Вячеслав Софронов - Путь диких гусей
Два сына Вэли-хана, Амир и Мергали, росли гордыми и независимыми, во всем беря пример с отца. Они неохотно ездили на большие праздники, пышно проходящие в столице. У них не было породистых жеребцов и богатого оружия, которым кичились друг перед другом дети беков и мурз. Лето и зиму они проводили в лесах и на реке, как простые поселенцы из их улусов. Не участвовали они еще и в воинских походах против чужеземцев, хотя и владели копьем и саблей не хуже многих.
Вэли-хан все собирался определить их на службу в охрану одного из ханов. Но однажды у него была стычка с начальником охраны, Рябым Нуром, который не пожелал уступить Вэли-хану дорогу. После этого старый хан помрачнел и никуда уже не выезжал. Вся его радость и надежда была в сыновьях.
И когда прискакал гонец с вестью о главном сборе в Кашлыке всех беков и ханов, то для него как гора с плеч упала. И он начал поспешно собираться в поход.
Вместе с сыновьями Амиром и Мергали и пятеро ханских племянников упросили взять их с собой. Они радовались и волновались, словно ехали не на войну, а на праздник.
Вэли-хан, в старинных доспехах, на гнедой кобыле с белой звездочкой на лбу, во главе своих воинов и нукеров выехал из селения поутру, надеясь к вечеру при благоприятных обстоятельствах достичь сибирской столицы.
Из краткой и взволнованной речи гонца он знал лишь, что степняки вторглись в их земли и хан Едигир собирает ополчение, чтобы выступить им навстречу. Поэтому, когда в прибрежных кустах он увидел мелькающие на фоне реки фигуры всадников, то решил, что это один из сибирских отрядов спешит в Кашлык.
Он пустил им навстречу своего нукера, который, не проехав и половины расстояния, развернул коня и с округлившимися от страха глазами подлетел к Вэли-хану, прокричав:
— Степняки! Там степняки!
Вэли-хан с маху хлестанул его тяжелой нагайкой по вылезшим из орбит безумным глазам и очень спокойно отдал приказ:
— Цепью стройся!
Они как раз выехали на береговой луг, заливаемый по весне водой. Ближе к реке густо росли толстенные ивы, где и находился лагерь степняков. Слева, по ходу солнца, подступал к самому лугу березовый редкий лесок, росший на небольшом холме. Там тоже было видно движение лошадей и людей. Вэли-хан понял, что они наткнулись на отряд степняков, во много раз их превосходящий по численности, и сердце гулко застучало в груди, началось покалывание невидимыми иголочками в кончиках пальцев.
Он повернул было голову назад, проверяя, нет ли засады сзади, но за густой стеной леса трудно было что-то разглядеть.
Его сыновья, плохо себе представляющие, что за противник и каким числом им встретился, радостно улыбались, что наконец-то им предстоит рубить не гибкие прутья, а человеческую живую плоть.
— Отец, — подскакал к нему старший, Амир, — пусти меня первого, я покажу им точность своего удара!
Вэли-хан сурово глянул на него, ничего не ответив, и тот, поникнув, вернулся в строй. Хан заметил, что степняки выехали на противоположный конец луга и начали строиться. Тогда он решил ждать их атаки, чтобы затем предпринять попытку к прорыву в сторону реки.
Так и осталась неровная цепь сибирцев стоять в напряжении, в ожидании нападения.
Первая сотня, возглавляемая Алтанаем, вывалила на луг, растягиваясь друг от друга на расстояние вытянутой руки. Они привстали на стременах, пытаясь получше разглядеть противника и угадать их намерения.
Алтанай, покусывая мокрый ус и позевывая, словно его оторвали только что от подушки, выехал вперед сотни и, повернув коня на полоборота, обратился негромко к нукерам, помогая себе правой рукой:
— Знаете, что заяц делает, когда лису встретит? — В ответ послышалось смутное хихиканье ближайших воинов, любящих и побаивающихся своего башлыка.
— Здоровьем интересуется! — выкрикнул один из смельчаков.
— Во-во! — подхватил сказанное Алтанай. — И я так считаю. Интересуется, потом, не дожидаясь ответа, показывает ей свой короткий хвост и несется обратно! — И для убедительности приподнял хвост своей кобылы.
Ряды конников огласились громким хохотом. Стоявшим на самых краях не было слышно, что там балагурит их башлык, но и они смеялись вместе со всеми, радуясь хорошему началу стычки.
— Все поняли? — переспросил Алтанай. — Туда, поздоровались, остановились и тут же обратно. Ответа ждать не надо. — И он описал рукой широкий полукруг в воздухе.
Воины закивали головами, сдерживая переступающих на месте коней.
— Вперед! скомандовал башлык, и его кобылка взяла рысью, направляясь на противоположный конец луга.
Кучум от кустов наблюдал, как Алтанай пояснял сотне ее задачу по выманиванию противника на открытое место, и так же улыбался открытому и бесшабашному Алтанаю.
"Эх, что бы я без тебя, старый воин, делал?" — подумал он с любовью.
Затем он кликнул сотника Юраса и велел тому со своей сотней по березняку обойти сибирцев и отрезать им путь к отступлению.
Оставшихся он сосредоточил в кустах тальника, в небольшой ложбине в засаде, чтобы встретить сибирцев, когда сотня Алтаная выманит их на луг.
— Сбивать с коней и брать в плен! — отдал он строгий приказ. — Они нам живые нужнее. Понятно?
Сам хан не сомневался, что выскочивший на него отряд идет не из столицы, а в нее, по зову Едигира.
Не доскакав до сибирских цепей полтора полета стрелы, сотня Алтаная неожиданно вздыбила коней, будто впереди было не ровное поле, а глубокая пропасть. Со стороны могло показаться, что не ожидали увидеть столь грозного противника и напуганы их недвижимым, строем. Могло показаться новичку…
Но именно это вообразили молодые ханы, не искушенные в военном искусстве, где хитрость идет рука об руку с отвагой. Они себя видели и чувствовали героями… И испугались они, что сабли их останутся в ножнах, что удерут степняки в леса глухие и попрячутся, ускачет от них слава воинская, столь близкая. И отец воротит их домой не мужьями ратными, а юношами.
Выхватили они свои кривые сабли да нахлестывали коней плетками.
Понеслись, как соколы на селезня, и не ведали о том, что понеслись за своею смертью…
И не знали тогда молодые ханы, что через много лет в поселениях сибирских будут старые слепые акыны петь о них грустные песни.
Неслись они навстречу славе и подвигу…
Кучум радостно наблюдал из укрытия, как ловко выманили конники Алтаная нерешительных сибирцев в открытое поле и теперь скачут обратно, пригнувшись к седлам.
Не разогретые сибирские кони не могли сходу настигнуть юрких степных лошадок, бросающих комья земли прямо им в морды. На расстоянии вытянутой руки удирали трусливые враги и… нырнули меж стволов деревьев, скрылись в листве, как в воду канули.
Молодые ханы и другие юноши влетели в кольцо врагов, поджидающих их в засаде, и были сшиблены с коней кто ударом дубины, кто петлей аркана, а кого и за ноги стянули на землю.
Навалились степняки всей массой, заломили руки, накинули удавки и поставили, как истуканов, внутри ощетинившегося копьями плотного кольца. Все. Плен…
Вэли-хан в исступлении кричал рванувшимся за степняками сыновьям и еще нескольким десяткам таких же храбрецов:
— Остановитесь… Назад… Сыны… мои…
Но разве услышит кинувшийся в погоню слова разума?
Безумно закричал, не помня себя, старый хан страшные слова и проклял небо, что допустило гибель его детей…
И кинулся со своими нукерами выручать их, бросив пеших воинов у края луга. Налетел Вэли-хан на степняков, как ураган на березовую рощу. Конем топчет, саблей рубит. Мелькает его старинная сабля над головами степняков, высекает искры, пробивает прочные доспехи… Расступились было под напором обезумевшего хана чужеземцы да вновь сомкнулись, окружив плотно, не давая простора. Выбили из рук старинную саблю, доставшуюся Вэли-хану от деда, и схватили цепкими руками за горло, стянули с коня, спеленали как младенца, на голову мешок напялили, унесли в шатер к Кучуму.
А оставшиеся без начальника пешие ратники сами сложили оружие, и, кто успел, тот в лесу скрылся, а кто не смог, тех привели к остальным и втолкнули к окруженным пленникам.
Пристыжено глядят сибирцы на радующихся легкой победе степняков. А те гогочут, пальцами в них тычут, примеряют на себя их шлемы и панцири.
Но подошел сзади хан Кучум, и смолкли балагуры, присмирели под прищуром его темных глаз. А он раздвинул толпу плечом и пошел прямо на пленных, буравя их немигающим взглядом. Ни один из пленных не выдержал этот взгляд. Опустили, как по команде, глаза в землю. Молчат…
И вдруг Кучум неожиданно широко улыбнулся и сказал громко, почти прокричал:
— Молодцы! — и непонятно кому он это сказал — то ли своим воинам, то ли пленникам.
Замерли и те и другие, ожидая разъяснений. А хан махнул рукой к шатру и потребовал:
