Любовь Воронкова - Герой Саламина
Павсаний дал волю своей ярости. Он проклинал себя. Зачем он вернулся сюда? Почему не ушел в Персию и не начал дело, к которому готовился?
Успокоившись, он старался понять, что выдало его? Кто выдал его?
Он посылал письма и царю и Артабазу. Но посланцы, с которыми он отправлял эти письма, не могли свидетельствовать против него, потому что ни один из них не вернулся и не мог вернуться – Павсаний в каждом письме просил персов не оставлять его посланца в живых. Значит, свидетелей не было.
Тогда что же? Одни подозрения? О, это ему не страшно. Только надо потребовать открытого суда, а он, спартанец, герой Платеи, имеет на это право!
Старые эфоры между тем были в смущении. Не один час провели они, заседая и обсуждая это трудное дело: как поступить с Павсанием?
– Нам известно, что он переписывается с персидским сатрапом Артабазом. Разве этого мало, чтобы осудить?
– Но у нас нет этих писем.
– Павсаний собирал по городам таких же изменников, как он, и платил им персидским золотом.
– Где те люди, которые получили это золото?
– Но он старался поднять восстание среди илотов. Что еще нужно?
– Илоты, которые донесли на него, могли обмануть нас.
Снова молчали, снова думали, подчиняясь твердому спартанскому правилу: без неопровержимых улик нельзя принимать относительно спартанца какую-либо чрезвычайную меру и выносить непродуманное решение, которое может оказаться несправедливым.
По требованию Павсания устроили открытый суд. Предъявили обвинения: подражает обычаям персов; есть подозрение, что не хочет подчиняться законам Спарты; говорят, что обещал илотам свободу, если они будут поддерживать его… Что же еще? А вот что: когда в честь победы при Платеях поставили в Дельфах треножник, Павсаний без разрешения государства сделал надпись, прославляющую его:
Эллинов вождь и начальник Павсаний в честь Аполлона владыки…
Но это уже давно известно и два раза за один и тот же проступок не судят!
Павсаний не был похож на преступника, которого подвергли суду. Он стоял, подняв голову, в позе незаслуженно оскорбленного человека. Его глаза грозили эфорам и. всем, кто пытался обвинить его.
– Я не виноват ни в одном из преступлений, в которых вы хотите меня обвинить. Но если обвиняете, то доказывайте свои обвинения.
И уже трудно было понять, его судят или он судит. Все, кто пытались обличить его, чувствовали его невысказанную угрозу:
«Я припомню вам вашу вражду. Вы еще горько пожалеете о том, что выступили против меня сегодня!..»
Эфоры, не сомневаясь, что Павсаний повинен в государственной измене, оказались бессильными перед ним: они ни в чем не могли уличить его!
Старый, с пожелтевшей бородой эфор еще раз обратился к судьям и свидетелям:
– Можете ли предъявить новое доказательство вины Павсания?
Все молчали. Павсаний, успокаиваясь, с насмешкой поглядывал на эфоров, он видел, что дело его выиграно.
– Никто не может предъявить новое доказательство вины Павсания? – снова усталым голосом повторил эфор.
– Нет… Никто…
Вдруг какой-то человек в запыленном плаще быстро вошел, вернее, ворвался в зал суда.
– Я могу! – крикнул он.
Павсаний побелел. Он узнал одного из своих посланцев к персам, аргильца, которому он вполне доверял. Аргилец жив, он вернулся, персы выпустили его. Но не будет же он выдавать Павсания. А если и захочет выдать, кто поверит ему? Ведь доказать то и он ничего не сможет!
Об этом же самом подумали и эфоры. Когда аргилец заявил, что может уличить Павсания, эфоры прервали суд.
– Павсаний, сын Клеомброта, ты свободен. Человека, который бы доказал твою вину, не нашлось.
Они отпустили Павсания. Но аргильца задержали.
– Расскажи, что ты знаешь о деле Павсания.
Аргилец рассказал:
– Павсаний дал мне письмо, чтобы я доставил его персу Артабазу. Я повез это письмо. Но дорогой подумал: сколько гонцов посылал Павсаний к персам, но почему-то ни один из них не возвратился. Я подделал печать и вскрыл письмо. Думаю, если ничего плохого нет в этом письме, я снова его запечатаю. Я прочитал письмо, а в конце увидел приписку – Павсаний приказывал убить того, кто доставит это письмо. То есть меня. Вот я и поспешил сюда, чтобы сказать вам: Павсаний изменник. Он договаривается с персами. А своих верных слуг, таких, как я, убивает! Вот это письмо.
Эфоры прочитали письмо Павсания к персидскому царю.
– Да. Это улика! Наконец-то!
– Как будто так. А если письмо подложное? Если кто-то из личной мести хочет погубить Павсания?
Эфоры договорились, как поступить, чтобы наконец добиться истины.
В Лакедемоне, на скале мыса Тенар, стояло святилище Посейдона. Аргилец ушел на этот мыс и там построил себе хижину возле самого святилища, как бы собираясь молить бога о чем-то. В хижине он сделал перегородку. Эфоры тайно пришли к нему и спрятались за перегородку. Они знали, что Павсаний не оставит в покое аргильца, предавшего его. Их было несколько человек, они все хотели слышать, что станет говорить Павсаний, когда придет.
И Павсаний пришел. Эфоры затихли, затаились. Полководец быстрым шагом вступил в хижину.
– Зачем ты здесь? – сразу начал Павсаний, грозно глядя на аргильца. – О чем ты молишь божество?
– Чтобы оно защитило меня от вероломных людей, – ответил аргилец.
– Вот как? – ядовито сказал Павсаний. – Не о себе ли ты говоришь? Как случилось, что ты не выполнил моего поручения? Разве сюда, в Спарту, послал я тебя со своим письмом?
– Не в Спарту. Ты послал меня к персидскому сатрапу Артабазу. Так же, как посылал к персам многих до меня. И я никогда не подводил тебя, когда ты посылал меня к персидскому царю. Я честно выполнял все твои поручения, передавал персам, что ты велел, и приносил от персов, что они тебе посылали. Но я прочел твое последнее письмо, где ты почтил меня смертью наравне с другими твоими слугами.
– Вот как?!
Павсаний помолчал, раздумывая.
– Ну хорошо, – сказал он миролюбиво, – я виноват перед тобой. Но если я признаю свою вину, то и ты не гневайся. Выйди из святилища. Не бойся, я тебе обещаю безопасность. Только ты поспеши с письмом к Артабазу, царь ждет от меня известий, не задерживай важных дел, которые должны свершиться!..
Эфоры слышали все. Они тихо вышли в заднюю дверь и молча удалились из ограды святилища. Сомнений больше не было. Придя в город, они тут же отдали приказ схватить Павсания, как только он вернется с Тенара.
Павсаний, озабоченный тем, что так и не смог уговорить аргильца выйти из-под зашиты божества, с тяжелой душой возвратился в город. Опасный свидетель не дался ему в руки. Что же будет теперь?
Мрачно задумавшись, Павсаний шел по улице. Недалеко от храма Афины Меднодомной он, подняв глаза, увидел двоих эфоров, которые стояли и смотрели, как он идет. Один из них, высокий, с клочковатой рыжей бородой, пристально уставился на Павсания, словно ястреб, готовый броситься на добычу. Другой эфор, маленький, с голубой сединой над розовым лицом, из-за спины рыжего делал Павсанию какие-то знаки, испуганно моргая ресницами, словно предупреждая. На улице появилась стража…
И Павсаний понял. Он быстро повернулся и бросился к храму Меднодомной. Стража ринулась за ним. Но Павсаний успел войти в священное здание, стоявшее на участке Меднодомной. Теперь он был в безопасности. Никто не посмеет тронуть его в стенах святилища, под защитой богини он неприкосновенен!
Около святилища Меднодомной быстро собралась толпа. Вооруженная стража беспомощно ходила около здания, ни их сила, ни оружие не могли им помочь взять молящего о защите. Толпа гневно шумела:
– Смерть изменнику!
– Смерть!
– Смерть!
Павсаний слышал эти возгласы. Он знал, что пощады не будет. Быстрые мысли бежали одна за другой: как спастись, как убежать?
Он услышал голоса эфоров. Так и они все здесь. Они ждут, что он выйдет из святилища. А он не выйдет. И взять они его отсюда не посмеют. А там боги решат, как спасти его. Здание закрытое, ни дождь, ни ночной холод не будут мучить его, а голод он может терпеть долго. Да и не придется долго терпеть, эфоры уйдут, а соблазнить стражу золотом – это он сумеет.
Но что там задумали эти злобные старики? Стражники снимают крышу, снимают двери…
Маленькое помещение в глубине святилища еще оставалось под крышей, и Павсаний вошел туда. Двери здесь не было, чтобы закрыться. Однако это ничем не грозило, его не могли тронуть в святилище.
Но странно, эфоры словно только этого и ждали. Их непонятно торжествующий возглас поразил Павсания. Он почувствовал – готовится что-то недоброе.
Готовилось страшное. Стражники откуда-то притащили кирпичей и принялись закладывать выход из святилища. Павсаний понял, какая смерть ему грозит. Он с отчаянием ждал, когда уйдут эфоры, надеясь уговорить стражу отпустить его.
