Борис Хотимский - Витязь на распутье
— Сегодня это уже не имеет значения, — отмахнулся Муравьев. — Слушайте меня внимательно. Вот вы — кадровый офицер. Более того, не лишенный военного дарования. Рассудите-ка. Итак, немцы напали на Россию. Красная Армия желает с ними сражаться? Безусловно! Невзирая ни на какой навязанный ей Совнаркомом Брестский мир. А белая гвардия желает сражаться с немцами? Вне сомнений! Желает и умеет. Ну а так называемые белочехи? Убежден, что лобызаться с немцами они не намерены. Но чем же все они заняты — красноармейцы, белогвардейцы, белочехи? Лупят друг друга без устали!
И мы с вами, дорогой командарм, в этой братоубийственной потасовке принимаем живейшее участие. Растрачиваем свои силы, способности, время. Вместо того чтобы объединить все три названные мною силы в единый грозный кулак и нанести этим кулаком сокрушительный удар по… по германскому империализму! Выиграет от этого Россия? Выиграет! Выиграет русская революция, избавившись от самого грозного из своих военных противников? Безусловно! Выиграет мировая революция? Несомненно! Потому что проиграет мировой империализм в лице своей главной военной силы…
«Какой, однако, демагог! — думал, слушая главкома, Тухачевский. — Теперь понятно, почему он так высоко взлетел… Но нельзя вспугнуть, надо не подавать виду, пусть выскажется до конца».
— Теперь посудите сами, — увещевал Муравьев. — Мог ли я, как русский офицер и патриот, небезразличный к судьбам народа и отечества, как все же не последний из героев нашей революции, мог ли я равнодушно взирать на подобное и плыть по течению? Нет, я решил плыть против течения! И для этого поплыл, хе-хе, вниз по течению, из Казани в Симбирск. Но это, сами понимаете, шутка, каламбур… А дело-то не шуточное! Так мог ли я не использовать тех возможностей, той силы, которую вручила мне Фортуна…
— В лице Советской власти, — не удержался от реплики Тухачевский.
— Пускай! И вы на моем месте не стали бы сидеть сложа руки, уверен. Поэтому я решился. Я решил придать свершившемуся факту юридическую силу. Чтобы закон был на нашей стороне. Я объявил войну немцам и мир всем славянам. Я призываю всех немедленно прекратить братоубийственную гражданскую войну, восстановить в России гражданский мир и, объединив свои силы, выиграть единоборство с германским империализмом. Вот послушайте, какой я приказ набросал. Слушайте же!.. «От Самары до Владивостока, всем чехословацким командирам! Ввиду объявления войны Германии приказываю вам повернуть эшелоны, двигающиеся на восток, и перейти в наступление к Волге и далее на западную границу… Занять на Волге линию Симбирск — Самара — Саратов — Балашов — Царицын… в североуральском направлении Екатеринбург и Пермь…» Вот, командарм, вручаю вам этот текст. Причешите его, и через час он будет передан. Это лишь первые наши шаги…
Тухачевский взял текст и глядел в него, не веря своим глазам. Открыть весь фронт противнику?! Открыть дорогу белым на Москву?! Чудовищная измена!..
А главком, уже уверенный в себе, поднялся со стула и вещал торжественно:
— Я спас Петроград, Киев, Одессу… Теперь я спасу Россию и революцию! Я или никто! Теперь или никогда! Все, кто встанет на моем пути, будут растоптаны и сметены на свалку истории. Все, кто поддержит меня, заслужат мою и всенародную признательность, вместе со мной войдут в историю. Лично вам я обещаю любой ответственный пост в новой объединенной армии, которую я создам здесь, на Волге. Выбирайте же, поручик Тухачевский! Я все сказал и жду ответа.
29. КАК ТАК?
Уж скоро вечер, а пыль и духота никак не оставят города.
Иосиф Михайлович расстегнул верхние пуговицы гимнастерки, посмотрел на Гимова, томившегося в пиджаке, — тот невозмутимо шевельнул закрученными усами, как бы соглашаясь: да, действительно не слишком прохладно.
И все же здесь, в губисполкоме, было прохладнее, чем на улице. И жаль было покидать помещение, отправляться навстречу пыли и зною. На встречу с главкомом Муравьевым, внезапно прибывшим в Симбирск.
Из Казани пока ничего не сообщали. Оставалось лишь предположить, что главком прибыл, дабы лично возглавить предстоявшее наступление на Самару. То, что с ним прибыли отряд матросов и большая красноармейская часть, лишь подтверждало это. Всех представителей местной власти главком пригласил к себе на пароход «Межень». Пригласил на сей раз в основном большевиков: председателя губисполкома Гимова, председателя комитета партии Варейкиса, председателя чрезвычайной следственной комиссии Бельского, начальника связи Измайлова, а также других членов президиума Симбирского совдепа. Многие из них уже собрались в штабе Симбирской группы войск, чтобы оттуда отправиться к главкому.
— Прогуляемся до штаба, — предложил Гимов, — а уж оттуда двинемся на пристань, все вместе.
— А может, ни к чему всем вместе? — усомнился Иосиф Михайлович, сосредоточенно думая о своем, опасаясь подвоха. — Оставались бы лучше все на местах, а я один бы съездил. В моем лице все же представлены и партия и Советы, к тому же мы с главкомом уже знакомы.
— Пройдемся до штаба, там решим окончательно.
Они быстро дошагали до штаба и первым делом спросили, где Клим Иванов. Оказалось, что тот уже отправился на пристань.
— Давайте автомобиль, и нам туда же.
— Свободного сейчас нет, придется обождать.
— А, черт! — В душе Иосифа Михайловича поднималось раздражение, перерастало в тревогу. — Нет хуже — ждать и догонять… Что ж, делать нечего, подождем на предзакатном солнышке. Уже не так припекает.
Они все вышли из здания и стояли у подъезда, ждали обещанного автомобиля, когда неподалеку внезапно рвануло.
— Лимонка, — определил один из сопровождавших красноармейцев.
— Совсем близко.
— Похоже, на Гончаровской.
— Скорей туда! — Иосиф Михайлович сдвинул кобуру и, расстегивая ее на бегу, помчался первым.
Добежав до Гончаровской, увидели кучку матросов. Один из них, устрашающе толстый, в фуражке-мичманке с миниатюрным козырьком, весь в пулеметных лентах, едва держался на широко расставленных коротких ногах. Расклешенные брюки придавали ему сходство с приседающим цирковым слоном. Другой, усевшись прямо в пыль и вытянув перед собой ноги в еще более невообразимых клешах поверх стоптанных сапог, отмахивался маузером от своих товарищей, неловко пытавшихся поднять его и нахлобучить свалившуюся бескозырку. Еще несколько сосредоточенно покачивались на месте, будто колеблемые ветром, хотя ветра не было.
— Нализались, дьяволы!.. Кто такие, из какой части?
— А пош-шел ты, комиссар!.. И-эх, ябы-лачы-ко! Куды ты кот-тишь-си…
Иосифа Михайловича захлестнула ярость:
— Предъявить документы! Сдать оружие!
— Полундр-ра!
Увидев в руках явно не намеревавшегося шутить молодого комиссара наган и наставленные штыки подоспевших следом красноармейцев, пьяные матросы кое-как подняли из пыли сидевшего и поволокли его прочь, все пытаясь пристроить на мотавшейся голове бескозырку и отобрав на всякий случай маузер. Один лишь толстяк в пулеметных лентах и мичманке все еще стоял, покачиваясь и тупо глядя перед собой. Убегавшие остановились, оглянулись.
— Полундра! Боцман остался! Бо-оцман, эй!
— И-й-я н-не б-боц-ман, — с превеликим усилием сумел выговорить тот, по-младенчески пуская пузыри из губастого рта. — И н-не л-лоц-ман… Я п-п… пр-р… пр-ро-сто К-кацман…
Красноармейцы невольно рассмеялись, а толстый боцман вдруг повернулся к ним широченной, в лентах спиной и, почти не шатаясь, с неожиданной легкостью и скоростью зарысил к ожидавшей его братве, там подхватил одной рукой того, который упорно валился в пыль, понес его, брыкающегося, опередив остальных. А те, удаляясь вслед за боцманом, пальнули наугад из маузера, но, к счастью, ни в кого не попали.
— Не отвечать огнем! — приказал Иосиф Михайлович. — Попробуем задержать их.
Но тут, откуда ни возьмись, выкатился шальной извозчик с бравыми, как у ротмистров, усищами. Он осадил высокую костлявую клячу так, что дуга и хомут едва не наползли ей на безнадежно грустную морду. И вся компания матросов тотчас умудрилась взгромоздиться в осевший под их тяжестью экипаж. Извозчик лихо гикнул, кто-то свистнул, и облепленный матросней экипаж укатил прочь, скрывшись за ближайшим поворотом.
Иосиф Михайлович убрал наган, застегнул кобуру. Красноармейцы все глядели туда, где только что еще виден был экипаж с матросами.
— К пристани ускакали.
— Это не из тех ли, которых главком за решетку упрятал?
— Вряд ли. Откуда тем взяться? Эти при оружии, а тех разоружили.
— Все же молодцы матросики. Своих в беде не оставляют. Без боцмана не ушли. Ей-ей, молодцы!
— Не молодцы, а свиньи! — вскипел Иосиф Михайлович. — Пропивать революцию…
