Решад Гюнтекин - Зелёная ночь
— Не могу я идти, эфенди, ноги не держат... Ничего не случится, если я здесь где-нибудь в уголочке прилягу... Мы же братья по религии!..
Шахин-эфенди испугался, что женщина начнёт настаивать, если он проявит жалость, поэтому сказал ей строго:
— Нельзя! Понимаешь, нельзя! Дойти тут всего три минуты. А ну, давай собирайся!..
Незнакомка ухватилась за косяк и с трудом поднялась на ноги. Потом она сделала несколько шагов, но вдруг пошатнулась и, если бы Шахин-эфенди не схватил её за плечи, упала бы навзничь.
— Хемшире!.. Что с тобой? Опомнись!
Женщина не отвечала. Всей тяжестью тела она повисла на руках учителя. Шахин-эфенди постоял на месте, растерянно соображая, что предпринять дальше, потом внёс женщину во двор школы. Здесь он положил её на парту, которую как раз вечером принесли из ремонта, и бросился искать воду.
Ворвавшийся в открытую дверь порыв ветра задул лампу. Шахин никак не мог вспомнить, куда он её поставил, и, чиркая спички, стал искать. Наконец он нашёл и лампу и воду, открыл лицо лежавшей без чувств женщине, попытался напоить её. Это оказалось невозможным — женщина крепко стиснула зубы, и вода стекала с губ и лилась на шею, на грудь...
— О господи, ты всеведущ... что делать? — Голос Шахина дрожал от волнения.— И откуда такая беда на мою голову?
Женщина лежала на парте, запрокинутая голова свешивалась, волосы рассыпались,— светло-каштановые волосы, заплетённые в тоненькие косички, как у маленькой девочки...
В эту минуту Шахин-эфенди даже не подумал, что можно бояться или стыдиться женщины. Он смотрел, как лежит она, беспомощная, несчастная, и ему стало жаль её. Он взял больную на руки, понёс её в учительскую комнату и нагнулся, чтобы положить на диван. И тут он вдруг почувствовал, как руки её крепко обвились вокруг его шеи. От неожиданности Шахин-эфенди вздрогнул. Впервые в жизни он ощутил теплоту и мягкую нежность женского тела.
В страхе, словно он совершил самый большой грех, Шахин рванулся и выпрямился.
В это время женщина открыла глаза, растерянно посмотрела вокруг себя и спросила:
— Где я?
Она улыбнулась, сощурилась и потянулась, как будто проснулась от долгого и глубокого сна. Она лежала спокойно, словно забыв, что надо закрыть чаршафом рассыпавшиеся волосы, слегка обнажившуюся грудь.
Шахин-эфенди смутился и отвернулся.
— Ну как, тебе немного лучше? Идти сможешь? — спросил он.
Больная ответила слабым голосом:
— Не знаю, что такое со мной, ноги будто отнялись. Не могу двинуться с места...
— Что нам тогда делать?
— Мы же единоверцы, что случится? Я вот тут прилягу... Ведь не помешаю тебе. Скоро утро, как только светать начнёт, я сразу уйду,— умоляла женщина, смиренно склонив голову.
— Вот не было беды! — с гневом и возмущением воскликнул Шахин-эфенди. Он метался по комнате, подбегал к окну и прислушивался, что делается на улице, приговаривая: — Где вы? Куда вы запропастились, чудотворцы, святые угодники? Ведь вас в Сарыова на каждом перекрёстке полным-полно! Куда же вы все подевались?.. Явитесь мне!.. На вас вся надежда! Ну что вам стоит прислать полицейский патруль... или хоть сторожа!..
Каждую минуту он кидался к больной и повторял:
— Ну как себя чувствуешь? Можешь встать?
— Двинуться не в силах... Ноги не держат...— отвечала женщина и поудобнее устраивалась на диване.
Наружная дверь открыта. Уже несколько раз Шахин-эфенди выбегал на улицу и вглядывался в темноту: вокруг ни души, только ветер несёт клубы пыли и крутит их в буйном вихре да где-то отчаянно заливаются собаки, и тоскливый лай с трудом пробивается сквозь шум и свист бури.
Что делать? Шахин надел поверх ночной сорочки пальто и, взяв в руку палку, направился к полицейскому участку, расположенному в конце базара. Едва сделав несколько шагов, он заметил на углу улицы в свете фонаря чью-то фигуру. Человек медленно двигался по направлению к школе. Шахин подумал, что это сторож, и стал громко звать его. Однако пешеход оказался не сторожем, а учителем Эмирдэдэ Афиф-ходжой. Увидя его, Шахин-эфенди настолько растерялся, что даже забыл про свою собственную беду.
— Да пошлёт господь добро! Что вы здесь ищете в такой час?
Афиф-ходжа был как раз одним из двух учителей, носивших чалму. Фанатичный и упрямый пятидесятилетний софта. Уже около тридцати лет работал учителем в Эмирдэдэ.
Он был твёрдо убеждён, что место старшего учителя по праву принадлежит только ему. Но получить это место ходже не удалось, так как он не знал новых методов обучения, у него не было диплома учительского института, а самое главное, он не имел протекции. Поэтому ходжа смотрел на Шахина-эфенди, как на соперника, который отнял у него кусок хлеба, и при каждом удобном случае выступал против нового старшего учителя.
Ходили упорные слухи, будто Афифа-ходжу обещали назначить на место Шахина-эфенди, если тот будет смещён.
Встретив Шахина и услышав его вопрос, Афиф-ходжа остановился в нерешительности и промямлил:
— Да так, ничего... Родственник один заболел... Навестил его, вот возвращаюсь... порядком задержался...
Тут Шахин-эфенди стал рассказывать ему всё, что произошло в этот вечер, потом добавил:
— Сам аллах послал тебя, братец. Ведь нельзя допустить, чтобы эта женщина ночевала в школе, пусть она даже больна и заблудилась... Я тебя прошу, сходи, пожалуйста, в полицейский участок... Или знаешь, ещё лучше, подожди здесь, а я сам схожу, так быстрее будет.
Они вошли во внутренний дворик школы, и Шахин-эфенди сказал:
— Она лежит в учительской комнате, если попросит пить, вода там есть. Может быть, тебе захочется кофе, спиртовка на месте, свари себе...
Афиф-ходжа остановился посреди дворика. С непонятным беспокойством он смотрел то на открытую дверь учительской, то на Шахина. Когда тот уже собрался уходить, ходжа вдруг окликнул его хриплым голосом:
— Шахин-эфенди!.. Погоди немного. Я должен тебе кое-что сказать... Но только наедине...
Они открыли одну из классных комнат и зашли туда. Шахин-эфенди поставил лампу на кафедру и стал ждать. Афиф-ходжа присел на край парты.
— Шахин-эфенди, ты ведь знаешь, мы с тобой не сходимся ни убеждениями, ни характерами,— начал ходжа, сдавленный голос его дрожал от волнения.— Но я честный мусульманин. Пусть человек — мой кровный враг, однако не позволю, чтобы запятнали его честь, когда нет на нём ни греха, ни вины. Слушай, я тебе всё расскажу прямо и открыто, а ты поступай так, как тебе подскажет совесть...
Шахин-эфенди с ужасом слушал ходжу. И ему уже мерещилось, что совершено гнусное злодеяние...
— Шахин-эфенди,— продолжал Афиф-ходжа,— правду говорят: вера что деньги, никогда не узнаешь, у кого есть, а у кого нет... Но про тебя никак не скажешь, что ты истинно правоверный мусульманин... Не отрицай! Вот почему я не хотел, чтобы ты оставался в школе. Потом, скажу тебе, меня убеждали, что ты человек сомнительной честности, если ты неверующий. Помнишь, недели две назад в школу частенько приходила женщина? А? Ну вот, мне говорили, что ты её привадил. Из Стамбула некоторых проституток за разные там скандалы или другие провинности высылают сюда, в Сарыова. Так эта женщина — как раз одна из них. И в нашем городке она уже прославилась: путается с каждым встречным и поперечным. Мне говорили: «Твой старший учитель в школу баб водит, он всех вас сводниками сделает»,— все хотели напугать, на тебя натравить. А потом мне кто-то шепнул: «Шахин-эфенди ни при чём тут, это ему подсылают женщин, хотят ножку подставить». И вдруг сегодня вечером пришли ко мне... Кто они?.. Не спрашивай, сказать не могу. «Шахин-ходжа привёл женщину в школу, сейчас мы нагрянем туда, собирайся, пойдёшь с нами». Я даже поверил им, и такая на меня злость напала. Однако потом стал сомневаться, думаю: «Уж не обманывают ли они? Как бы подвоха не было». А тут мне один говорит: «Если мы уберём этого безбожника, место старшего учителя будет твоим, ходжа. Но тебе надо так же в этом деле себя проявить...» Услышал я эти слова, сразу меня пот прошиб. Я человек верующий, Шахин-эфенди, такой хлеб есть не стану! Ну, я, конечно, разошёлся и давай кричать: «Вы что же, шутки шутить вздумали!.. Над ним издеваетесь, и меня хотите опозорить! Грешно! Стыдно!» Всем известно, коли я разозлюсь, то меня уж не остановишь, поэтому они испугались и кинулись от меня врассыпную. Я тогда палку в руки и скорей в школу. Если раньше я в чём-то сомневался, то рассказ твой рассеял все мои сомнения. Вот такие-то дела! Как хочешь, Шахин-эфенди, так и поступай...
— Спасибо, ходжа,— сказал Шахин, грустно улыбаясь,— только что мы теперь должны предпринять? Я не привык к таким делам...
Афиф-ходжа поднялся.
— Прежде всего вышвырнем отсюда шлюху. Это дело предоставь мне.
Ходжа впереди, Шахин за ним, держа лампу в руке, вошли в комнату. Женщина по-прежнему лежала на диване, закрыв глаза, изображая глубокий обморок. Ходжа подошёл к ней и грубо крикнул:
