Геннадий Левицкий - Марк Красс
Рутиллу повезло, боги уберегли его от смертельного жребия. Но в глазах старого воина было не меньше печали и горечи, чем на лицах обреченных. Центуриона и остальных, оставшихся в живых легионеров третьей когорты, перевели до окончания войны в обоз. Трусы не имели права защищать свою родину с мечом в руке.
Справедливо ли поступил Красс? Действия его оценивались неоднозначно; большинство порицало жестокое убийство граждан, но отныне легионеры боялись своего военачальника больше, чем войска гладиаторов.
Спартак в Бруттии
Воспользовавшись тем, что Красс был занят восстановлением дисциплины в легионах, Спартак устремился на юг. Не встречая сопротивления, фракиец прошел разоренную бандами Крикса Апулию, затем Луканию и, наконец, остановился в Бруттии.
Красс, потерявший время из-за оплошности Муммия, теперь спешно гнал свои легионы по следам рабов. В Бруттий он вторгся лишь днем позже Спартака.
Таким образом, римляне и гладиаторы оказались на узком Регийском полуострове — в самом носке италийского «сапога». Казалось, столкновения не избежать. На столь малом пространстве просто невозможно разойтись двум враждебным армиям, но Красс не собирался испытывать судьбу в одном решающем сражении. Сама природа подсказала ему другой путь к победе, более долгий, но и более надежный.
Претор приказал в самом узком месте Бруттия выкопать огромный ров и насыпать вал. Легионеры Красса, ставшие теперь на редкость послушными, отложили мечи и с отменным рвением взялись за лопаты и кирки.
В один из дней Красс в сопровождении Публия Пета и военных трибунов осматривал свое детище. Военачальник хмуро наблюдал, как копошатся во рву его люди, и думал о чем-то своем.
— Кажется, строительство вала на этом участке подходит к концу, — удовлетворенно отметил Пет. — Теперь рабам не выбраться из ловушки.
— Я не стал бы радоваться раньше времени, — промолвил Красс.
— Ты думаешь, рабы могут одолеть заграждения, сломить сопротивление легионеров и вновь вырваться в Луканию?
— Весьма сомнительно.
— Что же тебя тревожит?
— Море, Публий, море. При определенных обстоятельствах оно может стать такой же хорошей дорогой, как Аппиева. Но если Аппиева дорога приведет только в Капую, то по морю можно уплыть в любое место земли. Или ты забыл, Публий, как мы ускользнули из Испании?
— В Малаке мы захватили превосходные корабли. У рабов их нет. Надеюсь, что нет, — поправился Пет.
— Вот именно, мы не знаем, чем располагает Спартак. А ведь он не настолько глуп, чтобы так просто дать поймать себя в ловушку. На что-то он надеялся, когда вел гладиаторов в крайне неудобный для маневров Бруттий.
— Если у него и есть несколько лодок или кораблей — их недостаточно для огромной армии рабов, — упорно не желал верить в худшее Публий Пет.
— До Сицилии рукой подать. Если хотя бы части рабов удастся одолеть Мессинский пролив, Риму будет очень трудно подавить мятеж. Возможно, на это уйдут многие годы.
В это время легионеры подвели к Крассу десятка два пленных. Претор сразу заметил, что эти люди не походят на рабов. Более того, мелькнула мысль, что он уже где-то видел людей, одетых в точно такие же пестрые одежды разных народов, населяющих берега Внутреннего моря. Красс не стал тратить время на воспоминания, а просто спросил легионеров:
— Кто такие?
— Пленные пираты, — доложил центурион. — Ночью на триере привезли рабам оружие и хлеб, получили хорошие денежки, но воспользоваться ими не успели. В темноте сели на мель и захвачены нами вместе со всем добром. Прикажешь повесить их, претор? Или распять на крестах?
— Погоди, это успеется, — Красс обратился к пиратам: — Кто среди вас старший?
Вперед вышел могучий корсар и с ненавистью взглянул на претора.
— Твое имя?
— Аристоник.
— Аристоник… — Красс задумался, и на этот раз вспомнил желаемое. — Кажется, лет шестьдесят назад человек с таким именем возглавил бунт рабов в Пергаме. Не его ли лавры не дают тебе покоя?
— Меня интересуют только деньги. Я не обладаю твоими познаниями, и человек, о котором ты говоришь, мне неизвестен.
— И все же ты разделишь его судьбу, с той лишь разницей, что умрешь гораздо более мучительной смертью.
— Я не боюсь смерти, иначе незачем было выбирать столь опасную работу.
— Грабеж и убийства ты называешь работой?! — взорвался Красс, но столь же быстро остыл, осененный новой мыслью. Голос его стал мягче и добрее. — А что скажешь, Аристоник, если я отпущу тебя и твоих товарищей?
— Я принимаю твои слова как неудачную шутку. Вели нас повесить и не трать напрасно время.
— Я даже оставлю тебе деньги, полученные от гладиаторов, и помогу снять с мели корабль, — продолжал Красс.
— Если это не шутка, то сделка, — догадался главарь. — Что ты хочешь взамен?
— Почти ничего. Я желаю, чтобы пираты прекратили всякие сношения с рабами. Убеди своих товарищей, что помогать врагам Рима — чрезвычайно опасное занятие.
— Я готов поручиться за себя и своих людей, но не уверен, что твое требование исполнят остальные киликийцы. Торговля с рабами приносит хороший доход.
— Попытайся уговорить своих товарищей отказаться от этого источника прибыли. Поверь, Аристоник, это и в ваших интересах, ибо, если хоть одна триера приблизиться к побережью Бруттия, я сразу же после того, как разберусь с рабами, займусь пиратами. А Красс умеет держать слово и доводить дело до конца. Можешь спросить об этом любого римлянина.
— Так, значит, я свободен? — переспросил пират, все еще не веря в свое чудесное спасение.
— Да, можешь прямо сейчас отправляться на корабль со своими головорезами, — кивнул Красс и, некоторое время поколебавшись, предложил: — Я хочу дать тебе возможность заработать. Ведь ты признался, что ничем не интересуешься, кроме денег. Привези рабам еще раз оружие, железо или что вы им там продаете и постарайся узнать планы Спартака. Все сведения будут щедро оплачены.
— Сделаю все, как пожелаешь, римлянин. Киликийцы также умеют быть благодарными.
Так неожиданно Марк Красс приобрел союзников, правда, не слишком достойных, но ведь услугами пиратов пользовались и Луций Лукулл, и даже Сулла Счастливый.
Следующие две недели претор занимался исключительно строительством заграждений от моря до моря. Великая и трудная работа сверх всяких ожиданий была выполнена очень быстро. Словно ножом римляне разрезали Бруттий рвом длиной в триста стадий (53,5 км), шириной и глубиной в пятнадцать футов (4,5 м). Вдоль рва насыпали высокий вал, на самом верху которого установили палисады[22].
Красс отгородил рабов от Италии, кроме того, уберег своих легионеров от вредного безделья. Богач знал: ничто так не развращает человека, как лень и невозможность заниматься трудом, физическим или умственным. Свои философские умозаключения Марк Красс в полной мере проверил на легионерах. Теперь утомленные тяжелым трудом люди желали лишь одного: отбросить в сторону ненавистные лопаты, взять мечи в покрывшиеся мозолями руки и бить врага. Сражение с гладиаторами сейчас казалось легкой разминкой в сравнении с задачей, которую поставил перед ними претор.
Красс был доволен настроениями своих легионеров и проделанной ими титанической работой, но одно обстоятельство все же тревожило его. Рабы не проявляли никакого интереса к сооружениям римлян и ни разу даже не пытались им помешать. Опасаясь какого-нибудь подвоха, Красс послал на Сицилию две тысячи легионеров. Они должны были помочь тамошнему претору защитить побережье, если рабы попытаются переправиться на остров. Красс готовил к отправке на Сицилию еще три тысячи воинов, но неожиданно прибыл отпущенный на свободу киликиец.
— Аристоник?! — удивился претор. — Не ожидал еще раз тебя увидеть.
— Ты плохо думаешь о нашем брате, а ведь я пришел с хорошими вестями.
Претор конечно же горел желанием услышать их, но римская гордость не позволяла торопить гостя. После небольшой паузы, показавшейся Крассу вечностью, пират продолжил:
— Киликийские братья приняли решение не подходить к берегам Бруттия до окончания войны с рабами.
— Хорошо. Был ли ты в лагере Спартака? — не удержался претор.
— Да. И получил от него выгодное предложение. Фракиец попросил переправить на Сицилию две тысячи рабов и даже вручил два таланта золота в виде задатка. Поскольку я не собираюсь выполнять эту работу, золото мне не принадлежит. Я прикажу сгрузить его с корабля. Распорядись, чтобы твои люди забрали.
— Золото принадлежит тебе. Более того, я твой должник.
— Оставь это, римлянин. Ты уже рассчитался тем, что сохранил мне жизнь. Хотя мы, киликийцы, мало ее ценим, все же стоит она дороже золота.
— Благодарю, Аристоник, ты принес добрые вести, и главное — вовремя.
