Сергей Смирнов - Царь Горы, Или Тайна Кира Великого
Голова моя перегревалась от мыслей и всевозможных предположений день и ночь, но я, конечно, не мог позволить себе грубо нарушить чужие пределы и попросту заглянуть в повозку, подняв один из пологов. Великий Митра, хранитель пределов, жестоко наказал бы преступника. Пару раз, на рассвете, я нечаянно видел руку, полностью, До кончиков пальцев, обернутую в тонкую материю. Рука появлялась из повозки, держа медный сосуд для нечистот, переворачивала этот горшок, а потом исчезала вновь. Еду — в запасе было вяленое и просоленное мясо, к которому я по своему усмотрению добавлял плоды и размягченную чечевицу — приходилось подавать на подносе под полог. В общем, я вообразил, что царь послал меня отвезти на продажу или в дар какому-нибудь правителю диковинную птицу в клетке — симурга или африканского говорящего дрозда.
Волею самого Митры или же нашей эллинской богини случая, Тюхе, тайна сама собой раскрылась на восемнадцатый день пути.
Пустынная дорога не обошлась без десятка добрых разбойников. Я увидел издали всадников, внушивших мне подозрение, и свернул с дороги в низкий кустарник.
Они припустили навстречу, рассыпаясь цепью.
«Вот теперь мне очень нужны твои жертвы и молитвы, царь персов!» — без особого почтения обратился я в мыслях к Киру, вслух же обратился к повозке:
— Госпожа! Близко грабители! Мне нужно укрыть тебя!
Ответа не последовало, и я решил, что наконец получил полное право нарушить все пределы и, возможно, перед гибелью узнать главную тайну Кира.
Я распахнул полог и не увидел в повозке никого!
Сколько мыслей вихрем пронеслось в моей голове за одно неуловимое мгновение! А вдруг птичка успела упорхнуть, обманув зоркого Кота?! А вдруг ее и вовсе не было в повозке?!
Чудес я раньше не видел, но теперь был готов поверить в чудо. Кто знает: может, я вез какую-нибудь из персидских богинь или нимф, пойманных Киром и отправленных им в далекую чудесную страну по велению свыше.
Все эти «разгадки» так и скакали в моей голове, пока я сам бушевал в повозке, как грабитель, раскидывая тюфяки и подушки, гремя блюдами и киликами и еще подспудно надеясь, что «птаха» просто забилась с испугу в какую-нибудь щелку.
Земля уже гремела под копытами чужих коней. Уже доносились хищные возгласы дорожных шакалов.
Бросив глупые поиски и выругавшись, я выпрыгнул из повозки в кустарник и приготовился отразить нападение.
Три метательных кинжала предназначались для самых храбрых, а потом... Потом будь что будет, подумал я, вепрь царю тоже не дался даром; посмотрим, найдется ли тут охотник, достойный Кира.
Стук копыт подсказал мне, как вернее юркнуть от одного куста под другой.
Меня заметили крайние двое из цепи и едва успели завернуть коней, когда первого настигло мое жало. Острие пробило ему жилы под правой ключицей, он опрокинулся с седла. Я тут же бросил второй кинжал и прыгнул на раненого, надеясь выдернуть из него жало и метнуть его вновь, в другого разбойника.
И вдруг чужие кони заметались. Послышался испуганный горловой вопль, потом — еще один, и грохот копыт покатился куда-то в сторону. Разбойники понеслись прочь, словно наткнувшись на злобного духа пустынь.
Я осторожно высунул голову над кустами, поглядел вослед храбрецам и насчитал четырех коней, потерявших своих седоков и теперь скакавших за своими собратьями налегке. Что за чудеса?! Может, и в самом деле Судьба довела меня до нечистых мест?
Поблизости тем временем слышались глухие стоны. Я навострил уши и ноздри и по-кошачьи двинулся на запах человечьего страха и боли.
Двое неподвижно лежали там, где их настигло мое оружие. Стонал же где-то третий. Я двинулся дальше и вскоре нашел оставшихся. Счет оказался верным. Еще двое валялись друг около друга, один уже мертвый, а другой еще не совсем. Из каждого — у одного между лопаток, а у другого из печени — торчало по одной скифской стреле.
Я увидел оперение и поразился.
— Азелек! — невольно сорвалось с моих губ.
Я поднялся в полный рост, растерянно огляделся по сторонам и позвал ее вновь:
— Азелек!
Ответа из пустыни не было.
— Азелек! — позвал я в третий раз, еще громче, в полный свой голос, осознавая, что наконец случилось чудо и молитва Кира дошла до небес.
И тут мне в глаза бросилась одинокая повозка — и тогда я замер, остолбенев.
Сколько я стоял посреди пустыни окаменевшим истуканом, не могу сказать. Мне показалось, что целый эон. Пока все уложилось в моей голове, где-то поднялись новые горы, где-то пересохли или разлились моря, а все звезды на небесах поменялись местами.
— Азелек, ты вернулась? — тихо спросил я у повозки, подойдя к ней вплотную.
Сначала было тихо, а потом колыхнулся полог, и наружу высунулась рука с медным горшком.
Первый раз мне изменила эллинская душа, и я не рассмеялся, а только стыдливо отступил, хотя повод покатиться со смеху был лучше некуда.
До Нисы я управлял повозкой сам не свой. У меня за плечами — рукой подать — за легким пологом безмолвно таился прекрасный и необыкновенный «скиф». Куда посылал Кир своего верного телохранителя? Зачем? Бесчисленные догадки роились пчелами в моей голове. Извилистые судьбы-тропы грезились мне впереди, и все уводили в пустыню с этой прямой и главной дороги. В мыслях я похищал Азелек, увозил ее с собой в далекую Бактрию или же в Афины, к Писистрату, где с гордостью показывал ей эллинские чудеса. Чтобы обдумать все замыслы, мне не хватило и двух переходов до Нисы. В последние две ночи пути я не сомкнул глаз, коротая стражи у маленького костра. «Станет ли петь посаженный в клетку жаворонок?» А что теперь сделал Кир?
Ответов не было.
На рынке в Нисе я, наверно, походил на грабителя, впервые решившего продать чужое добро. Многие испуганно отводили от меня глаза, иные обходили стороной. Найдя каких-то кочевников, я одной рукой держался за оружие, а другой показывал ксюмбаллон. Один старый варвар, увидев знак, прищурился, по-птичьи дернул головой и что-то сказал грязному мальчишке, который тут же нырнул под повозки. Мне же старик махнул рукой: отъезжай!
Я отъехал и встал на краю рынка, поглядывая по сторонам на торговцев и их товар: низеньких темнокожих рабов и широкобедрых рабынь, привезенных откуда-нибудь из Гандхары, Арахосии или самой Индии. Настроение мое падало. Мне не нравился невольничий рынок и то, что в таком положении я сам напоминаю торговца. Подспудно я надеялся, что «скиф» давно улизнул и повозка уже пуста.
Вдруг прямо передо мной появилась скифская кибитка. Из нее выскочили четверо крепких скифов и живо обступили меня с двух сторон. Теперь уже обе руки оказались у меня заняты кинжалами.
Один из скифов поднял руки, показав мне сначала пустые ладони, потом полез за пазуху и вынул половинку медальона, висевшую на бычьей жиле. Сомнения быть не могло. Мне оставалось только завершить дело, порученное мне Киром.
Знаками скифы велели мне сойти на землю. Я повиновался. Один из них вскочил на место возницы, заглянул за полог и довольно оскалился. Не минуло и двух мгновений, как он соскочил вниз и встал на четвереньки.
Сердце мое дрогнуло, когда полог колыхнулся.
Из повозки появилась женщина, скрытая с темени до пят долгим варварским одеянием. Так прячут себя от чужих глаз персидские жены. Темным, но, видимо, отчасти прозрачным покрывалом было завешено ее лицо. Она двигалась очень неторопливо. Села, опустив стопы на спину скифа, а уже потом сошла с него на землю.
«Это не Азелек!» — с глупой радостью подумал я, заметив, что безликая женщина полновата.
Какой-то дух шепнул мне в ухо нечто о причине такой полноты, и я похолодел.
Скифы между тем обступили свою госпожу и проводили до своей кибитки. Каждый их шаг, каждый жест выдавал ее высокородность.
Тот же скиф вновь превратился в ступеньку. Опершись на руки остальных мужчин, женщина поднялась в кибитку и скрылась за пологом. Теперь старший варвар, показывавший мне половинку медальона, уселся возницей, а прочие скифы вперевалку засеменили рядом с кибиткой. Посмотрев вдаль, я заметил на краю рынка несколько оседланных низкорослых коней, привязанных к столбу с развевавшейся наверху алой змейкой. Туда скифы и держали путь. Они не попрощались со мной, и никто из них ни разу не обернулся.
Оставшись один, я испытал поначалу необъяснимое облегчение. Из множества догадок появилась одна большая «разгадка». Я привез в Нису высокородную женщину скифского происхождения, беременную ребенком от Кира, царя Мидии, Персиды и Аншана. У Кира были некие основания скрывать это свое маленькое завоевание. Почему — не мое дело. Вполне возможно, это была не Азелек. Я невольно убеждал себя, что привез не Азелек, ведь она могла забеременеть от Кира гораздо раньше. Отвернувшись к своей, уже ненужной, повозке, я вдруг догадался, отчего мне стало так легко. Скифы не предложили мне платы. Значит, я вез не рабыню и не диковинного симурга, посаженного в клетку.
