Геннадий Ананьев - Бельский: Опричник
— Отбросьте недотепу, — словно серчая, повелевает Иван Васильевич, когда же телохранители с трудом оттащили зверя, расцепив руки Хлопка с медвежьей шеи, Грозный заговорил совершенно иным тоном, отечески-добрым, обращаясь к застонавшему от боли молодцу: — Мой лекарь исцелит тебя, муж доблестный. И если захочешь, станешь при мне служить. От холопского заклада освобождаю.
С трудом, кряхтя от боли в груди, поднялся Хлопка. Склонил голову.
— Низко бы поклонился тебе, государь, да ребра, помятые медведем, не дают. Весьма благодарен тебе за милость твою и не погневись на мою просьбу. Челом тебе бью: отпусти меня к жене моей, извелась, должно быть, бедная, к сыновьям моим. От хлебопашества ушел в холопы деньги ради, в хлебопашество хочу вернуться. Надежней оно и спокойней.
— Из какой губернии?
— Ярославский я.
— Что же, воля вольная. Ступай с Богом. Гривна тебе от меня, — и повернувшись к дохлому медведю, ткнул ему в бок острым посохом. — Эко, зверюга непутевая.
Навстречу Грозному шагали его сын Иван и Бельский. Они подошли к поляне в самый критический момент единоборства, видели удаль-молодца; как и все, они тоже не решались нарушить раздумья царя, а вот теперь спешили с докладом, но услышав царскую щедрость, решили не оставаться в стороне.
— И от меня гривна, — посулил наследник престола.
— От меня тоже, — сказал свое слово и Богдан.
Бояре и дворяне наперебой принялись раздавать свои обещания, вовсе не намереваясь их исполнять, лишь пуская царю пыль в глаза, а Грозный вроде бы уже забыл о помилованном холопе, пошагал с сыном своим и Бельским обратно в трапезную, пригласив всех остальных:
— Продолжим пиршество.
Победитель медведя остался один аки перст. Никому до него не стало дела. А из всего обещанного только царская гривна в руке, да гривны наследника с Бельским.
«Уносить нужно отсюда ноги. Чем черт не шутит, пока Бог спит».
Его мысль словно подслушал Богдан, сразу же, как только закончилось пиршество, имел он разговор со своим ближним слугой.
— Узнай, какой дорогой покинул Слободу помилованный царем, а утром спозаранку догони. Пригласи его в мою Ярославскую усадьбу. Не боевым холопом, а ближним слугой. Провожающего выдели с повелением моим, чтоб терем ему срубили в самой усадьбе.
— А если заупрямится?
— Ни в коем разе не насильничай. Уговори.
— Ясно.
Богдан пошел в опочивальню. Что ни говори, а день был и долог, и напряжен. Утомился донельзя. А слуга ближний, передав хозяина постельничему, позвал к себе двух смышленых мужей из боевых холопов.
— Боярин велел утром догнать помилованного Хлопка, но утра ждать я не решаюсь: далеко может отъехать, если попутное что подвернется. Теперь же скачите по Ярославской дороге, увидев его, не упускайте из поля зрения. А если уже остановился на ночлег, скажите, что я хочу с ним говорить. Тогда один из вас — ко мне. И помните, не для любопытных ваша встреча. Пару изо рта не выпускайте с кем иным.
Посланцы Бельского нашли Хлопка быстро. В постоялом дворе первого же погоста, куда доехал он на попутной телеге и остановился, чтобы подлечиться мазями и снадобьями у местной знахарки. На встречу же со слугой Бельского едва-едва согласился. Долго отнекивался, но все же сдался:
— Ладно. Пусть едет. Все одно я не спешу. А разговор душевный — не оглобля по спине.
Но начался тот разговор не с душевности. С ершистости начался. Хлопко наотрез отказывался от предложения поступить на службу к Богдану.
— Иль не ясно царь наш батюшка определил? Вольная от холопства. На заклад себя в холопы не пойду больше ни за какие коврижки. Крестьянствовать стану, и все тут.
— С твоей ли силушкой за сохой ходить? Меч в богатырскую руку куда как ладнее, чем рога сохи. И не холопом предлагает тебе наш хозяин, оружничий царский, а воеводой дружины не очень великой, но молодецкой.
— Иль князь он, чтоб дружину иметь?
— Не князь, но в каждой вотчине, в каждом имении у него по полусотне боевых холопов. Вотчин же и поместий у него к дюжине подбирается. От Белого до Нижнего Новгорода. По всей, почитай, Руси. Что в наследство получил, что прикупил, служа верой и правдой царю нашему. Вот тебе над полусотней в Ярославском поместье и быть воеводой. Терем тебе рядом с хоромами боярина срубят, вези семью свою и — властвуй над ратниками. А добрей Бельского вряд ли отыщется иной какой барин.
— Наслышался я о его доброте, когда у князя Вяземского холопствовал. Не приведи Господи. Что Малюта, дядя его, таков и он — племяш его. Вот и теперь мед с твоих уст до той поры, пока уговариваешь. Когда же откажусь, не миновать мне оков или лютой смерти. Только, думаю, если станете насильничать, многим из вас тоже придется расстаться с душами.
— Не о том речи ведешь. Оружничий не лют от природы. Он лютует, служа верой и правдой царю, оберегая его от крамолы. Иль, скажешь, твой князь Вяземский был без крови на руках? Крови грешной, вражеской самодержцу. Небось и ты не в сторонке от этого стоял. Когда же сам с крамольниками якшаться начал, тут ему и расплата…
— Навет. Не крамольничал он.
— Не наше с тобой дело судить-рядить, кто супротив царя, кто у его руки. Послушай о Бельском от слуги его честный сказ: нет добрей его во всей русской земле. Не только он сам никогда не велит пороть провинившихся, если узнает, что управляющий руки распускает — взашей его. С мужиков две шкуры не дерет, помочь всегда готов, коль кого одолеет нужда. Девок не портит. Имеет в тех усадьбах, куда жену не возит, по паре дев для утех, но не силком приневолил их, а по доброй воле. Одаривает их так, что иная боярыня позавидует. Не для красного словца говорю тебе, не соблазнительства ради — хозяин мой доволен будет, если ты примешь его предложение, он и меня отблагодарит, если же не исполню я его поручения, зла мне он не сделает. А тебе — тем более. Скажу одно: счастье тебе подвалило, а ты упираешься рогами, словно баран, хотя видно, что разумен. В общем, решай сам. Я все выложил, как на исповеди.
— Дай покумекать. Завтра отвечу.
— Мне недосуг оставаться здесь до завтра. Оружничему, по моему расчету, царь завтра определит знатный урок, а я у него — правая рука. Я здесь оставлю одного из боевых холопов, если надумаешь, он проводит тебя до поместья Бельского с наказом к управляющему. Если откажешься, отпустишь его.
Едва успел ближний слуга Бельского с возвращением. Начал он было пересказывать беседу с Хлопком, как от царя посланец:
— Зовет царь Иван Васильевич к себе. Велел не мешкать.
— Хорошо. Сейчас иду.
Пока переодевался, дослушал ближнего слугу. Остался доволен. Но тот под конец озадачил:
— Воротники бы не донесли царю, что мы взад-вперед шастали конно. Опередил бы, боярин, вопрос царский.
— Улучу минутку.
Действительно, в Слободе все под неусыпным контролем, доносят Грозному лично, кто выезжает и кто въезжает. Осторожен он донельзя. И очень подозрителен. А повода для недоверия Богдану нельзя давать.
«Нужно найти уместную лазейку в разговоре».
Вышло же так, что лазейка не только нашлась сразу же, но и оказалась весьма уместной.
— Предстоит тебе, оружничий, довершить расчеты со сторонниками коварного князя. Одному. Даже никого из сынов своих тебе не оставлю. На полную твою волю. Тем более, что ты воочию убедился, кто льнул к князю Владимиру. Мне же в Москву нужно поспешать. От Батория послов встречать.
— Я предвидел твою волю, государь. Посылал слуг своих проведать, не собираются ли те из дворян и бояр, кто славил крамольника на погостах, в бега?
— Ну, и как?
— Пока тихо. Но, думаю, стоит поспешить. Сгрести их всех сюда.
— Не вози в Слободу. Лучше в Кострому.
— Тогда уж — никуда. А в поместьях и вотчинах. Если на то, государь, будет твоя воля.
— И то верно. Попытав, нет ли еще какого злого умысла, сечь головы или ядом травить. Поголовно всех. Чтоб наследников не оставалось.
— А как с церковниками, что в колокола звонили и торжественные службы правили?
— В Ярославль их отправляй. Оттуда я их на Соловки сошлю. Всех до одного. Твоя забота — под надежной стражей в Ярославль их доставить. Но не самому, а выделив сотню с добрым сотником, не зевакой. Да предупреди, церковный клир, мол, хитер и коварен, вокруг пальца могут обвести.
— Сам наказ дам сотнику.
— Верно. После чего твой путь в женский монастырь, что близ Кирилла-Белозерского. Заберешь оттуда инокиню Ефросинию. Она была главной соблазнительницей князя Владимира, толкая его на захват трона. Уверен, не без ее пособничества колдуний и нынче собирали.
— До Москвы не довозить ее?
— Верно уяснил.
Прямо скажем, задание не из легких. То, что в усадьбах и вотчинах можно ожидать сопротивления, Богдана не очень-то беспокоило: тысяча мечебитцев царева полка — не шуточки. Палачи тоже отобраны знатные. Сложней с Костромой. Вдруг город затворит ворота. Конечно, никуда он от наказания не денется, но любые осложнения, а тем более кровавые, при необходимости штурмовать и звать для этого дополнительную рать не на руку начинающему оружничему и главе Тайного сыска. Поэтому лучше семь раз отмерить, прежде чем рубануть. Вот и позвал Бельский на совет не только тысяцкого, но и сотников. По опыту он знал, что толк от этого велик.
