Василий Седугин - Андрей Боголюбский. Русь истекает кровью
«О чем же я только что думал? – задал он себе вопрос и тотчас вспомнил. – Ах, да, как дорого обходится Руси междоусобица князей. Лезет противник со всех сторон. Вот пришло сообщение, что половцы напали на земли волынские и галицкие, но были отбиты. Не успокоились степняки, пограбили черных клобуков, но на берегу Роси были настигнуты и наказаны за разбой; у них не только был отнят весь полон, но и взято много пленных вместе с несколькими ханами. И на севере неспокойно. Манят шведов наши лесные богатства, особенно пушнина. На 55 кораблях приплыли к Новгороду, пошли на приступ детинца, но были отбиты с большим уроном. А потом новгородцы во главе с князем Святославом и посадником Захарием напали на них, и из 55 кораблей только 12 успели убраться восвояси. Если к этому присовокупить нашу победу над булгарами, успешно отстаивает Русь свои рубежи…»
– Князь, а ты меня не узнал? – вдруг обратилась к нему девушка.
Он мельком взглянул на нее, пожал плечами. Мало ли ему встречается народа, в том числе и красивых девушек вроде этой, разве всех упомнишь? Да и не тот возраст, чтобы заглядываться на молоденьких…
Ответил:
– Не припоминаю.
– Ну как же, князь, ты долго жил у нас в Переяславле, мы с тобой очень дружили и даже в прятки играли. Неужто забыл?
– Верхуслава? – изумленно спросил он, вглядываясь в ее лицо.
Она радостно закивала головой, а глаза ее сияли неподдельной радостью.
Он уже открыто рассматривал ее, отыскивая знакомые черты. Она и в детстве была красивой, но он считал это в порядке вещей, потому что большинство детей бывают красивы. Но теперь перед ним сидела девушка редкой красоты и обаяния.
Ее не стесняло его разглядывание, по-видимому, она продолжала считать его своим человеком, хорошо знакомым и смотрела на него с приязнью и благожелательством.
– Как же ты изменилась! – продолжал он с некоторым удивлением. – Это сколько же лет прошло, как мы не виделись?
– Целых двенадцать, – тотчас ответила она, улыбаясь.
– Тебе тогда было семь. Значит, сегодня…
– Целых девятнадцать! – выпалила она радостно.
– Да, старые старятся, молодые растут, – проговорил он с некоторой долей грусти. – Жизнь течет своим чередом.
– Да ты вовсе не старый, дядя Андрей, – поспешила она успокоить его. И то, что она назвала его тем именем, с каким обращалась в детстве, а не князем, растрогало и умилило его. Он крякнул, пятерней взъерошил жесткие прямые волосы и стал глядеть вдаль, помаргивая узкими раскосыми глазами и рассеянно улыбаясь.
Путь пролегал между полями, засеянными рожью и ячменем. Был конец июля, хлеба уже колосились, вдали, у края неба, дрожало марево, обещая жаркий день.
– И к кому же ты приезжала в Суздаль? – спросил он после некоторого молчания.
– К жениху.
– К жениху? – переспросил он невольно. Как ни странно, но его кольнуло упоминание о женихе, но он тут же себя одернул: ох уж эта обычная мужская ревность, не всю жизнь она будет ребенком, каким ты видел ее в Переяславле. Ей уже девятнадцать лет!
– И кто же твой жених?
– Боярин Федор Кучка.
Ай, Федор! Ай, молодец! Такую девку отхватил! Прямо-таки позавидовать можно. Сроду не прельщался он красивыми девицами, всегда была перед ним одна Улита, но тут не мог утерпеть и отметил про себя, что повезло боярину связать судьбу свою с такой умницей и прелестницей.
– Ну и как гостилось?
Она почувствовала в его голосе некоторую отстраненность, может, даже отчужденность, правильно оценив, что теперь он будет относиться к ней как к чужой, и это задело ее, потому что ей дорого было взаимное понимание, которое установилось между ними после воспоминаний о детстве, поэтому ответила с прохладцей:
– Неважно гостилось. Федор сильно заболел, видно, в походе простудился. Лекари хлопотали, еле жар сняли. Только вчера оклемался, на поправку пошел. Но все равно плох, даже проводить меня был не в состоянии.
– Болезнь, оно конечно! – протянул он, не зная, что сказать. Да и говорить ему больше не хотелось почему-то. Но он все-таки добавил: – Прихватит порой, не знаешь, куда деться. Тут уж не до проводов.
Они надолго замолчали. Для него перестала существовать прежняя, любимая им в детстве Верхуслава, рядом сидела будущая жена близкого ему мужчины, и он не знал, о чем говорить с ней.
Возок между тем въехал в лес, жару сменила прохлада. Солнце замелькало среди верхушек деревьев, дорога пролегала то по пескам, то ныряла в хлипкую низину, а то вдруг поднималась на пологие холмы. Мерно стучали кованые подковы коней, поскрипывал возок, кренясь то в одну, то в другую сторону, однообразная езда убаюкивала, и Верхуслава задремала, уютно прислонившись к краешку спинки сиденья. Лошади бежали резво, Андрей лишь слегка пошевеливал вожжами, напоминая о себе, сам думал то об одном, то о другом, наслаждаясь лесным покоем.
В полдень остановился возле небольшой речки. Бежала в ней чистая, коричневатого цвета вода, видно, вытекала она из торфяника. Верхуслава тотчас очнулась, спросила сонным голосом:
– Где мы?
– Обедать пора, – ответил он, спрыгивая с возка. Пока она приходила в себя, он распряг коней, стреножил и пустил пастись по лужку. Затем спросил, улыбаясь:
– Ну как поспала?
– Не заметила, как сморило, – смущенно ответила она.
– Давай у реки костерок разведем, в дороге это самое милое дело. Я походный котелок захватил, взвар приготовим. Вода отменная, вкусная, я уже попробовал, а листы смородины, зверобоя и душицы найдем где-нибудь окрест. Ты не против?
– Нет, конечно, дядя Андрей.
– Ну и прекрасно. И вот еще что. Люблю я грибовный суп из маслят. Дожди недавно прошли, а тут самое место им быть. Может, поищем?
– Согласна, дядя Андрей!
Они углубились в чащу и сразу наткнулись на сыроежки. С разноцветными шляпками, они весело выглядывали среди опавших листьев и невысокой травки.
– Я же говорил, что должны быть грибы, – удовлетворенно говорил он. – Если попались сыроежки, быть и другим грибам!
Скоро вышли на овраг, по его берегу и покатым берегам стали встречаться и волнушки, и грузди, и маслята.
– На обед хватит, – остановился Андрей. – Но здесь их такое множество, что уходить не хочется!
– А ты, как видно, заядлый грибник, дядя Андрей?
– В детстве бегали в лес часто. Ягоды собирать не люблю. Ползаешь, ползаешь на коленях, кидаешь, кидаешь их в туесок, а глядь – все только на донышке! Не то грибы. Напал на полянку, прошелся по ней разок – корзина готова!
– Ишь ты какой нетерпеливый! А я, наоборот, по ягоды ходить люблю. Такие они чистенькие, свеженькие, аккуратненькие лежат, как наберешь. Прямо загляденье!
Андрей разжег костер, котелком зачерпнул воды, повесил его на рогатину. Когда вода закипела, кинул в него грибы, соли.
– Больше всех люблю в походе или в дороге грибовный суп, – сказал он, усаживаясь поудобнее возле костра. – Дружинники знают мою слабость и при случае не преминут натащить мне маслят. Самому-то бывает некогда отлучиться от войск, так они меня выручают. Поешь, и будто силы новые прибавляются! Ты-то подсобишь мне?
– Конечно. Только вкусы у нас разные. Мне нравится, когда в грибовницу положены разные пряности.
– Пряностей у меня нет, зато имеется другое кое-что!
С этими словами он разложил возле костра тряпичку и высыпал на нее содержимое походной сумки. Здесь были хлеб, копченое мясо, соленое сало, сыр и кусок пирога.
Пообедав, отправились дальше.
– Как поживает отец? – спросил Андрей.
– Слава Богу, жив и здоров батюшка. Тебя иногда вспоминает, как вместе город возводили и храм строили.
– Надо бы как-то заскочить хоть на денек, в соборе Спаса Преображения помолиться.
– Народ творением восторгается. В большие праздники вся округа собирается. Столько народа приходит, так истово молятся!
– А ведь недавно дикий край был. В селениях одни язычники проживали.
– И теперь их немало. Но все больше люди к истинной вере приходят.
Остановились в большом селении с часовенкой на пригорке. Хозяин, проворный сорокалетний мужчина, принял их с истинным славянским гостеприимством, поставил на стол, что у него было, а потом, подавая взвар, сказал:
– Есть у меня медок, да не могу предложить: завтра медовый Спас, разговенье. Сходим в Божий храм, освятим и весь честной народ угощать будем.
– А что, Верхуслава, – вдруг предложил Андрей, – давай остановимся на денек в этом селении? Посмотрим, как живет народ, заодно я проверю, исправно ли волость платит мне дань и верный ль отчет дают мне мои слуги и помощники.
Наутро всей семьей отправились они в часовенку. Хозяин шел впереди и нес в глиняной чаше соты с медом, на руках у него лежало вышитое полотенце. Следом шла жена и пятеро детей – двое сыновей и три дочери. Андрей с Верхуславой шли следом.
В часовенке и вокруг нее собралось много народа, священник провел праздничную службу. После этого вернулись в дом, стали разговляться медом.
