Раффи - Хент
Вардан, казалось, был спокоен. Это было спокойствие моря, наступающее после страшной бури.
— Я вам расскажу одну притчу — сказал он своим товарищам. — Когда-то лесные деревья известили своего царя, что изобретено орудие их гибели. — «Как называется это орудие?» — спросил царь. — «Топор», — ответили деревья, — «Из чего он сделан?» — «Лезвие из железа, а рукоятка из дерева», — ответили деревья. — «Если рукоятка сделана из нас же, то это очень опасное орудие», — сказал лесной царь.
— Рукоятка сделана из нас же… — повторил Вардан, подчеркивая последние слова. — Рукоятка орудия, которое эксплуатирует нас, грабит, мучит, делает нас рабами, которое уничтожает нас и разрушает наши дома, — рукоятка этого орудия сделана из нас, армян. Такие люди, как Томас-эфенди, служат подобными рукоятками в руках врага. В истории армян немало подобных примеров. Там, где предают отечество в руки врага, замешан армянин. Там, где совершено свержение с престола армянского царя и передача его трона чужестранцу, замешан армянин. Там, где увидите родную землю, обагренную кровью армян, их жилища, уничтоженные огнем, а самих обитателей в плену, — там опять обнаружите участие армянина. В подкопах и кознях против нации, религии и святой церкви всегда замешан армянин. Одним словом, во всех страданиях и гонениях, пережитых и переносимых нашим народом, всегда действовал топор армянина. Армянин сам своими руками подкопал фундамент национального здания и сам же расшатал его святые устои. Зачем же мы обвиняем других?..
Апо и Айрапет в глубокой печали слушали Вардана.
— Значит, все наши надежды исчезли и наше недостроенное здание в самом фундаменте рухнуло!? — спросил Айрапет.
— Я, точно пророк, предвидел это и знал, что плохо кончится, да и ожидать иного конца было бы глупостью, — ответил Вардан. — Салман сам колебался и мало верил в начатое дело. Я помню, как он однажды сказал мне: «Если идея какого-либо народного движения всего лишь бред воображения нескольких героев, а не общее достояние, если она не укрепилась хотя бы в части народа, то можно одним ударом покончить с ней, уничтожив руководителей. Но масса — другое дело. Убить идею в массе невозможно… — Мы, говорил он, сеятели, но не жнецы. Жатву мы оставим следующему поколению». Вот почему Салман в последние дни взялся за создание школ как более прочных и полезных учреждений. Деятельность Салмана не имела целью восстание, она носила скорее характер реформаторской, подготовительной работы. Однажды он обратился ко мне с радостной улыбкой, такой редкой на его холодном лице. «Вардан, мы, взявшиеся за дело воспитания народа, сами еще неразвиты; мы должны учиться у этого самого народа. Народ — великий учитель. Каждая поговорка его несет в себе глубокую философскую мысль. Послушай-ка, как определяет народ свое отношение к туркам: „Живи с собакой дружно, но палки из рук не выпускай!“ И действительно, в этой поговорке много мудрости: чтобы не стать жертвой зубов собаки, нужно держать палку наготове, Поэтому Салман старался вооружить народ и подготовить его к самообороне.»
Айрапет и Апо слушали Вардана с глубоким вниманием. Они точно забыли свое несчастье и горькую участь, ожидавшую их, и думали об общем горе. Они уже несколько раз слышали от Салмана подобные слова, но до сегодняшнего дня не могли так ясно понять их смысла.
Казалось, арест воодушевил Вардана, он говорил не умолкая. Ему не раз приходилось сидеть в тюрьме, и всегда она производила на него тяжелое впечатление, но теперь он чувствовал нечто вроде удовлетворения, Он был похож на приговоренного к смерти, который, стоя на эшафоте, смотрит с презрением на несправедливый мир и смеется над глупостью людей, говоря: «Вот вся ваша сила!.. Что вы можете сделать больше?.. Вы убиваете мое тело, но не можете убить посеянных мной мыслей»…
— «Живи с собакой дружно, но палки из рук не выпускай», — повторил Вардан. — Это верно. Такая ужасная жизнь делает людей дьяволами, подобными мне… Вы, друзья мои, не знаете меня таким, каков я на самом деле, и так как может случиться, что я говорю с вами в последний раз, то слушайте меня. Я из тех людей, которые рано начинают платить за зло злом. Много раз руки мои бывали обагрены кровью, но ни разу не пролил я невинной крови. Некогда я был монахом, но из Ветхого завета выучил только одно: «Око за око». Когда я прочитал, как Моисей, пророк Иеговы, из любви к своей нации убил египтянина, преследующего евреев, и закопал тело его в песках Нила, сердце мое наполнилось страшной ненавистью к тем народам, которые устроили гонения на армян. Прочитав, как Моисей, пророк Иеговы, уничтожил целые племена, пока очистил обетованную землю от чужестранцев и водворил на их место сыновей Израиля, я подумал, что так же нужно поступить с турками, курдами и черкесами, которые захватили наши земли, оставленные нам нашими отцами. Это — тот же закон природы, о котором говорил нам Салман, приводя в пример растения; одна порода растений давит, душит и уничтожает другую, и сама занимает ее место. Если мы не желаем гибнуть в борьбе за существование, то должны обладать силой и способностью защищаться. В этом и заключалась главная цель Салмана — пробудить и воспитать в народе эту способность к самозащите. Я давно уже научился этому. Быть может, моралист назовет меня безнравственным, преступником, зверем; быть может, и священник назовет меня грешником, но это не беда Я должен поступить так, как того требует жизнь! Но если только люди перестанут быть злыми, если воцарится на земле мир и христианское братство, я буду тогда добрейшим человеком и готов обниматься со своими врагами.
Так беседовали они до тех пор, пока не догорела свеча и, затрещав, не погасла.
XXXI
В ту же ночь, когда молодые люди, сидя в заточении, говорили о судьбе угнетенного народа своей несчастной родины, Томас-эфенди ужинал у отца Марука и, будучи навеселе, болтал и шутил с ним.
Это был тот самый священник, который причинил столько забот Салману. Но теперь, услышав об аресте Салмана Марук скорбел душой, но не потому, что в лице Салмана погибал общественный деятель, а потому, что ему жаль было всякого армянина. Отец Марук не был злым человеком и если он выступил против Салмана, чтобы помешать его планам по открытию школы, то только потому, что считать затею Салмана вредной. Отец Марук прежде был простым крестьянином и в детстве кое-как выучился грамоте и письму в монастыре св. Иоанна. В хозяйстве ему не повезло, он разорился и ушел в чужие края искать счастья. Не повезло ему и на чужбине: одно время содержал он кофейню в Ване, но и тут дела его пошли плохо, и он, не приобретя ни гроша, вернулся на родину, где, не находя других средств к существованию, сделался священником.
В этот вечер был приглашен к попу и сельский педагог — известный нам уже дьячок Симон, зять отца. Он был высокого мнения о своих знаниях (крестьяне тоже высоко ценили его), но больше всего гордился тем, что доводился зятем священнику.
Темой разговора служили события, происшедшие в доме старика Хачо, которые навели ужас на всю деревню и беспокоили отца Марука.
— «Осел трудится, а лошадь кормится», святой отец, — продолжал эфенди. — Так было, так и будет. Что установлено богом, человек изменить не может. Бог создал одного господином, а другого работником. Один трудится, другой ест. Если не будет работника, господину нечем будет жить, и наоборот: не будь хозяина, пропал и работник. Турки охраняют, защищают нас своим оружием, и мы должны платить им своим трудом; бог дал в руки турка меч, а в руки армянина — лопату. Одно не может заменить другое.
— Правда ваша, — согласился батюшка, осенив себя крестным знамением, — господь наш Иисус Христос то же самое говорит в святом Евангелии: без воли господа бога даже листочек не опадет с дерева и волосинка не поседеет на голове. Все в его руках.
— Истинная правда… — подтвердил дьячок Симон, также крестясь.
Затем они заговорили о положении крестьян, ухудшившемся из-за войны. Священник, смотревший на грабежи с точки зрения личной выгоды, жаловался, что налоги совершенно истощают хозяйство крестьянина, а то, что остается, уносят курды. — Потому-то труды его оплачиваются плохо, ему приходится венчать, крестить и хоронить без всякой платы. Крестьяне хотя и обещают платить, но или не могут, или же надувают; в деревне у него много должников, и он решил теперь не крестить, не венчать и не хоронить, пока не заплатят вперед. Ведь и он человек, и ему жить хочется.
— Святой отец, — назидательным тоном ответил эфенди, — вы не знаете крестьянина так, как я. «Бог дал мужику только душу, но и ту не может взять назад, пока ангел смерти не станет над головой мужика с мечом в руках». Это для нас пример. Крестьянин пока не увидит над собой «благословенной палки», денег не даст. Приготовьте список ваших должников, передайте мне, а я поручу стражнику собрать с них. Я не позволю пропасть ни одному вашему прощу.
