Хари Апте - Чандрагупта
И вот однажды, когда министр, по обыкновению, думал о том, как избавить раджу от чар этой женщины, появилась Суматика, судя по всему чем-то очень взволнованная.
— Господин, — сказала она без обычного приветствия, — защитите меня. Я в отчаянии.
— Не бойся, Суматика, — ответил Ракшас. — В моем доме ты в безопасности. Расскажи, что случилось.
Но Суматика была так напугана, что долго не могла произнести ни слова. Ракшас, видя, что, пока она в таком состоянии, от нее ничего не добьешься, решил дать ей успокоиться. Суматика была похожа на лань, которая, спасаясь от тигра, забралась в чащу и пугливо озирается по сторонам. Министр между тем старался угадать причину ее страха.
— Это ужасно, господин, — проговорила наконец Суматика. — Моя госпожа узнала, что я сообщаю вам обо всем, что происходит в ее доме. Теперь неважно, кто это сказал, хотя, кроме Хираньягупты, я никого у вас не видала. Но это сделал не Хираньягупта, он даже не встречается с Мурадеви. Но как все-таки госпоже стали известны наши беседы? Именно теперь, когда я вот-вот должна была разведать план убийства раджи! Все погибло! Она знает, что я хожу к вам, и хочет отомстить. Что мне теперь делать? Во всем виновата я сама. Я предала свою госпожу и расплачиваюсь за это. Если бы я не послушалась вас, ничего бы этого не случилось. Но раз уж я служу вам, у меня нет другого защитника.
— Не бойся, — повторил Ракшас. — Расскажи мне все, что ты узнала. Нужно спасать жизнь раджи. И я найду выход.
— Мне кажется, вы не успеете. Я думаю… — сказала Суматика и замолчала. На лице ее был написан ужас.
— Я уверена, — начала она снова, — что через несколько дней…
Суматика не договорила, и Ракшас увидел, как она вздрогнула.
— Что ты хочешь сказать? — почти крикнул министр. — Что случится через несколько дней?
— Мне кажется, — проговорила Суматика, — что не так девушка хочет выйти замуж, как Мурадеви хочет стать вдовой.
— Оставь свои загадки. Говори ясней! — приказал министр.
— Сейчас это невозможно. Я сама не знаю точно, — ответила Суматика.
— Суматика, — проговорил Ракшас, — если ты почитаешь махараджу и хочешь сохранить его жизнь, возвращайся обратно. Постарайся любым способом умилостивить свою госпожу и снова войти к ней в доверие.
— Хорошо, господин я пойду, — печально сказала Суматика, — но меня сразу же посадят в тюрьму. Они, конечно, решили, что верить мне больше нельзя Я предупредила вас. Теперь будьте настороже.
Ракшас пытался из слов Суматики составить себе хоть какое-то представление о том, что происходит, но безуспешно. Все было слишком отрывочно и неопределенно.
«В чем же дело? — задумчиво спрашивал себя министр. — Что все это может означать?»
Глава XXI
Встреча с махараджей
Ракшас чувствовал беспокойство и неуверенность. Было известно, что радже в ближайшие дни грозит опасность и что опасность эта исходит от Мурадеви. Но какая польза от таких расплывчатых, ничем не подтвержденных сведений? Тщетны были все попытки Ракшаса узнать подробности. Суматика не могла сказать ничего вразумительного. «Возможно, она действительно не знает, — думал министр, — или так напугана, что не решается говорить».
Ракшас испытывал к себе отвращение потому, что он, такой дальновидный, такой опытный политик, теперь, когда жизни раджи угрожала опасность, оказался совершенно беспомощным.
Суматика все не уходила и молча стояла перед министром.
— Послушай, — обратился к ней Ракшас, — ты не должна колебаться, если хочешь спасти своего повелителя. Будь решительной и помни, что сейчас не время мешкать.
— Если вы приказывает господин, я пойду, — повторила Суматика. — Но, наверно, я не вернусь. Мурадеви очень сильно подозревает меня и как только увидит, что я пытаюсь уйти из дворца, прикажет убить или бросить в тюрьму. Вы обо мне больше и не услышите. Но умоляю вас, отправляйтесь к махарадже и немедленно, под любым предлогом уведите его из дворца. Если это удастся, вы спасете раджу. Но если вы этого не сделаете, все пропало. Жизнь махараджи можно сохранить, если он уйдет из спальни Мурадеви. Вы приказываете — я ухожу. На все воля божья.
Ракшас не очень внимательно слушал речь служанки. Он был занят своими мыслями и не сразу заметил, что Суматика ушла. Министр удивился ее внезапному уходу и позвал привратника. Тот сказал, что гостья действительно ушла, и Ракшас снова погрузился в собственные мысли. Он понял, вернее почувствовал, что на Магадху надвигается беда.
«Ради блага царского дома, — думал министр, — я не дал тогда этой женщине из касты шудр стать царицей. И хотя отцом ее сына был раджа, все-таки решил убить мальчишку, ибо рано или поздно он осквернил бы престол. А сейчас эта низкорожденная, от которой раджа без ума, снова стала для меня помехой. Дханананда теперь невозможно даже увидеть, а о беседе с ним и говорить нечего. Самое страшное во всем этом то, что я до сих пор ничего не могу придумать. На днях я сочинил предлог, чтобы встретиться с раджей. Я сказал, что нам грозит вражеское нашествие и что мне необходимо его видеть. Встреча состоялась. А что придумать на этот раз? Если министр не может увидеть своего повелителя, поистине, это дурной знак. Но я должен сделать все, что в моих силах».
Он тут же написал письмо радже и отослал его с верным человеком в покои Мурадеви. Письмо было доставлено без помех и немедленно принято, словно только его и ждали. Когда раджа сломил печать и погрузился в чтение, Мурадеви, сидевшая рядом, спросила, кто пишет махарадже.
— Ракшас, — ответил тот.
— Что-то министр стал присылать слишком много писем, — сказала Мурадеви. — Похоже на то, что он хочет с вами встретиться. Ваша любовь вернулась ко мне, а он ненавидит меня по-прежнему. Мне кажется, он решил писать письма, чтобы не приходить в мои покои.
— Ракшас пишет, — сказал раджа, — что ему мешают встретиться со мной и что с ним поступают несправедливо.
— Поступают несправедливо? — удивилась Мурадеви. — Когда самому не хочется идти, всегда мерещатся разные помехи. А чего он добивается?
— Он хочет еще раз встретиться со мной наедине, — ответил раджа. — Пишет, что речь пойдет о деле государственной важности.
— Да ведь и прошлый раз как будто были государственные дела, — насмешливо сказала Мурадеви. — О каком нападении он теперь собирается сообщить? Министр предан вам, повелитель, и мне кажется, что именно поэтому, он всегда сомневался в вашей безопасности. Ведь он и меня подозревает, не так ли? И, по-моему, подозревает очень сильно. Но почему? Впрочем, я не буду вмешиваться. Мое желание — быть всегда у ваших ног, повелитель. Кроме вас, мне все безразлично. Пока вы верите мне, я спокойна и ничего не боюсь. Мне все равно, что обо мне думают и говорят. Но все-таки, что же пишет министр?
— Так вот, он пишет, — ответил раджа, — что дело это государственной важности, и просит принять его как можно скорее и выслушать. Ах, я без тебя не могу теперь прожить ни минуты, а тут эти бесконечные заботы! Я ему говорил, что есть Сумалья и править можно от его имени, а я, как и полагается отцу взрослого сына, оставляю дела государства. Но министр ни за что не соглашается с этим. Как же мне быть?
— Нехорошо, мой повелитель, — сказала Мурадеви, — если ваши подданные заметят, что вы не заботитесь о государстве. Меня все станут ненавидеть. Никто не должен думать, что вы отказываетесь обсуждать важные дела из-за того, что увлечены мною. Нужно пригласить Ракшаса и выслушать его.
— Да, наверно, опять какой-нибудь пустяк, — ответил раджа. — Но если и в самом деле что-нибудь серьезное, почему бы не сообщить об этом в письме? Нет, я напишу ему, что…
— Нет, нет, не делайте этого, повелитель, — проговорила Мурадеви. — Даже если вам не хочется, все-таки примите его и выслушайте. Если кто-нибудь из ваших могущественных соседей узнает, что раджа не занимается делами государства, — будет беда. Вам нужно почаще приглашать министра для бесед. Я прошу вас только об одном — никуда не уходить отсюда. Я очень тревожусь. Вы окружены врагами. Помните, что было в той корзинке? Теперь вас попытаются выманить отсюда, потому что прошлый раз у них ничего не вышло из-за моей бдительности и осторожности. Берегите себя, а я ради вас готова пожертвовать жизнью. До тех пор пока сын арьев в безопасности, мне тоже ничто не угрожает. Но если с вами что-нибудь случится, мне не миновать беды. Мои враги меня заживо сожгут или бросят на растерзание хищным зверям.
— Зачем ты говоришь такие слова? — сказал раджа. — После всего, что произошло, я буду очень осторожен и никуда не пойду. Я казнил бы всех, кого подозреваю, но не делаю этого потому, что ты отговариваешь меня. У тебя очень доброе сердце. А то они давно были бы наказаны. Так ты говоришь, что нужно позвать министра и выслушать его? Хорошо.
