Иосиф Опатошу - 1863
Мордхе шел с ружьем в руке. Он надеялся, что у врага закончились патроны и никто не станет в него стрелять. Противнику даже в голову не придет, что кто-то осмелится пройти там, где верная смерть.
Мордхе больше не слышал свиста пуль и стона раненых. Он шел и считал собственные шаги, сто, еще сто, он увидел сосновый лес, росший когда-то из белого песка, пропустил десяток шагов и начал считать снова. Он сам не знал, как долго идет и закончится ли когда-нибудь этот путь.
Увидев косиньеров, Мордхе зашагал быстрее. Только теперь он услышал, как пули пролетают мимо него, одна за другой. Трудно было понять, кто стреляет.
— Тебе повезло, что уцелел, — поприветствовал сержант Мордхе. — Что за идиот послал тебя по этой дороге? Видишь, как москаль поливает, а?
— Где штаб? — спросил Мордхе.
— Там, на холме!
Мордхе посмотрел туда, куда показывал сержант, ничего не разглядел и направился наверх. Он миновал людей, лошадей, телеги, добрался до верха холма и увидел штаб. Впереди стоял Лангевич, по обе стороны от него — Езиоранский и Валигурский, а сзади Винницкий с адъютантами.
Пули, как пчелы, жужжали над их головами, на какое-то время их заглушали пушки, но потом они снова начинали жужжать. Мордхе взглянул на грустное лицо диктатора.
О чем он думает, когда враг, намного превосходящий силами, окружает его армию, когда солдаты голодные, раздетые и без патронов, а защитник Польши перепугался до смерти?
Мордхе направился было к Лангевичу, хотел утешить его, сказать, что если тут же выслать зуавам подкрепление, то они отобьют русские пушки у казаков.
— Ты куда идешь? — преградил ему путь адъютант.
— К пану диктатору.
— Зачем?
— С поручением от полковника Рошбрюна.
— По поводу подкрепления?
— Да, пане адъютант.
— Скажи этому французу, что он совсем обнаглел!
— Если не придет подкрепление, нас всех перестреляют.
— Ничем не могу помочь!
— Что такое? — Подошел Бентковский и спросил Мордхе: — У тебя сообщение?
— Меня послал полковник Рошбрюн. У нас больше нет резерва. И если мы немедленно получим подкрепление, есть вероятность отбить у русских пушки…
— Верно. Солдат прав, — перебил Бентковский Мордхе и прислушался. — Зуавов почти не слышно, значит, наши теснят русских, хорошо, мы немедленно вышлем подкрепление.
Горящие ядра с грохотом падали между деревьями одно за другим. Артиллерийский обстрел усилился.
Бентковский бегал взад-вперед, искал генерала Смеховского, командующего косиньерами, и, не найдя его, остановил Коссаковского:
— Надо отрезать дорогу русской пехоте, выводи косиньеров и веди их прямо в поле, самое место косами помахать.
Коссаковский пришпорил лошадь, быстро повернулся к солдатам, и именно в этот момент с шумом ударила картечь в том месте, где только что стояла его лошадь. Лошадь подалась назад, наступая задними копытами на солдат.
Какой-то офицер бросился на колени от страха и стал креститься:
— Благодарю тебя, святая Богоматерь, что ты позаботилась о нас, детях твоих, и пуля никого не задела.
— Солдатам есть у кого поучиться. — Бентковский посмотрел на стоящего на коленях офицера и покачал головой. — С такой армией можно сразу отправляться в отпуск.
— Ура, хлопцы! — крикнул Коссаковский и потянул лошадь за поводья.
Солдаты не последовали за ним. Косиньеры отпрянули назад, не слушая священника, который ходил среди солдат с крестом и приговаривал:
— Я пойду с вами. Крест защитит вас, пойдемте, вместе принесем себя в жертву и выгоним врага из Польши!
Бледный Коссаковский, размахивая револьвером, кричал:
— Я вас всех перестреляю, негодяи! Что вы стоите, как перепуганное стадо, в атаку на врага, ура!
Генрика, сидя на невысокой лошади, не знала, что делать с рослыми мазурами. Она уговаривала их, обнимала, обещала вознаграждение, как мать уговаривает перепуганных детишек:
— Не бойтесь, ребятки, идемте со мной.
Солдаты не двигались с места, они стояли молча, словно испуганный скот, который гонят на убой. Один из них сказал:
— Куда вы нас ведете? На забор?
— Мы сейчас же уберем его, — успокоил солдат Бентковский.
Покосившийся забор из тонких, сгнивших досок тут же разобрали. Путь к запруде был свободен.
— Ура, хлопцы! — Коссаковский снова рванулся вперед на лошади.
Солдаты молча пустились за ним, добежали до запруды, свернули к лесу и бросились врассыпную. Коссаковский выстрелил им вслед из револьвера, грозя обоими кулаками:
— Я вас повешу, сукины сыны!
Бентковский, бледный, потерянный, ходил вокруг диктатора и причитал:
— Даже умереть красиво не дадут!
Диктатор ничего не ответил. Его худое лицо вытянулось и нахмурилось. Нижняя губа дрожала, как у ребенка, сдерживающего плач. Он знал, что генерал Чапский ушел с кавалерией в Галицию. Он бы не удивился, если бы узнал, что Чаховский, который сдерживал вражеский натиск уже три часа, не давая врагу продвинуться ни на шаг, прорвал вражеское оцепление и тоже ушел. Да и кому он теперь нужен, если все проиграно? Еще час-другой, и оставшиеся измученные солдаты будут перебиты… Если бы он мог уйти далеко отсюда, куда-нибудь далеко в лес, совсем один…
Подбежал, задыхаясь, Рошбрюн в испачканной одежде, с грязным лицом и попросил Лангевича:
— Пошли со мной пехотный батальон.
— Откуда я его возьму? У меня нет солдат, — равнодушно ответил Лангевич.
— Как это? Нет резерва? — Француз почти кричал. — Из моих зуавов никто не останется в живых! Враг вырежет всех до одного, он бросает на нас один батальон за другим!
Диктатор не ответил, будто разговаривали не с ним. Его лицо потемнело, узкие плечи горестно поднялись вверх.
— Как же быть? — не унимался француз.
Генералу Валигурскому не понравился тон, которым Рошбрюн говорил с диктатором. Со сдержанной яростью в голосе он сказал:
— Пане! Иди к своим зуавам, если им суждено погибнуть, то тебе, их командиру, стыдно остаться в живых!
Молодой офицер с криком «ура!» пронесся мимо с батальоном пехоты.
Мордхе, все это время не выпускавший ружья из рук, побежал вместе с батальоном и увидел, как русские пошли в штыковую атаку, еще шагов сто, и они нападут на зуавов.
Земля загорелась под ногами, в ушах неожиданно стало тихо, хотя залпы не прекращались: пли, пли! Палили так часто, что невозможно было сосчитать. Солдаты бегали, дыша дымом и порохом, они больше не боялись смерти и равнодушно смотрели на своих товарищей, погибавших от вражеских пуль.
Словно из-под земли выросли косиньеры — высокие мазуры в длинных шинелях с косами над головами, похожие на смерть.
Косы рубили головы, руки, лица, не подпуская к себе штыки, и польский пехотный батальон с фланга врезался во вражеское войско. Враг не выдержал натиска, отпрянул, и канонада внезапно прекратилась.
Мордхе бежал следом со штыком в руке, бежал один, ощущая в душе пустоту. Он остановился. Врага больше не было видно. Густой дым клубился на опушке леса, застилая все вокруг. Где он? Дым постепенно рассеивался, показались русские шинели.
— Они бегут, бегут.
Повсюду раздавались эти слова, так невероятно звучавшие в тишине.
— Они бегут!
Пятнадцать солдат стояли на холме и смотрели на поле, усеянное мертвецами.
— Где мы?
— Где враг?
— А где наши?
— Подождите здесь, — сказал унтер-офицер, — я посмотрю, где наши, и приду за вами.
Он скрылся в лесу. Несколько солдат сели на землю, остальные стояли и смотрели, как мазур возится над упавшим русским, обыскивая его карманы.
— Вот это была резня!
— Сегодня мы задали жару этому москалю!
— Говорят, что он бросил на нас больше восьми тысяч солдат…
— Больше было!
— Как он рубил!
— Кто?
— Чаховский!
— Зуавы тоже не спали!
— Сколько наших погибло?
— Откуда мне знать?
— Меня спасла Богоматерь, даже не поцарапало пулей!
— Меня тоже!
— Если бы москаль не отступил с пушками, мы бы их взяли!
— Четыре пушки.
Мордхе лежал на спине, слушал разговор товарищей и пытался понять, что произошло.
Война была проиграна. Все батальоны сражались на свой страх и риск. Не было единого плана, ничего заранее не обсуждали, один не знал, что делает другой, но произошло чудо — слабые прогнали сильных.
В чем заключалось чудо?
У Мордхе не было ответа на этот вопрос, да он и не был нужен. Он понимал, что чудо заключалось в солдате, простом солдате с Богом в сердце.
— Чего мы тут сидим? — сказал один солдат.
— Пойдемте, поищем наших. Смеркается, они могут уйти, а мы останемся здесь.
Солдаты отправились в лес, им навстречу вышли заблудившиеся зуавы.
