Грэм Грин - Распутник
К портрету Рочестера как отца надо добавить несколько штрихов, рисующих его сельским жителем и достойным сыном своей матери-помещицы. Было бы странно, если бы он не унаследовал от нее, наряду с любовью к деревне, определенные навыки хозяйствования и вкус к земледелию. Он держал в своих руках судьбу не только Эддербери (где ему наверняка изрядно помогала мать), но и принадлежавшего его жене Инмора в Сомерсете — того самого Инмора, из-за которого она когда-то стала столь желанной невестой не для него одного. В Инморе он проявил себя предприимчивым и в общем и целом на удивление честным хозяином. Сам он был вечно в долгу как в шелку; он рассказывал Бернету об уловках, к которым ему и его приятелям приходилось прибегать, «сбивая с толку кредиторов, рассказывая им первое, что придет в голову, и давая пустые обещания, лишь бы избавиться от них хоть на какое-то время», — но он никогда не брал на личные нужды из доходов жены без того, чтобы все вернуть ей впоследствии. Возможно, порой она испытывала нехватку в деньгах, но никогда дело у нее не доходило до столь катастрофического положения, какое описал ей однажды муж:
Дорогая жена, я поправляюсь так медленно и со столь постоянными возвращениями недуга, что порядочно надоел сам себе. Будь у меня хоть самая малость сил, я непременно приехал бы в Эддербери, но в моем нынешнем состоянии мне просто не выдержать поездки в Кенсингтон и обратно. Надеюсь, ты извинишь меня за то, что я не посылаю тебе денег; пока я не окрепну настолько, что смогу взять их сам, никто не даст мне и фартинга; и если бы я не заложил [драгоценное] блюдо, я умирал бы сейчас не от болезни, а с голоду.
Правда, однажды он написал ей: «Уже несколько недель, как я сообщил тебе, что в твое распоряжение поступили деньги из Сомерсета, и я готов переслать тебе, сколько нужно. К настоящему времени половину суммы я израсходовал; но тем не менее готов поделиться с тобой остатком, если тебе так будет угодно». Но тут и впрямь отчасти виновата — хотя бы тем, что не отреагировала своевременно, — сама леди Рочестер; а в некоторых других случаях она ожидала от мужа большего, чем ему удавалось раздобыть.
Я расцениваю как комплимент твое желание побыть в моем обществе, да и как же иначе? Но я живу так бедно, что Ваша светлость наверняка найдут совместное проживание обременительным. Если бы Вашей светлости вернули те деньги, на которые Вы сделали покупки для Сомерсета, то эта сумма, подоспей она вовремя, пришлась бы как нельзя кстати. А на ту малость, что у меня есть, и одному-то не свести концы с концами. Так или иначе, Вы не получили все эти вещи по вине Бланкура, а вовсе не по моей, потому что я распорядился отослать их еще две недели назад.
А вот эпизод, в ходе которого Рочестер определенно взял у жены сомерсетские деньги в долг без отдачи:
Мне сообщили, что Вы изволили оказать мне честь, ожидая моего приезда в деревню, куда я и впрямь должен был отправиться давным-давно, однако дела при дворе находятся сейчас в еще более подвешенном состоянии, чем когда-либо. Распутывая их — в ходе чего мне пришлось потратить все свои деньги, и твои тоже, — я оказался вынужден задержаться до тех пор, пока не изыщу средств к существованию; и вот наконец это произошло и больше ничто не мешает мне поступить именно так, как мне сильнее всего хочется, то есть свидеться с Вашей светлостью в Эддербери.
Жена была любимым кредитором Рочестера, и его шутливое самоопределение как ее «покорного слуги» представляется не совсем необоснованным:
Не знаю, кто убедил тебя в том, что на покрытие долгов твоего слуги нужны пять фунтов, но на следующей неделе Бланкур едет на запад, и по его возвращении ты получишь полный отчет обо всех твоих доходах и неизбежных расходах; что касается последних, то они (за вычетом необходимого лично мне на хлеб насущный) произведены исключительно в твоих интересах и на нужды зависящих от тебя людей; если я и оказался плохим управляющим, то, по меньшей мере, у тебя никогда не было лучшего, что приносит твоему покорному слуге известное удовлетворение.
Так или иначе, бывали трудные времена, когда в усадьбе Эддербери отсутствовало самое необходимое:
Сколько угля ты ни закажешь, я всё оплачу по расписке; деньги у меня есть, правда всего чуть-чуть; приехать мне трудно, но когда вернется мистер Кэри, он позаботится о тебе ничуть не хуже, чем это сделал бы я; жду твоих дальнейших распоряжений.
IX
Злой ангел ненависти
Взаимоотношения Рочестера с женой известны нам главным образом по их сохранившейся переписке, в которой трудно усмотреть черты «скотского обращения», о котором упоминает Хирн.
В своих письмах к жене Рочестер не часто предстает в образе счастливого возлюбленного, хотя однажды он торопливо набросал ей в Ньюмаркете следующие строки: «Ставлю шесть к четырем на то, что я люблю тебя всей душой, а спорь я о том же с кем-нибудь посторонним, я поставил бы два к одному», а в другой раз отписал ей с нежной насмешливостью:
Мадам, я получил три Ваших портрета и пребываю в великой тревоге из-за того, что они могут оказаться похожими на оригинал. По величине головы можно диагностировать рахит; исходя из угрюмого выражения лица данная особа склонна к молитвословию и религиозным пророчествам; однако, мягко говоря, пухлые щечки свидетельствуют о чрезмерном пристрастии к сладкому; тогда как живой и даже на портрете трепещущий нос, судя по всему, позаимствовал не подобающую ему живость у глаз, немного, если я не ошибаюсь, опухших. Ранее мне не доводилось видеть улыбающегося подбородка, насупившихся губ и надутого чела. Надо отдать должное живописцу (надели его Господь подобающим смирением), и наверняка он красавец, если, конечно, с ним еще не успели обойтись точно так же, как он на своих полотнах — с Вами. Имею честь надерзить Вам и тем, что совершенно определенно собираюсь в деревню: у меня уже есть лошади, осталось найти кучера, и, как только я это улажу, Вы сразу же будете иметь неудовольствие видеть у Ваших ног Вашего покорного слугу Рочестера.
Подобные письма проникнуты духом непростой, можно сказать, тайной женитьбы, неудачного похищения на Чаринг-Кросс, стихов о минуте «в жизнь длиной»; они адресованы разбитной девице, способной с трезвым презрением отозваться о собственных женихах и на глазах у отчима чокнуться с одним из них полукубком кларета. Но их браку суждено было претерпеть череду превращений, в равной мере затрагивающих обоих.
Рочестера терзали угрызения совести из-за его постоянных супружеских измен. Конечно, он мог с меланхолический нежностью посоветовать жене в прекрасных стихах не спрашивать о том, когда он вернется, или еще определеннее высказаться в письме:
Тысячу раз целую мою дорогую женушку в полном соответствии с собственными чувствами и живой игрой воображения. Подумай обо мне ровно столько, сколько сочтешь нужным и, главное, приятным, — а потом забудь меня; потому что, хотя в тебе и заключено для меня блаженство и счастье, мне не хочется причинять тебе боль, ведь люблю я тебя сильнее, чем самого себя, и достижение мною собственных целей ставлю ниже, нежели осуществление тобою — твоих. Прощай.
По меньшей мере однажды Рочестер признался в письме в том, что он перед женой в долгу:
Непросто быть безмятежно счастливым, а вот быть добрым, напротив, предельно просто — и это важнейшая составляющая счастья. Говорю это не затем, чтобы ты была ко мне добра; ты так долго была добра, что я в конце концов проникся уверенностью в том, что так оно навсегда и останется; говорю затем, чтобы подсказать тебе, что во мне, может быть, есть доброта, хотя обстоятельствам моей жизни это, казалось бы, полностью противоречит. Но не стоит слишком мудрствовать по поводу собственной глупости, иначе мне следовало бы превратить это письмо в книгу, посвятить ее тебе и опубликовать, чтобы ее прочел весь мир.
Их брак не был полностью разрушен. На его развалинах оставалось достаточно первоначальной страсти и последующей нежности, чтобы начать строить жизнь заново, — и супруги непременно так и поступили бы, будь они предоставлены самим себе и друг другу. Но «одиночества вдвоем» брак им не принес. Сэр Джон Уорр с женою, с самого начала стоявшие между Элизабет Малле и соискателями ее руки, стремясь при помощи лорда Хаули, ее деда, продать невесту подороже, вечно что-то советовавшие, на что-то указывавшие, в чем-то укорявшие, по-прежнему имели большое влияние на дочь (в случае Уорра — на падчерицу). Они так и не смирились с ее замужеством, хотя и восприняли его как свершившийся факт. Леди Уорр навещала дочь ежегодно — и каждый раз это оборачивалось натянутыми нервами, вспышками взаимной нетерпимости, а то и прямыми ссорами между мужем и женой.
