Анатолий Соловьев - Сокровища Аттилы
Ах, если бы не «История», возможно, все было бы иначе. Но Диор прочитал, что писал Аммиан Марцеллин о гуннах: «Лица у них безобразные, безбородые, как у скопцов… Питаются они кореньями и полусырым мясом, одеваются в холщовые рубахи и шкуры… Они не имеют определенного местожительства, ни домашнего очага, ни законов, ни устойчивого образа жизни, кочуют по разным местам, как будто вечные беглецы с кибитками, в которых проводят жизнь. Здесь жены ткут им жалкую одежду, спят с мужьями, рожают детей…»
Кровь прихлынула в голову Диору, и он с помутившимся от бешенства разумом с силой зашвырнул книгу в дальний угол атрия и, вскочив, выбежал из дома. Оказавшись возле жилища Алатея, он крикнул в закрытую дверь:
— Алатей! Ты слышишь меня, Алатей!
— Слышу, — отозвался сонный голос, — слышу, но встать не могу. Марк запер меня. Что случилось?
— Тебя Марк продал вместе с хряком! Скоро приедут вас забирать. Спи, Алатей, радуйся жизни!
Потом юноша через перистиль заходит на кухню, где возле котлов спит Юргут. На обезображенное лицо отца Диор старается не глядеть, при тусклом свете ночника черные впадины на месте носа кажутся бездонными дырами. Глаза Юргута открыты.
— Что случилось, Диор? — спрашивает старый гунн. — Ты пронесся на хозяйственный двор, будто тебя зашвырнули из катапульты!
— Готовы ли лошади и оружие?
— Еще не все. Без доспехов нам не добраться до Сармизегутты. Но доспехи дорого стоят.
— Сколько?
— Почти тысячу денариев.
— Завтра я дам тебе сколько нужно. Поторопись!
— Где возьмешь?
Не отвечая, Диор уходит. В атрии прохаживается Марк. Увидев приемного сына, он становится озабоченным. Из дверей спальни выглядывает встревоженная Еврипида. Марк строго показывает, чтобы она удалилась, и торжественно говорит:
— Мой мальчик, ты уже совершеннолетний и по римским законам можешь жениться… — Он внушительно умолкает, как всегда перед тем, как произнести неприятное.
Диор уже догадывается, что его будущему браку противится Еврипида. По римским законам пойле смерти мужа жена становится наследницей, как дочь отцу [65], а если муж умрет бездетным, жена оказывается госпожой всего, чем он владел при жизни. Еврипида противилась и усыновлению Диора. Но Юргут отдал им столько золота, что наследство ее с усыновлением значительно увеличивалось. Уж не Еврипида ли уговорила Элию отвергнуть ухаживания Диора?
— Я разговаривал с Материоном, — наконец произносит Марк. — Он объявил, что не отдаст Элию…
— Я знаю, — хладнокровно перебивает Марка юноша. — Да хранят ваш с Еврипидой сон боги!
— И твой тоже! — облегченно вздыхая, говорит Марк. Неприятный разговор позади.
Нет, Марк, неприятности для тебя только начинаются!
4
Диор лежит в темноте, терпеливо дожидаясь, когда перестанут шептаться в соседней спальне Марк и Еврипида. Правильно ли он сделал, что поторопил Алатея? Главное — успеть выкрасть Элию до того, как в Маргус ворвутся сарматы. Чтобы в поднявшейся суматохе горожанам было не до погони. Надо было сказать Юргуту, что они возьмут с собой и девушку. Но отец непременно попытается отговорить Диора. Зачем им обуза? И будет прав. Самое лучшее — завладеть сокровищами дакийских царей и вернуться сюда с конницей Чегелая. Но Элия может оказаться добычей сарматов.
Почему он уверен, что золото осталось в подземелье? Диор не обманывал Юргута, это ему действительно подсказал внутренний голос. Тот самый, которым обладают только пророки, и тот, что афинский мудрец Сократ называл «даймоном» — голосом богов. Он вне логики и вне слов, человеку вдруг становится все ясно без рассуждений.
Наконец за стеной затихают. Подождав еще немного, Диор выскальзывает в атрий. За колонной дверь в таблиниум [66], где Марк хранит переписку, приходные и расходные книги, а также массивный ларец с деньгами и украшениями Еврипиды. В атрии темно. Сюда рабам, кроме Юргута, входить не разрешается. Сказала ли Еврипида Марку о пропаже зеркальца? Все свои женские принадлежности — склянки с мазями, гребни, щеточки, пилочки и прочее — жена Марка держит в спальне. Значит, Алатей стащил его из спальни. Большое же значение он придавал этому зеркальцу. Диор недобро усмехается, вовремя он сообщил сармату, что его отец Чегелай. Диор вдруг слышит неясные звуки, доносящиеся с хозяйственного двора. Он прислушивается и идет в перистиль. На хозяйственном дворе слышится треск, затем падение чего–то тяжелого. Вскоре он замечает, как в темноте мимо бассейна крадется огромная фигура, направляясь в сад. Теперь можно действовать смело. Вина за кражу ляжет на Алатея.
Диор возвращается в атрий, на ощупь снимает со стены дротик с железным наконечником. Выломать дротиком запоры замка на двери таблиниума труда не составляет. Все это проделано мгновенно и бесшумно. Диор открывает дверь. Ларец стоит на столике. Он тоже на замке, к тому же прикован к ножке мраморного стола цепью. Наивный Марк считает, что этого достаточно, чтобы уберечь богатство от случайных грабителей. Тем более что в доме живет страшный гунн, один вид которого вселяет в маргусцев неодолимый ужас. Юргут охраняет дом надежнее сторожевой собаки.
Диор откладывает дротик. Берется за замок ларца и силой рук выворачивает пробой [67]. Затем поднимает массивную крышку. В ларце несколько кожаных мешочков, набитых монетами. Он берет два, ровно столько он заработал, подслушивая беседы варваров. Остальные мешочки и украшения Еврипиды он разбрасывает по помещению, чтобы создать видимость поспешного ограбления. Выходит из таблиниума, оставляя дверь открытой. В своей спальне прячет тяжелые мешочки в изголовье. Некоторое время сидит на лежаке, прислушиваясь к сонной тишине в доме. Алатей уже успел добежать до реки. Пора!
Он вскакивает, срывает со стены короткий римский меч, с силой бросает его о мраморную плиту пола, раздается грохот, он опрокидывает ночной горшок, словом, старается произвести как можно больше шуму, кричит:
— Марк! Марк! Юргут! Вставайте! Нас обокрали!
В соседней спальне раздаются тревожные восклицания Еврипиды. Диор выбегает в атрий, хватает в углу факел, высекает кресалом огонь, зажигает факел. И мечется по атрию, размахивая руками и вопя.
В атрий влетает растрепанный со сна Юргут с мечом в руке, тут же появляется Марк.
— Нас обокрали! — кричит Диор, показывая на распахнутую дверь таблиниума. Возле нее валяется вывороченный замок. Что–то бессвязно лепечет Марк. Визжит Еврипида. На полу комнаты раскрытый ларец, дротик и драгоценности. Полуодетая Еврипида, ползая на коленях, принимается собирать вещи.
— Кто, кто? — задыхается Марк. — Кто посмел?
— Надо посмотреть, где Алатей! — кричит Диор.
Юргут, рыча, выскакивает в атрий. Грузный ветеран и юноша бегут за ним. Вот и хозяйственный двор. Дверь в каморку Алатея, которую Марк сам вчера запер, выломана и валяется в грязи. В закутке вопросительно похрюкивает хряк. Диор освещает факелом жилище сармата. Котелок с остатками каши валяется на грязном полу, очаг растоптан тяжелыми сапожищами.
— Зеркальце Еврипиды! — кричит юноша и поднимает с земли бронзовую вещь на длинной ручке.
— Проклятье! — рычит Марк. — Он наверняка побежал к реке! Диор, беги к соседям! Пусть вооружатся!
Первым делом Диор стучится в ворота Материона. Тот уже не спит, разбуженный шумом в доме Марка. Узнав от юноши, что случилось, Материон в страшном волнении начинает напяливать на свое ожиревшее тело доспехи. Он их не надевал, наверное, лет двадцать. Наплечные ремни оказываются коротки, завязки по краям доспехов не сходятся. Пот градом льется по толстому лицу отца Элии. Диор помогает ему, с трудом сдерживая усмешку, говорит:
— Если Алатей сбежал, то скоро приведет сюда сарматов!
— Ты уверен в этом? — испуганно спрашивает Материон.
— Не сомневаюсь. Иначе бы не сбежал. Только теперь я понял, почему во время нундин сарматы говорили о домах с крышами из свинца!
— Зачем–зачем говорили?
— Они хотели запомнить дома богатых граждан Маргуса.
— Но почему ты не сказал об этом Марку, чтобы он передал в магистрат?
— Не придал значения, Материон, показалось, что варвары просто обмениваются впечатлениями.
Отец Элии уже опоясывает себя мечом, крестится, потом, забывшись, взывает:
— О лары, не дайте свершиться неслыханному!
— Тебе нужно поберечь Элию, — советует Диор.
— Да–да, я спрячу ее!
Скоро во дворе Марка собираются все соседи. Лысый Ульпий возбужденно топает ногами и кричит:
— Бежать к реке, да! Охранять челны!
Толпа маргусцев, размахивая факелами, с воинственными воплями устремляется в сад, откуда тропинка выводит к пристани. Там горожане держат челны.
