Морис Дрюон - Сладострастие бытия
Каменный слоник, на спине которого стоял обелиск, казалось, нес на себе солнце. Все ставни отеля «Минерва» были закрыты. Санциани вошла внутрь здания. Большой темного стекла колпак, служивший крышей вестибюлю, создавал там полумрак и духоту. За стойкой из красного дерева дремал толстый портье. На всех этажах гостиницы иностранные прелаты и чернокожие царьки, составлявшие в основном клиентуру отеля, должно быть, спали после безуспешных попыток устроить сквозняк. В здании царили тишина и покой, изредка нарушавшиеся гулом лифтов.
– Вы слышали, что я сказала? – произнесла Санциани.
Толстый портье вздрогнул.
– Извольте доложить мистеру Вильнеру, что я жду его внизу.
Он взглянул на нее с недоверием.
– Простите, вы к кому? – спросил он.
– К мистеру Эдуардо Вильнеру.
– Такой у нас не живет,– ответил портье.
– Хватит шуток, он живет здесь уже целых три недели!
– Как вы сказали? Вильнер...– Он порылся в регистрационной книге.– Нет, синьора, его у нас нет. И мы его не ожидаем.
И тут все произошло очень быстро. Санциани направилась к лифту. Портье стремительно выскочил из своего закутка и преградил ей дорогу.
– Повторяю вам, таких у нас нет,– сказал он.
– Прочь с дороги!
Он схватил ее за руку, а она влепила ему пощечину.
– Немедленно позовите директора! – вскричала она.
– Сейчас, сейчас, я его вызову! Джироламо, эй, Джироламо! Иди-ка сюда! – крикнул портье посыльному, который спускался с чемоданами какого-то американского офицера.
– Вот же его багаж,– сказала она, указывая на чемоданы.– И вы смеете утверждать, что он здесь не проживает. Я хочу немедленно видеть директора!
Привлеченные поднятым ими шумом, из всех дверей начали появляться служащие отеля.
– В чем дело? Что ей нужно? – спрашивали они друг друга.
– У нас ведь нет здесь никакого Вильнера, не так ли? – сказал портье.– Она меня ударила.
– Может, ей нужен Поттер?
Дрожащая и сердитая Санциани внушала всем опасения своим странным видом, и прислуга начала окружать ее со всех сторон.
– Где вы живете, синьора? Как ваше имя? – спросил кассир.
– Через час отходит наш поезд. Где же господин Вильнер? – кричала Санциани.
– Может, надо вызвать полицию? – предложил кто-то.– Она же сумасшедшая.
– Не надо устраивать скандала,– возразил кассир.– Попытаемся вывести ее отсюда вот этим путем.
Он указал на маленький темный салон. Прислуга начала медленно сжимать кольцо окружения вокруг Санциани.
Но она внезапно развернулась и направилась к двери парадного входа. И хотя там никого не было, воскликнула:
– Вот же он!
Она вышла на залитую солнцем эспланаду, и галлюцинации ее были столь сильными, что, садясь в несуществующий фиакр, она рухнула вперед всем телом.
Две проходившие поблизости монахини в черных платьях с белыми отворотами подошли к ней почти одновременно со служащими отеля.
Она упала в тот самый момент, когда уезжала жить своей большой любовью, и не испустила ни малейшего крика.
У нее при себе не было сумочки и никаких документов. В этом районе ее никто никогда раньше не видел.
Распростертая на земле, с рассыпавшимися по мостовой волосами (шляпа отлетела в сторону), она была в глазах все увеличивающейся толпы всего лишь старой нищенкой, безжизненно валявшейся на тротуаре.
– Она еще дышит,– сказал кто-то.
Глава Х
Начиная с полудня Кармела стояла, не смея шелохнуться, в укрытом от солнца уголке, где ей велели ждать. Но время не давило на нее, поскольку вокруг было столько нового и интересного. Арабские танцовщицы, ландскнехты, дворяне во фраках, обливающиеся потом под одеждой и гримом, устало садились на стоявшие рядом скамейки, обмахиваясь кто чем, а потом по зову закидывали на плечи протазаны или приводили в порядок свои муслиновые шаровары и группами отправлялись к одному из покрытых толем бетонных зданий.
На студии одновременно шли съемки трех фильмов.
Павильоны киностудии, построенные на обратном склоне Палатинского холма, приткнулись к развалинам древней крепостной стены Велизария, чьи красный раствор и изъеденные временем камни, господствуя над двориками студии, посылали в них жар, словно камни печи.
Кармела увидела и узнала нескольких известных артистов и артисток, и всякий раз при виде их сердце ее билось чуть чаще. Эти великие люди всегда появлялись в окружении суетящихся вокруг них людишек, словно шли в сопровождении свиты. А кинозвезды, усталые и одновременно злые, казалось, переносили на парики всю ответственность за несовершенство мира. Они заходили в ресторанчик студии, и Кармела видела через стекло, как они усаживались за столики. И, глядя на них, думала, что, возможно, настанет день, когда и она сможет сесть рядом с ними.
Голода она не чувствовала, но боялась, что про нее просто-напросто забыли.
Гарани настоятельно порекомендовал ей не ходить к парикмахеру и не надевать другого платья. Поэтому она явилась на студию в своей обычной одежде. Но ей слабо верилось, что, советуя не менять прическу и одежду, Гарани хотел ей добра.
Вдруг она увидела киноактрису из отеля «Ди Спанья», подавленную элегантностью Борджа и наряженную в бархатные одежды цвета черной смородины. Кармела подумала, что та ее не заметит, но актриса увидела девушку.
– А ты что здесь делаешь? – спросила она ядовито.
– Доктор Гарани обещал мне показать, как снимаются фильмы. Вот я его и жду.
– Вот как? Ну, мы начинаем через четверть часа. Ты меня там увидишь,– бросила киноактриса, уходя.
И снова для Кармелы началось ожидание.
Когда Кармела стала уже отчаиваться, к ней подошел ассистент Викариа. И она подумала: «Ну наконец-то!» – словно студент, входящий в аудиторию, где принимают экзамены, или жокей, садящийся в седло для участия в первой в своей жизни скачке.
Ее ввели в большой павильон и направили к заставленному какими-то машинами углу, где стояли человек десять. Она не увидела среди них ни Гарани, ни Викариа, и это ее очень расстроило. «Доктор Гарани меня явно не любит, иначе бы он обязательно пришел».
Она сосредоточила все свои силы для того, чтобы постараться понять, чего от нее хотят, и выполнить это как можно лучше. Указания были противоречивыми. То ее гримировали, то снимали грим. Затем вокруг нее зажглись огромные прожекторы. «Неужели это из-за меня включили столько света?» – с испугом подумала она.
Начиная с этого момента она уже не понимала, что с ней происходило. Тепло от прожекторов и давящая атмосфера были невыносимы. Ослепленная лампами, Кармела различала лишь тени людей, находя их местоположение по звукам голосов. Кто-то подошел к ней с полосатым метром, положил его на землю и скрылся за одной из машин с криком:
– Мотор!
Кармела услышала слабое стрекотание и подумала, что ее снимают. Но полной уверенности в этом у нее не было.
Машинист щелкнул перед ее лицом деревяшкой и крикнул:
– Дубль первый! Проба первая!
– Начали! – раздался другой голос.
Этот же голос приказал Кармеле пройти вперед, отойти подальше, приблизиться, сесть, не шевелиться, повернуться в разные стороны, поднять голову, помахать рукой, как бы с перрона вокзала вслед уходящему поезду... «Мотор... щелчок... дубль...» Голова ее шла кругом. Ни разу в жизни своей ей не случалось падать в обморок, но теперь она подумала, что вот-вот потеряет сознание.
Она слышала, как вслух обсуждались ее глаза, ее тело, ее ноги.
– Есть у нее что-то красивое в подбородке, когда она улыбается.
– Она неплохо ходит.
– Спереди – да, но не со спины.
– А она, случаем, не косовата?
– Да нет, это тень.
– Карло, наложи-ка фильтр на полторы тысячи. Мотор!
– Во всяком случае можно сказать, что камеры она не боится.
Она слишком боялась людей, чтобы пугаться какой-то машины.
– Слушайте, а с ней что же, не разучили никакой сцены? – спросил кто-то.
– Нет. И не надо! Ей тогда захотелось бы играть, и в этот момент все было бы потеряно. Если у вас есть шанс снять кого-то, кто ничего не умеет, старайтесь воспользоваться этим!
Голос, произнесший последние слова, Кармеле был знаком: это сказал Викариа. А она даже не заметила, как он здесь появился. Стоял ли он тут давно или только что подошел, уверенный в том, что его ассистенты правильно выполнят все его указания? Она испытала новый прилив волнения и доверия.
Что бы в дальнейшем с ней в жизни ни случилось, это не будет иметь столь большого значения, как данный момент. Все решалось здесь, под ослепительными лучами наведенных в одну точку прожекторов, где она чувствовала себя букашкой, попавшей в луч света. Настал момент, когда могло свершиться чудо. Если ей, одной из тысяч девушек, выпадет счастье, о котором все мечтают, то это должно случиться именно теперь. Решалась ее судьба. Удача, сверкая, висела над ее головой, и надо было не допустить, чтобы она погасла.
Кармелу подвели к аппарату для съемок крупным планом.
