Аркадий Крупняков - АМАЗОНКИ
Рассвет в горы приходит всегда с прохладой. Костер потух, и в пещеру снова вползла сырость. Она и разбудила Хети. Голова почти не болела, но рана в плече ныла мучительно. Хети с трудом поднялся, раздул тлеющие угли, бросил в костер остатки хвороста. Запылал огонь, в маленькой пещере сразу потеплело. Мелета, почуяв тепло, сбросила с себя шкуру барса и лежала перед Хети почти обнаженная. Вчера, когда он видел ее с убитым барсом на плечах, когда всадница, рванув поводья, поднимала лошадь на дыбы, — она казалась ему могучей, суровой, взрослой, А сейчас перед ним лежала девочка, совсем еще юная, нежная и беззащитная. Она что?то шептала во сне, ее розовые губы шевелились, по лицу пробегали то тень тревоги, то улыбка.
И Хети подумал: это моя сестра, она пришла в чужой мир, враждебный ей, впереди у нее тяжкие испытания и мой долг помочь ей, защитить ее, уберечь от ошибок. Я совсем забыл, думал Хети, как трудно и мучительно входила в новую жизнь ее мать Лота. Сколько было стычек с мужчинами селения, как долго, и трудно изживали они с отцом жестокость амазонки, ее подозрительность и вспыльчивость. А ведь она родилась среди обычных людей. Каково будет Мелете, с детских лет наученной презирать людей, ненавидеть мужчин? Как она встретит мать, воспримет отца? Из вчерашнего разговора Хети понял, что Мелета в душе считает мать предательницей заветов Фермоскиры, а Ликопа причиной этого шага. И если к тому же она презирает мужчин... Но сам Хети разве не мужчина? А она спасла его...
Ну, ладно, думал дальше Хети, в своей семье уладить все легче, а как встретят ойропату таянцы? Ее подругу они уже схватили, в этом нет сомнения. Поверят ли Мелете? Нет, прежде чем вести Мелету на пасеку, надо хорошо все обдумать. Надо подготовить мать, отца. Да и девушку сводить с семьей надо осторожно? Кто знает, как ее настроили за эти годы жрицы храма? Из рассказов Лоты Хети хорошо знал о порядках паннория и гимнасия.
Из костра стрельнул уголек, упал на плечо девушки. Мелёта проснулась, села на шкуру.
— Долго я спала?
— Я знаю, ты заснула поздно. Спи.
— Но солнце уже взошло, а кони не поены. Пойду...
— Успеют твои кони. Мы ведь тоже голодны. Приедем на пасеку...
— Нет, нет. Я поеду к озеру.
Мелета вышла из пещеры, расстегнула наплечную пряжку, сбросила хитон и принялась вытряхать из него пыль. Она стояла спиной к Хети, обнаженная, облитая утренним светом. Хети невольно отвел глаза. Горянки при мужчине старались закрывать не только тело, но и лицо. А эта, бесстыжая...
Когда Мелета набросила хитон, перепоясалась и скрылась, Хети вдруг рассмеялся. Нет, она не бесстыжая, она просто не знает, что обнажаться при мужчине стыдно. И это еще раз напомнило Хети, что вводить в этот мир сестру надо осторожно.
Размышляя о ней, он вспомнил: когда Мелёта узнала, что мать жива, в ее глазах не было радости. Не было волнения и дальше — шли обычные деловые расспросы.
Вернулась Мелёта часа через два. Лошади были вымыты, сама она, посвежевшая, с мокрыми волосами, показалась Хети очень привлекательной.
— Скажи, Мелёта, ты любила свою мать?
— Как я могла ее не любить? Она была полемархой. После царицы она была вторая...
— Я не о том спрашиваю. Вот сейчас ты рада, что она жива?
Мелёта вдруг сникла, села к нему спиной, обхватила колени.
— Я не знаю, Хети... Я не знаю, что такое любовь. Я не знаю, что сказать о матери. Пока я не увижу ее... Она для меня мертва. Не к ней я стремилась. Мне с детства внушали, что я должна защитить ее честь. Но если она и твой отец...
— И твой тоже...
— Как мне теперь быть?
— Успокойся, Мелета. С тобой я, скоро с нами будут отец и мать. — При слове «отец» Мелета вздрогнула. Если она мало думала о встрече с матерью, то мысли о Ликопе вообще не приходили в голову. Дочери Фермоскиры никогда не знали отцов. И как ей относиться к нему?
— Ты меня не слушаешь, Мелета. О чем ты думаешь сейчас?
— Я думаю о Ликопе. Я еще не видела его, но он мне чужд и противен...
— Не забывай, Мелета, в тебе течет его кровь. Он очень добрый.
— Но он мужчина. А заветы великой наездницы...
— Забудь заветы. Ты не в набеге. Я тоже мужчина, но почему ты спасла меня, а не убила? Я уверен, ты полюбишь Ликопа.
— Ты уже можешь сесть на коня?
— Если посадишь. Но я тебе вот о чем хочу сказать: нам вместе на пасеку приезжать нельзя. Сначала я один.
— Почему?
— Ты была на озере. Ты ведь не только поила лошадей. Ты ждала Чокею.
— Ее там нет.
— Стало быть, таянцы заперли ее. Они, наверное, обшарили окрестности и узнали, что Чокея не одна. И я не знаю, как нас встретят на пасеке.
— Я должна остаться здесь?
— Нет, в лесу перед пасекой. Я сначала расскажу о тебе отцу. Он съездит в Тай и привезет Чокею. А после мы встретим тебя. Так будет лучше.
— Пожалуй.
... Дорога была широкая, и кони шли рядом. Хети рассказывал о жизни на пасеке, вспоминал о том, как Лота учила его говорить на языке амазонок. Мелета жадно впитывала каждое его слово, многого она не понимала, и это беспокоило ее... Поляна оказалась совсем маленькой, от нее по склону к долине спускался лиственный лес и кустарники. А внизу, совсем рукой подать, стояли три ветхих строения, огороженных плетнем, и десятка два пчелиных колод.
Хети простился с Мелетой, подобрал палку и, опираясь на нее, пошел вниз. Мелета привязала лошадей и улеглась на траву в тени дерева. У нее не выходил из головы разговор с Хети. Она только сейчас начала понимать, что скоро вступит в жизнь совсем иную, противную той, в которой она жила до сих пор.
... Были упреки, были ахи и охи. Все это Хети предполагал. Он надеялся на шкуру барса. За нее, думал он, простят все. И не ошибся. Отец, побранив немного сына, в конце концов и похвалил его. Он сам был охотником и понимал, что значит придти с охоты со шкурой барса на плечах. Лота принялась готовить обед, она тоже была рада, что Хети вернулся живой и все тревоги кончились.
— Шкуру надо растянуть и высушить, — сказал Хети. — Отец, помоги мне, — и вышел на двор.
Укрепляя шкуру на растяжках, Хети тихо сказал Ликопу:
— Я встретил Мелету, отец.
— Какую Мелету?
— Сестру.
Ликоп смотрел на сына удивленными глазами и не понимал. Он совсем забыл это имя.
— Какую сестру?
— Дочь Лоты. Твою дочь.
— О, боги! Где же она?
Хети взглядом указал вверх, в сторону поляны.
— Я боялся... В селении уже знают об этом.
— Ты прав, сын мой. Но что же делать?
— Заложи повозку и поезжай в селение. Там найди подругу Мелеты. Я боюсь, не убили ли ее таянцы. Думаю, что нет. Привези ее сюда. Мужчин успокой. Скажи им...
— Понимаю, — Ликоп вывел гнедую кобылу и стал впрягать ее в двуколку.
— Ты куда собрался, Ликоп? —спросила вышедшая во двор Лота.
— Он поедет в селение, мама.
— Зачем?!
— Я в горах встретил Арама. Он сказал мне, что таянцы задержали женщину. Будто бы она из Фермоскиры.
— Это Мелета! —воскликнула Лота, схватилась за грудь и прислонилась к косяку двери. — Это она!
— Нет, мама. Женщина пожилая. Таянцы только думают, что она из Фермоскиры.
— О, боги! Я поеду с тобой, Ликоп!
— Не выдумывай. Ты снова поссоришься с мужчинами.
— Да и как оставишь меня? — заметил Хети. — Мне нужно перевязать раны.
— Ну, хорошо, хорошо. Только не медли, Ликоп. Только скорее.
Пока Хети обедал, Лота суетилась, ходила из угла в угол. Она была вся в тревоге. «Если сюда послана амазонка — значит, с дочерью что?то случилось», — твердила Лота.
Чтобы отвлечь ее от тревожных мыслей, Хети попросил сделать перевязку. О его ранах забыли, а они и в самом, деле стали мучительно болеть.
Лота посадила Хети на скамью и начала разматывать повязку. Вдруг она остановилась и сказала жалобно:
— Хети, посмотри мне в глаза. Ты меня обманываешь?
— Что ты, мама...
— Кто тебе перевязал голову?
— Я уже рассказывал: Арам. Он нашел меня раненого...
— Ты неправду говоришь, Хети. Тебя перевязала амазонка. Только они делают такие повязки, да и ткань... Эта ткань из Фермоскиры. Скажи мне правду, Хети!
— Откуда я знаю, где Арам взял эту ткань. Может, отнял у той, что задержана (в селе.
— Нет, я тебе не верю! Скажи, ты видел женщину? Это она перевязала твои раны?
— Ну, она.
— Ты говорил с ней?
— Говорил.
— Что?нибудь с Мелетой?
— Да жива твоя Мелета.
— Она тебе так сказала? Как зовут ее? Расскажи все подробно. Только правду!
— У меня болит голова, мама. Я не могу говорить. Перевяжи раны, и я лягу. А ты успокойся. Дочь твоя жива и, может, приедет сюда. Разве тебе этого недостаточно?
Лота перевязала раны Хети и уложила его в постель. Села на край лежанки и так вопросительно поглядела в глаза, что ему стало жалко мать. Он как можно спокойнее начал говорить:
— Я скажу тебе правду, только ты не волнуйся. Женщину в селении я не видел. Я не был там. Но я встретил другую амазонку. Если бы не она, я бы умер в горах. Это она убила барса и спасла меня. Она перевязала мои раны и привезла сюда.
