Константин Коничев - Повесть о Воронихине
Любознательный бурлак, обладавший крепким здоровьем, смекалкой и такой силой, что двенадцатипудовый якорь не казался ему ношей, не любил долго странствовать в одних и тех же местах. На следующее лето он бурлачил на Северной Двине, на реках Сухоне и Юге. Против течения нелегкое дело – лямка! Единственная помощница – песня бурлацкая и разудалое ухание, вместо припевки. А в свободный от нелегкого труда час Самсон Суханов был не прочь спеть, сплясать под игру дудошника, мог и сказку рассказать, да такую, что у слушателей дух занимался, от страха глаза на лоб лезли и волосы дыбом поднимались. Любили и уважали его бурлаки за трудолюбие, за веселый нрав и прочие качества, присущие доброму человеку.
Поздней осенью лед сковывал северные реки, и тогда привольному бурлачеству наступал конец. С небольшим заработком возвращался к себе в деревню Самсон. В зимнюю пору не сидел он сложа руки. Сапоги шил, веретена вытачивал, делал колеса для водяных мельниц и, казалось, любая работа ему под силу и не была в разладе с умением. Потом он отправился с архангельскими зверобоями на далекий Грумант (Шпицберген) добывать морского зверя, моржа и тюленя, песца и белого медведя и даже китов. Уходили зверобои на целый год, а иногда нужда и несчастные случаи заставляли их зимовать на Груманте и несколько лет подряд. Много невзгод и тяжестей на этом пути пришлось испытать и перенести Самсону Суханову. Одна полярная четырехмесячная ночь по тем временам и условиям требовала от них нечеловеческих усилий и выносливости. О том, что собою представлял Грумант, сохранилось предание в песне архангельских зверобоев:
…Грумант угрюмый, прости!
На родину нас отпусти.
На тебе жить так страшно,
Бойся смерти всечастно.
Рвы на буграх, косогорах,
Лютые звери там в норах,
Снеги не сходят долой.
Грумант! Ты вечно седой!..
Наконец приходил тот день, когда на судно погружалась вся добыча небольшой зверобойной артели, и, пользуясь разводьем, кратковременным исчезновением айсбергов и попутным ветром, промышленники отчаливали от угрюмых берегов страшного Груманта, и песня в их устах звучала веселей и радостней. Появлялась надежда – после продолжительного странствования и множества горестных приключений попасть домой, где добытчиков с нетерпением ждали их родственники.
…Вот мы с Грумантом простились,
Все домой заторопились;
За работу принялись,
Якорь, парусы подняли,
Мольбы к богу воссылали,
Чтоб попутный ветр в пути
Дал к Архангельску прийти…
Бывали у зверобоев счастливые путины. За проданные медвежьи и песцовые шкуры, за тюлений жир и моржовый зуб выручку делили сотнями рублей на каждого пайщика, рисковавшего своей жизнью.
С деньгами вернулся Самсон Суханов в свою красноборскую деревушку. Ни у него, ни у отца-бобыля не было земли ни единого вершка. А хотелось стать Самсону землепашцем, жить своими трудами на своей земле. Вошел в дом, в приемыши – женился на вдове. У нее было трое детей и небольшой надел земли. Земля на севере без удобрения не прокормит. Скота нет – нет удобрения, – урожая не жди. А оброк за землю подай. Выход для многих северян был в ремесле и отхожих – сезонных промыслах. Петербург всегда нуждался в рабочей силе. Шли северяне – архангелогородцы, вологодцы и каргопольцы по знакомым, проторенным дорогам в Петербург.
Однажды в Красноборск приехал набирать людей на работу в Питер шурин Самсона Копылов. Нарядный, щеголеватый. Шуба на лисьем меху, кушак в шесть обхватов с кистями до колен. За пазухой кошелек, туго набитый.
– Поедем, Самсон, на первых порах полтину в день у меня будешь зарабатывать. Такому медведю, как ты, только и дела камни ворочать. Поедем!..
И вот Самсон Суханов в Питере. Как он в люди выходил, что он своими умелыми руками сделал – длинна сказка, но вкратце следует рассказать.
Прошел Самсон Суханов за несколько лет школу каменщика. Год за годом стал он отличаться на знатных строительных работах в столице.
Колоннаду биржи и ростральные колонны по проекту Томона построил вологодский крестьянин Самсон Суханов. Обложил камнем стрелку у биржи, берега Крюкова канала одел камнем Самсон Суханов со своими помощниками.
Великолепная терраса в Царскосельском саду – дело рук Самсона Суханова.
В Павловске мост у Пильбашни, в Петербурге Синий мост около Исаакиевской площади построил Самсон Суханов.
Несколько цельных гранитных ванн для дворцовых бань из десятитысячепудовых глыб вытесал Самсон Суханов, чем удивил самых искусных иностранных каменотесов, воскликнувших при виде его работ: «Со времен древних Фив люди не делали еще таких чудес!»
Способ добычи и обработки пудостского камня Самсон Суханов упростил и ускорил. Пудостский ноздреватый камень послушно подчинялся его резцу. Из этого камня Самсон Суханов, будучи ближайшим помощником Андрея Воронихина, создал колонны, украсившие Горный институт и Казанский собор.
Позднее он же вытесал и отполировал из дикого камня постамент под памятник Минину и Пожарскому, воздвиг гранитный монумент в Риге.
Всего не перечесть, что сделано этим русским богатырем, талантливым самородком, великим тружеником, человеком с самобытной натурой…
Нет, не прогадал, не ошибся Воронихин, понимавший толк в людях, когда привлек к себе на долголетнюю службу такого надежного, способнейшего помощника. Жили они и работали дружно. Подвижники искусства, оба были безукоризненной честности, пользовались доверием и уважением окружающих. Воронихин возлагал надежды и на изобретательного строителя Чусова, но случайная смерть оборвала его жизнь.
Вологодские земляки хоронили погибшего самоучку в ненастный сентябрьский понедельник. Неожиданно у раскрытой могилы появился Андрей Никифорович. Он приехал в забрызганной грязью кибитке, подошел к могиле, и когда поп возгласил «вечную память», снял перчатку и вместе с горстью земли бросил в могилу.
– Прощай, друг. В преждевременной твоей кончине и я повинен, недоглядел, не предостерег. За каждого я в ответе. Прости…
Обратно Воронихин и Суханов ехали в кибитке вдвоем. Долго молчали, горестно переживая злую кончину даровитого работника. Пара вороных, запряженных в кибитку, пронеслась по Литейному, свернула на Невский. Плотно прижавшись, стояли стена к стене новые нарядные дома. Высилась только что построенная каланча – ратуша; бойкое людское оживление царило вокруг Гостиного двора. Сновали взад-вперед извозчичьи пролетки, лениво расхаживали полицейские. Когда подъезжали к строительству собора, огражденному дощатым тыном, Воронихин сказал:
– Нелегко дается стройка, а все-таки наш-то Казанский преобразует Невский проспект. Чувствую и предвижу перед собором будет полукруглая площадь, место отдыха и любования собором. Но много еще ломки и немало дела и хлопот. Завтра поеду в Пудость на каменоломню. Уж ты, Самсон Ксенофонтович, как хочешь суди – дружба дружбой, а служба службой… Твоему шурину Копылову не сдобровать!.. Избежит ли суда – не ведаю. Граф Александр Сергеевич доверил ему двадцать девять тысяч рублей на ломку и обтеску камня. Он же, мерзавец Копылов, обманывал меня фальшивыми раздутыми сведениями, обсчитывав рабочих и, указанию моему вопреки, производил ломку пудостского камня не тех размеров, что надобны… Главный член комиссии распутал все это грязное дельцо… Что ты скажешь на это?
– Да, слышал я о том, – проговорил, тяжело вздохнув Суханов, – слышал и не одобряю шурина. И жить-то ему, черту старому, немного осталось, а хапает, хапает… Чего еще ему надо? Да еще и подлоги совершает. Надо все украденное с него взыскать, а самого от дела отстранить… В острог? Жалко. Семья большая. Виноват он? Да, очень… Крал, воровал, обманывал, глядя на других более крупных подрядчиков, которым за взятки любые проступки прощаются. Думал и его помилуют. Дурак, совесть истратил и заработка лишится. Черт с ним! Шурин шурином, а при первой же встрече в рожу ему плюну, не позорь наше вологодское землячество! Не щадите его, Андрей Никифорович. Достоин наказания. Действуйте так, как некогда подсказывал великий основатель сего города: где дело идет о жизни или о чести человека, правосудие требует взвесить на весах беспристрастия как преступление, так и заслуги, оказанные отечеству; и буде заслуги перевесят преступления, милость должна хвалиться на суде…
– Мудро сказано, Самсон Ксенофонтович. Но скажем Копылову прямо в глаза словами того же Петра: «Не добро брать серебро, а дела делать свинцовые». На строительстве нашем Копылову не быть. Чистое дело не терпит грязных рук!..
– Ох, кабы не терпело! – сказал, сомневаясь, Суханов и, ловко спрыгнув, помог Воронихину вылезть из кибитки, на мостовую.
На другой день подрядчик Копылов был лишен дела, а чести он сам лишился…
ГОРНЫЙ КОРПУС
Строительство собора, украшение его живописью, лепкой и скульптурой уносило немало времени. Но Воронихин поспевал всюду. Составлял проект за проектом новых зданий. Многие из этих проектов не осуществились, остались в собрании его чертежей и рисунков. Среди них – план церкви при Кавалергардских казармах, проект Исаакиевского собора. Немало за эти годы произведено Воронихиным рисунков мебели и предметов прикладного искусства для дворцов и пригородных усадеб.
