Виктор Карпенко - «Вставайте, братья русские!» Быть или не быть
А ночью при свете костров Андрей сказал своим воинам:
– За тем перелеском заканчиваются русские пределы и начинается земля половецкая, а это уже Орда. Я иду в Сарай. Зову с собой охочих. Кто не пожелает, не неволю, оставайтесь здесь или идите в муромские леса. Там укроетесь. Везде ноне на ваши мечи татар достанет.
Только четверо из пришедших в ватагу последними остались на месте ночевки, остальные же последовали за своим вожаком – городецким воеводой Андреем Романовичем.2
Подойдя к местечку Рагу, «городецкие ястребы» остановились на ночевку. Не успев поставить палатки и шатер для Андрея Романовича, ватажники были вынуждены вновь надеть брони и сесть на лошадей. По докладу дозора, впереди, менее чем за версту, расположился военный отряд числом до трех сотен, по говору русские. Подкравшись к стоянке и окружив ее, по команде Андрея ватажники, словно тени, выступили из темноты в полосу света от костров. Сидящие и лежащие у костров воины повскакивали со своих мест, ощетинились сулицами [11] и мечами.
– Что мечи под руками – это неплохо, а вот дозоры не выставили… – улыбаясь, осуждающе покачал головой Андрей. Он не спеша подошел к костру, у которого сидели пятеро в зрелом возрасте мужей, в добротной одежде.
– Кто вы и что это значит? – выступил один из пяти, смуглый, чернобородый, в зеленого цвета легком кафтане и тонкой выделки кожаных штанах, заправленных в тисненой кожи чедыги.
– Судя по говору, вы из-под Ростова, а мы городецкие. Зовут меня Андреем Романовичем, а это моя дружина, – повел он рукой из стороны в сторону.
– Я – боярин князя Глеба Васильковича Дмитрий Фролович. По поручению князя направляюсь в Сарай сватать татарскую царевну.
– В Сарай? – переспросил Андрей.
– В Сарай, – утвердительно кивнул боярин.
– И мы в ханскую ставку. Может, вместе добираться будем? Татары, они разные бывают. И каждый за своего хана стоит. А ханы друг с другом не ладят…
– Что же, пока садитесь к кострам, мы охотно поделимся с вами пищей и вином, а завтра посмотрим…
– Благодарю, – в полупоклоне склонил голову Андрей, – но мы и сами с усами. Это я к тому, что едой и водой мы тоже охотно поделимся. – Он подал знак, и воины уже без опаски приблизились к кострам. – Ты уж, боярин, не серчай, но я дозоры выставлю. Мы привыкли просыпаться стольким количеством, сколь ложились почивать.
Когда оживление у костров, вызванное приходом новых людей, знакомством, стихло, не спеша приступили к трапезе.
– Кого же сватать намерены? – чтобы поддержать разговор, поинтересовался Андрей.
– Царевну Газель, дочь хана Неврюя…
– Вот те раз, – присвистнул Андрей. – Хан Неврюй всю Северную Русь разорил, а вы к нему родниться намерились!
Потускнел взором боярин Дмитрий Фролович, словно тень легла на чело.
– Не лежит сердце к сватовству, а надо. Сам великий князь Александр Ярославич в прошлый свой приезд в Орду обговорил с ханом сватовство. Мы и свататься, и за невестой одним разом.
– А как же Глеб Василькович? Татары батюшку его Василька Константиновича головы лишили…
– Князь Глеб во власти великого князя, из его рук стол белозерский принял. Да что супротив воли князя Александра скажешь, коли за ним Орда стоит, – тяжело вздохнул боярин Дмитрий. – Давай-ка лучше выпьем медка хмельного, нашего, ростовского, из погреба матушки княгини Марии Михайловны.
– А невеста-то хоть хороша?
– Князь Глеб говорит, что молода очень. Четырнадцать от роду, отроковица… А лицом? Не мне с ней жить. По мне так все татарки на одно лицо.
Мед разлили в оловянные кубки.
– За что пьем? – спросил Андрей.
– За здоровье, конечно, – решительно тряхнул смоляными кудрями боярин.
Кубки глухо брякнули. Сотрапезники крякнули и одновременно отерли усы.
– Как медок княгинюшки?
– Хорош! Давно не пивал такого, – похвалил Андрей. – А что, княгиня благословила сына?
– И она, и епископ Кирилл одобрили выбор князя.
– Дела-а, – удивленно протянул Андрей. – Наливай, Дмитрий Фролыч, еще, а то понять не в силах князей наших. Их татары бьют, а они к ним на поклон да еще и в родственники просятся.
Выпили еще по одной, а потом еще… На душе потеплело, не такой уж дикой и далекой казалась степь, и поездка в далекий город Сарай не казалась опасной… Потрескивал костер, гомонел народ за трапезой.
– А тебя на кой ляд к бусурманам потянуло? – в свою очередь поинтересовался боярин Дмитрий.
Андрей, чуть помявшись, ответил:
– Своей волей еду. Кровник мой в Сарае обретается. Пока его жизнь не возьму, своя жизнь не в милость.
Помолчали.
– Я твоего отца Романа Федоровича знавал. Жив-здоров ли? – нарушил молчание боярин Дмитрий.
– Здоров, виделись недавно…
– Слышал, он в князья вышел. Правой рукой эмира Булгарии стал.
– Чести много, да забот во множестве, – нехотя ответил Андрей.
– Так и ты теперь князь…
– Я – воевода городецкий, им и останусь, – с раздражением отозвался Андрей. Он опрокинул чашу с вином, крякнул и, обрывая разговор, предложил: – А давай-ка, боярин, почивать. Ночи коротки, а сил поднабраться надобно.
Дмитрий Фролович понимающе кивнул. Он завернулся в плащ и, положив голову на седло, быстро забылся сном. А Андрей еще долго сидел у затухающего костра, глядя на яркие и такие близкие звезды, и размышлял. Он не мог понять, почему князья русские так льнут к Орде. Одаривают ханов, позволяют безнаказанно разорять Русь, да еще и пытаются породниться. «Может, смерть Цветаны застит глаза и я чего-то не вижу? Отец тоже призывает смириться… Ну, нет! Я не склоню головы пред татарским мечом, как не склонил ее кровный отец мой – великий князь Юрий Всеволодович!»
3
Хан Неврюй оказался низеньким, толстеньким, смуглым, улыбчивым человеком. Ходил он важно, возложив руки на солидный живот, говорил быстро, и разобрать слова, сказанные им, было сложно. Толмач боярина Дмитрия Фроловича часто путался в них и изрядно перевирал. Но общий смысл был ясен: хан отдает свою дочь Газель за князя Глеба Васильковича. Калым за невесту хан назначил умеренный, сам же в приданое, и это уже по русскому обычаю, дал немало: одних чистокровных арабских скакунов выделил семь десятков, посуды, мехов, одежды всякой женской нагрузил пять возов, а также слуг, все больше русских полонянок, три десятка и сотню нукеров личной охраны.
Сговор отпраздновали кумысом, хмельным медом и ромейским красным вином. Невеста так ни разу не появилась.
– Только мужу откроет лик, – пояснил хан, – а там уж князь Глеб решит, с открытым ей лицом ходить или прикрываться.
На пиру по поводу сговора присутствовал в составе своеобразной свиты боярина Дмитрия и Андрей. Темника Котыя ему показали. В отличие от многих окружавших хана Неврюя монголов он был высок, грузен, налит недюжинной силой. Небольшая обритая голова его была крепко посажена на бычью шею. Глазки маленькие, быстрые, настороженно смотрят из-под нависающих бровей. Темник Котый медлителен, но эта медлительность кажущаяся, и Андрей распознал это.
«Темник силен и опасен, и взять его будет непросто», – размышлял Андрей, разглядывая своего врага. Пожалуй, он был единственным из пирующих, который пил лишь воду. А когда гости начали расходиться, Андрей проследил дом темника Котыя.
Отъезд на Русь был назначен через седьмицу. Хан для гостей устроил соколиную охоту, а через два дня – охоту на волков. Сам-то он не очень любил гоняться по степи за волками, но для гостей нукеры согнали в ложбину до трех десятков серых, пресекая любые их попытки вырваться из кольца всадников.
– Оставим эту забаву молодым, – предложил хан, и боярин Дмитрий охотно согласился. Убить волка плеткой, в кончик которой вплетен острый железный шип, на скаку было непросто. Монголы этому учились с детства, и соперничать с ними на Руси мог не каждый, тем более боярин Дмитрий, который волков-то видел лишь издали да уже остывшего зверя среди трофеев удачливых охотников.
Андрей в волчьих гонах ранее не участвовал. Но от ханской охоты не отказался. Его интересовал не волк, а волчище о двух ногах, возвышающийся словно скала, на низкорослой монгольской лошадке. Темник Котый бахвалился, всем показывая пять растопыренных пальцев, мол, за ним пять волков.
Медленно, разворачиваясь в лаву, более сотни охотников и их слуг направились к ложбинке. При их приближении нукеры разорвали круг, выпуская волчью стаю. Три десятка серых устремились в образовавшийся проход. Охотники, увидев добычу, оглашая степь улюлюканьем и свистом, обгоняя ветер, кинулись вдогон зверям.
Волчья стая растекалась по степи, и так же охотничья лава дробилась на несколько групп преследователей, которые тоже делились, увлекаемые волчьими хвостами.
Андрей, чуть отстав, не теряя из виду темника Котыя, не без интереса наблюдал за охотой.
Охотник гнал волка довольно долго и, даже настигнув его, не сразу наносил удар. Смертельный удар плетью был всего один. Нанеся его, он или оставался возле поверженного зверя, или гнался за следующим серым, а трофей забирали следовавшие за охотником слуги.
