освобождения Саламанки, в честь разрушения фортов пели Te Deum[75], но без особого энтузиазма. Собор был полон пышных мундиров, мрачных одежд горожан и парадных облачений священников, громогласно играл орган, а Хогана переполняла скорбь. Прихожане пели слаженно, двигаясь от строки к строке, хотя и знали, что Мармона только предстоит сокрушить. Некоторые же, наиболее информированные, знали, что в Испании стоят четыре французские армии, и город не сможет почувствовать себя свободным, пока все они не побеждены. А цена за это была высокой: часть Саламанки уже была разрушена, чтобы построить три форта. Город потерял галереи, колледжи и дома, все превратилось в руины.
После службы Веллингтон остановился в украшенных фантастически красивой резьбой западных вратах собора, выходящих на площадь возле епископского дворца. Люди встретили его аплодисментами. Он пробирался сквозь толпу, кивая и улыбаясь, иногда приподнимая простую шляпу без пера, но глаза его рыскали по лицам, как будто разыскивая кого-то. Увидев Хогана, он махнул ирландцу рукой.
– Милорд?
– Сделано?
– Да, милорд.
Веллингтон кивнул:
– Выступаем завтра.
Хоган отстал. То, о чем говорил Веллингтон, было обеспечением охраны Эль-Мирадора. Решение было нелегким: телохранителю придется рассказать, кто такой Эль-Мирадор и почему он важен. Но поскольку Леру на свободе, другого выхода нет. Задачу поручили лорду Спирсу, чья рука почти зажила. Тот сперва сопротивлялся, но когда ему сообщили, что Эль-Мирадора не обязательно охранять дома, только в общественных местах, он сдался: похоже, время на азартные игры у него будет. Когда ему сказали, кто скрывается под именем Эль-Мирадора, он только неверяще потряс головой:
– Спаси мою душу, Господи! Кто бы мог подумать, сэр!
Никто, кроме самого Веллингтона и Хогана, не знал о новых обязанностях лорда Спирса: Хоган считал, что у Леру есть информатор в британском штабе.
Все, что могло быть сделано, уже делалось, хотя и неохотно, поскольку Хоган так до конца и не осознал, что Шарп мертв. Дважды за утро он видел на улице офицеров в зеленых мундирах стрелков, и оба раза сердце его чуть не выпрыгивало из груди, потому что он думал, что видит Шарпа. Потом он вспоминал, что Ричард Шарп погиб, что армия пойдет дальше без него, и сердце его сжималось.
Задумавшись, Хоган медленно шел по улице. Толпа редела.
– Сэр! Сэр! – донесся до него голос. – Майор Хоган!
Хоган оглянулся. Ниже по довольно крутой улице, которую он сейчас пересекал, военные полицейские вели группу людей, закованных в цепи, одному из которых как раз досталось прикладом мушкета. Хоган узнал этот голос и побежал, выкрикивая:
– Прекратить! Немедленно прекратить!
Военные полицейские обернулись. В армии их не любили, они не ждали от приближающегося Хогана ничего хорошего, но наблюдали молча. Кричавший, сержант Харпер, все еще лежал на земле. Он поглядел на Хогана снизу вверх:
– Не могли бы вы приказать этим мерзавцам меня отпустить, сэр?
При виде Патрика Харпера Хоган почувствовал необъяснимое облегчение: в приятеле-ирландце было что-то вселявшее уверенность. К тому же, Харпер был неотделим от Шарпа, и у Хогана вдруг мелькнула внезапная безумная надежда: если выжил Харпер, то и Шарп должен быть жив. Он присел возле сержанта, потиравшего плечо после удара прикладом:
– Я думал, ты в госпитале.
– Был. Я, черт возьми, сбежал, – Харпер злобно сплюнул на землю. – Проснулся утром, сэр, раненько так, в голове гудит, как будто черти в колокол звонят. Ну и пошел искать капитана.
Хоган гадал, знает ли Харпер о Шарпе. Интересно, как здоровяк-сержант попал под арест? Военные полицейские столпились рядом, перешептываясь между собой, один решил сходить за своим капитаном. Хоган вздохнул и снова повернулся к Харперу:
– Думаю, он мертв, Патрик.
Харпер упрямо помотал головой:
– Нет, сэр, – цепи звякнули, когда он протянул руку Хогану. – Часовой у ворот мне так и сказал: вроде он с французами похоронен.
– Это правда, – Хоган сам рассказал об этом сержанту в Ирландском колледже. – Мне очень жаль, Патрик.
Харпер снова помотал головой:
– Его там нет, сэр.
– Что ты имеешь в виду?
– Я смотрел. Его там нет.
– Смотрел? – Хоган только сейчас заметил, что брюки Харпера перепачканы в земле.
Харпер поднялся, возвышаясь над остальными заключенными:
– Вспорол больше двадцати саванов, сэр, дошел до тех, от кого уже давно воняло. Нет его там, – он пожал плечами. – Я решил, что, в конце концов, ему нужны приличные похороны.
– Ты имеешь в виду?.. – Хоган замер, надежда затрепетала в нем и буквально подбросила на ноги. Он повернулся к полицейским:
– Освободите его.
– Не можем, сэр. Правила.
Обычно Хоган умел сохранять хладнокровие, но в приступе ярости он был страшен. Весь его гнев излился на полицейского: Хоган грозил ему кандалами, поркой, ссылкой на Лихорадочные острова[76]. Несчастный полицейский, не в силах противиться натиску, отомкнул кандалы. Харпер уже растирал затекшие запястья, когда вернулся другой полицейский вместе со своим капитаном, первым делом бросившим беглый взгляд на освобожденного пленника. Отсалютовав Хогану, он пустился в объяснения:
– Заключенный был пойман сегодня утром, сэр, за осквернением могил.
– Тихо! – голос Хогана переполняла ярость. Он глянул на Харпера: – Где твое оружие?
