Евгений Маурин - Людовик и Елизавета
— Да, но они никогда не ошибаются, если им сунут в одну руку крупную взятку, а в другую — склянку с каплями! Что вы на меня так смотрите! Политика не знает ни сентиментальности, ни щепетильности там, где налицо необходимость! Но вы можете быть спокойны, Анри, нам к этому средству прибегать не придется: я знаю, что императрица недолговечна, и вы можете доверять моим сведениям! Словом, так или иначе, но мы можем считаться с достоверным фактом, что императрица Анна проживет недолго, и должны теперь же принимать меры к обеспечению трона за принцессой Елизаветой!
— Но подумайте, Полетт, не прав ли отчасти кардинал, опасаясь, как бы открытое выступление Франции не вовлекло ее в войну со всеми германскими государствами?
— А кто вам говорит об открытом выступлении? Неужели надо всегда и во всех случаях идти проторенной дорожкой? Пусть Франция помогает деньгами, дипломатическим давлением на другие государства; пусть она помогает сорганизоваться партии принцессы Елизаветы, извещает последнюю через своих агентов о намерениях враждебных держав, да и мало ли что? Право, тайная помощь, сочувствие в тайном заговоре принесут больше пользы, чем открытое вооруженное вмешательство. Наоборот, последнее могло бы быть только опасным для самой же принцессы Елизаветы! Вы знаете, Анри, я знакома с историей и много думала над ней. И вот что я вам скажу: если бы Лжедмитрия не сопровождали польские полки, то он, по всей вероятности, царствовал бы до преклонного возраста. Русский народ не поверит, что у Елизаветы все права на престол, если сажать ее на трон придут французские войска!
— Словом, — вставая с кресла, сказал Анри, — я убеждаюсь, что моя мысль была как нельзя более удачной!
— Какая мысль!
— Король обратился ко мне за советом, как решить, кто прав — вы или Флери. Я посоветовал ему устроить совещание, на котором вам дадут возможность сцепиться с кардиналом, чтобы его величество мог решить, кого из вас послушать.
— Это вовсе не такая удачная мысль, Анри. Я могу заробеть, смутиться, а Флери — опытный боец. Если он теперь вдобавок узнает, что я с сестрой настаиваю на кандидатуре другого лица и что его племяннику грозит опасность не получить места покойного Тремуйля, то он все поставит на карту, чтобы назло мне разбить мои планы!
— Кардинал никогда не узнает об этом, если вы сами не постараетесь дать ему знать о своих намерениях. А вы непременно должны найти способ сделать это!
— Анри, да вы совсем с ума сошли!
— А вот судите сами. Флери уже высказался против предложенного нами вмешательства, а, следовательно, как бы вы ни убеждали его, он из простого упрямства будет действовать против вас. Но если до этого совещания вы сумеете показать ему, что от вас зависит судьба его племянника, он уже сам будет искать способ вступить с вами в соглашение. Смотрите, Полетт, ведь таким образом вы сможете дешево купить кардинала!
— Но к чему же тогда вся эта комедия с совещанием?
— А как, по-вашему? Может быть, кардиналу просто прийти к королю и сказать: "Ввиду того, что мы с милой вашему сердцу дамой пришли к соглашению, я уже не вижу препятствий к вмешательству в русские дела"? Нет, Полетт, кардинала можно купить известным соглашением, чтобы он не мешал вам, но помогать вам он будет только в том случае, если вы сумеете убедить его в действительной целесообразности задуманного вами. Помните, Полетт, я убедился, что король только с очень большим трудом расстанется с кардиналом, а если расстанется, то сейчас же пожалеет об этом. В последнем случае кардинал может поставить какие угодно условия, и они будут приняты! Я знаю, Полетт, вы всегда мечтали, что выгоните Флери и будете управлять Францией.[45] Что вам дороже — первое или второе? Я думаю — второе! Так вот, что я вам скажу: если кардинал не пойдет на соглашение, тогда, конечно, свалите его, если удастся; и свалить еще мало: его надо убить, потому что иначе он сумеет и упав испортить вам все. Но, если есть возможность согласиться с кардиналом, идите на это! Не забудьте, что кардинал стар, а вы молоды. Все равно он скоро умрет. Но если вам удастся провести свое блестяще задуманное дело, то вы займете при короле непоколебимую позицию!
— Пожалуй, вы правы, Анри… Значит, по-вашему, дать стороной знать Флери, что мы выступили против его племянника?
— Всенепременно!
— Но как это сделать получше!
— А вот. Ведь вы дружите с молодой Лебель? Скажите ей как-нибудь мимоходом, что кардинал хлопочет за того-то, но вы решили во что бы то ни стало провести другого кандидата. Лебель расскажет об этом отцу. Ее отец полетит с этим известием к старухе Тансен, которая славилась прежде своими любовными похождениями, а теперь устраивает чужие. Тансен, как поставщица возлюбленных старухи Бледекур, сейчас же передаст это маркизе, а последняя, верный агент кардинала, доложит самому Флери!
— Какой вы милый, Анри! Всегда-то у вас найдется совет, выход, путь!
— Ну, я вмешался в это дело далеко не бескорыстно. Однако я все сказал и теперь лечу. Поручаю себя вашим святым молитвам, будущая виконтесса де Вентимиль!
— Да куда вы летите, Анри? Вот чудак! Сорвется с места и бежит, точно его гонят! Посидите минуточку, расскажите мне, были ли у Жанны, сообщали ли ей про Шуази, что она сказала, как ваши дела?
— У Жанны был, все ей рассказал, она осталась очень довольна. До свидания, Полетт, некогда!
— Ну, Бог с вами! Спасибо вам, милый Анри, — за все! — сказала Полина, протягивая маркизу обе руки. — Но какой у вас свежий, довольный вид, Анри? Я уже давно не видела вас таким!
— Ах, Полетт, Полетт! — вскрикнул Анри, хватая девушку за обе руки и принимаясь весело кружить ее по комнате. — Я так счастлив, так доволен, я точно снова на свет родился!
— Да пустите меня, сумасшедший! — пищала Полетт. — У меня голова кружится, я не могу больше!
Анри докружил Полину до кушетки и опустил там девушку, которая, словно сноп, упала на подушки. Тогда, весело напевая что-то, Суврэ бросился к дверям, чуть не сшиб с ног входившую в комнату де Майльи, даже не извинился перед ней, не заметив ее, стремглав вылетел во двор, вскочил на лошадь, которую держал наготове конюх, и помчался по направлению к Парижу.
— Да что он, взбесился, что ли? — спросила Луиза, подозрительно посматривая на сестру.
— Нет, я думаю, что Жанна сменила гнев на милость, вот он и безумствует! — охая, ответила Полина. — Но что за сумасшедший! Можешь себе представить, Луизетт, я только назвала Жанну по имени, как он от восторга принялся крутить меня по комнате до тех пор, пока я не упала!
XI
"ВАРИСЬ, КАША, ПОКРУЧЕ!"
Прошло около месяца. День уже начинал склоняться к вечеру, и невыносимый жар, томивший парижан с самого утра, понемногу спадал, когда к очкасовскому садику в Клиши подъехала стройная амазонка, великолепно сидевшая в седле и мастерски правившая породистой гнедой лошадью. Трудно было признать в этой амазонке, в этой пышной, нарядной, гордой женщине прежнюю скромненькую Полетт. Она на редкость похорошела, как хорошеет даже дурнушка в первые месяцы счастливой, удовлетворенной любви. Придворные парфюмеры пустили в ход весь арсенал своих чудодейственных косметик, чтобы загладить, исправить и смягчить некоторые недостатки лица Полины. Костюм, над которым потрудились первые артисты портняжного цеха, счастливо подчеркивал грациозную округлость ее форм, а выдающееся положение, которое она занимала при дворе, придало ее манерам изящную развязность и величие.
Подъехав к решетке сада, Полина услыхала доносившиеся оттуда голоса. Как будто кто-то учился. Ученик неуверенным голосом произносил слова, а старческий голос учителя ворчливо поправлял его. Полина даже приподнялась на стременах, чтобы посмотреть, в чем там дело. Но деревья, посаженные вдоль решетки, которые в начале этого рассказа мы застали почти обнаженными, теперь покрылись густой, непроницаемой для взоров листвой, а внизу пышно разрослись цветочные кусты.
Отдав поводья выбежавшему к ней со двора слуге, Полина толкнула калитку и вошла в сад.
Ей представилась довольно комическая картина. Старик Очкасов, нацепив громадные очки, водил пальцем по раскрытой перед ним французской книге, а долговязый Столбин с робким видом читал вслух, вздрагивая каждый раз, когда Николай Петрович за малейшую ошибку обрушивался на него добродушно-грозной воркотней.
— Что я вижу! — весело воскликнула Полина. — Мсье Столбин учится французскому языку, а мсье Николя с добросовестностью, которая равна разве только его нетерпеливости, посвящает его в эту премудрость!
— А, стрекоза-трещотка! — весело заворчал старик. — Что давно не бывали? Мне без вас как-то скучно! Ну, совсем как однажды в моем петербугском доме сверчок завелся. Сначала из себя трескотней выводил, а потом, когда я попривык, даже скучно стало от его молчания!
