Зофья Коссак - Король-крестоносец
– О Туран-шах, – говорит он, – не земные то были силы, которые собрались против нас!
Не слишком обрадованный этим признанием, Туран-шах скачет в Каир, предваряя Салах-ад-Дина. Там, встав посреди площади перед мечетью Ибн-Тулун, он громко кричит в толпу:
– Радуйтесь! Сам Повелитель Правоверных едет за мной, целый и невредимый!
Толпа безмолвствует. Наконец какой-то дервиш с бронзовой от загара кожей взбирается на украшенную резьбой кладку городского колодца.
– О Аллах! – восклицает он. – Велика же победа Повелителя Правоверных – унести ноги! Уж лучше скажи по совести, что вас разгромили!
Туран-шах вперяет в смельчака гневный взгляд – но дервиша нельзя тронуть и пальцем. Да и толпа явно на стороне крикуна… И старый полководец спешит назад, навстречу брату, доложить о настроениях, царящих в столице.
– Враги твои, о Повелитель Правоверных, не тратили времени зря. Будь начеку: Египет важнее всего остального. Заключи мир с франками, чтобы не потерять Египет!
– Я так и поступлю, Туран-шах.
* * *С триумфом возвращаются рыцари в Иерусалим. Князь Раймунд из Триполи с главными силами королевства прибывает как раз вовремя, чтобы присутствовать при торжественном въезде победителей в город. Раскатисто бьют колокола. Жители словно обезумели от радости. Лишь иоанниты и тамплиеры не скрывают недовольства. Им не повезло: осада Алеппо закончилась плачевно. Великий магистр Одо де Сент-Аман погиб. Новым гроссмейстером был избран Жерар де Ридефор («Люцифер вместо Вельзевула», – говорят об этом в Иерусалиме).
Злополучный поход! Положить столько народу – и все впустую, в то время как тут этот смердящий труп одержал такую победу! Сам Саладин бежал от него!
Едущий в закрытом паланкине Балдуин не видит ни ликующих, ни недовольных лиц. Пелена плотнее занавесей паланкина застилает ему глаза. Он с трудом различает отдельные фигуры. Это от напряжения – нечеловеческого напряжения в бою под Монжисаром. Почти слепой, слабый как никогда, но в здравом уме и все еще живой, он простерт на своем ложе, с которого больше не встанет. Еще только раз заботливые руки братьев-лазаритов поднимут его и застывшим изваянием посадят на королевский трон: когда Саладин пришлет послов просить победителя о мире.
* * *Вскоре после этого король вызвал к себе Ибелина из Рамы.
– Друг мой, через два месяца истекает срок траура Сибиллы Иерусалимской. Подготовьте все необходимое, чтобы ты, не мешкая, мог с ней сразу же обвенчаться. Я хочу уйти со спокойной душой, зная, что она замужем и что королевство в твоих руках. А конец мой близок… Я совсем ослеп, даже тебя сейчас – и то уже не вижу. Однако по воле Божией я вручаю тебе державу не униженную, но увитую славой!
– Государь, ни один из нас, здоровых, не стяжал бы ей большей славы, чем вы.
– Господь стяжал – не я… Господь явил милость! Впрочем, несмотря на победу, трудно тебе будет справляться с королевством. Слишком много язв. В крепости Кир-Моав – изменник Ренальд де Шатильон. Тут – великий магистр де Ридефор. Этот куда хуже, чем покойник Сент-Аман, потому что умнее. А главное – то, что нас мало. Мало рыцарей! Редкие приезжают, редкие остаются…
Балдуин замолчал – говорить ему тоже было уже нелегко. Молчал и Ибелин, от природы немногословный. Переведя дух, король продолжал:
– Кто был тот рыцарь, который хотел поддержать меня после битвы? Должно быть, кто-то из новых, если не побоялся до меня дотронуться?
– Лузиньян, младший брат Амальрика. Еще не рыцарь: как раз и приехал, совсем недавно, чтобы заслужить тут посвящение. Он был с нами под Алеппо. Славно бился – добрая кость!
– Так посвятите его от моего имени. Надеюсь, он у нас останется, как и его брат?
– Не останется. Говорит, после посвящения сразу же поедет домой. Там у него невеста. Девица, верно, боится, как бы его у нее не отобрали: малый-то – красавец…
– А я и не заметил, каков он собой. Неужели и впрямь так хорош?
– О, не то слово! – Ибелин оценивающе присвистнул. – Редкая для мужчины наружность. Но при всем том – славный и честный юноша.
– Тем обиднее его лишиться.
Глава 12
ГОРА СОБЛАЗНА
– Принцессы требуют от меня невозможного! – отбивался, теряя терпение, Ренальд из Си-Дона.
Но принцессы стояли на своем.
– Вы же обещали!
– Дали слово рыцаря!
– Прошло много времени. Сейчас это уже не в счет.
– Как это не в счет? Тогда я не могла поехать из-за ребенка, потому что кормила грудью. Но мы договорились, что поедем, как только я его отлучу. Теперь я свободна. Едем!
– Вы отлучили принца? – переспросил Ренальд. – Не рано ли?
– Мужчине не следует соваться в бабские дела. Что вы в этом понимаете? Да, я отлучила малыша, потому что он кричал, не переставая.
– А теперь не кричит?
– Кричит по-прежнему, но хоть никто не говорит, будто все из-за меня. А то матушка чуть что: «Это ты виновата, это твое молоко никуда не годится, это ты за ним плохо смотришь…» Словом, и то не так, и это не этак – совсем меня заела! Так когда мы едем?
– Я уже не раз покорнейше объяснял, что никуда мы не едем – разве только с ведома короля или рыцаря Ибелина.
– Вы шутите? Ни тот, ни другой не позволят.
– Я знаю – и тем более не посмею ехать втайне от них.
– Трус! Вы их боитесь?
Ренальд покраснел, задетый за живое.
– Я не трус, просто я не могу поступить бесчестно!
Речь, как нетрудно догадаться, шла о задуманной некогда поездке на Гору Соблазна. Обе принцессы, припомнив об этой затее, загорелись желанием как можно скорее там побывать. Изабелла все больше времени проводила у своей единокровной сестры. Двор ее матери был строгий и скучный, а свадебные хлопоты Сибиллы казались такими заманчивыми; самое же главное – Онуфрий де Торон, которого не жаловала вдовствующая королева Мария Теодора Багрянородная, зато, наоборот, привечала Агнесса, встречался здесь со своей милой.
Сегодня же, как назло, Онуфрия не было: пару дней назад у него случился приступ жестокой лихорадки. Лишившись его общества, принцессы принялись тем настойчивее добиваться от Ренальда из Сидона, чтобы он сдержал данное им слово.
– Так вы не хотите сопровождать нас? – Сибилла перешла от уговоров к угрозам. – Что ж, вы еще пожалеете об этом, когда мы поедем туда одни. А мы-таки поедем – видит Бог! И нас похитят разбойники, потребуют за нас выкуп, а то еще и обесчестят – и королевство погибнет. Слышите? Королевство погибнет! Мы всем должны быть готовы послужить королевству, говорит мой брат, прокаженный. Так послужите нам! А если вы не согласитесь и с нами случится какая-нибудь беда, мы скажем, что это ваша вина. Что это вы затащили к нам старого оруженосца Готфрида Бульонского, чтобы возбудить наше любопытство, а потом совсем не по-рыцарски отказали нам в помощи.
– От двух таких своенравных сумасбродок можно ждать чего угодно, – сердито буркнул Ренальд. – Но что бы вы там ни говорили – я не поеду!
Сибилла даже заплакала с досады. Слезы не портили ее красоты. Она знала это и не старалась сдерживаться.
– О я несчастная! – причитала принцесса. – И что только у меня за жизнь! Мелочь, каприз – пусть глупый, не спорю, но и того я не могу себе позволить… Всего-то и было счастья на моем веку, что три месяца с Вильгельмом! А что впереди? Тоска… одна тоска… И ничего-то мне нельзя. Проехать полторы мили, чтобы поглядеть на старые развалины, – и то не дают!
Сибилла вытерла заплаканные глаза надушенным белым платком. Ренальд невольно представил себе подле этой юной красавицы щербатого, вечно озабоченного Ибелина и подумал, что горюет она не без причины. Не пара ей Ибелин. Бедная женщина… Растрогавшись, Ренальд стал податливее.
– Если бы можно было устроить это так, чтобы никто ни о чем не догадался! – вырвалось у него.
Радостными криками встретили сестры первый знак того, что несговорчивый рыцарь готов уступить.
– А вот и можно, можно! Мы уже все обдумали!
– И никто не узнает?
– Слушайте: утром мы поедем в монастырь, в гости к бабке Иветте. Мол, помолиться за счастливое замужество Сибиллы и все такое… Когда доедем, отошлем назад придворных дам с пажами и скажем, чтобы вернулись за нами вечером. Сразу после этого уедем и мы – за монастырской стеной вы будете ждать нас с лошадьми. Около полудня мы будем обратно. Правда, хорошо продумано?
– Не очень: как объяснить в монастыре, почему вы, едва приехав, уезжаете?
– Это мы тоже предусмотрели. Одна из нас забудет дома кошелек с милостыней или еще какую-нибудь мелочь, за этим мы якобы и вернемся.
– Какая хитрость! Неудивительно, что женщины вертят нами, простодушными, как им заблагорассудится. Что ж, похоже, наша затея может увенчаться успехом. Подождем только, пока выздоровеет Онуфрий.
– Нечего ждать! – вскричала Сибилла. – Неизвестно, сколько времени он еще проболеет, а я вот-вот буду замужней дамой… Едем завтра же, не откладывая!
