Борис Тумасов - Земля незнаемая. Зори лютые
На полдороге нежданно тмутороканских послов окружили касоги. Чёрнобородые, одетые в кольчуги, гикали и горячили коней. Схватились за оружие.
Бажен успел выкрикнуть, указав на боярина Романа:
— Посол князя Мстислава к князю Редеде!
Так с той минуты посольский отряд и ехал под надзором касожских воинов.
Давно уже сошли с дороги на узкую тропинку. Неприметно вьётся она среди вековых дубов и каштанов, обрывается у быстрых горных речек, чтобы снова начаться на том берегу.
Бажен удивляется. Одна и та же речка, а в который раз переправляться приходится.
В лесу тихо, только слышно, как гудит река да поют птицы. Меж деревьями вытянулись в рост человека заросли папоротника, кусты орешника.
Боярин Роман молчит. С непривычки по горам ездить в голове кружение началось. Особенно когда тропинка петляет над самой кручей.
Про себя боярин князя ругал, обзывал разными непотребными словами, злился, глядя на Бажена. А тому всё в диковинку, едет, по сторонам озирается. И другим русским воинам любопытно смотреть на такую красоту.
Привалы касоги устраивали у родников, и вода здесь тоже особенная, чем-то не такая, как внизу, в Тмуторокани. Чистая, как роса и бежала по берёзовым желобам, поросшим зелёным мхом, по камешкам, задерживаясь в каменных неглубоких колодцах, через края растекались по зеленям.
Бажену касожские нравы по душе. У каждого родника стоит потемневший от времени, неизвестно кем вырезанный ковшик. Всяк, кто ни остановится, напьётся и уходит дальше, а ковшик следующего ждёт.
И ещё вот что увидел Бажен. Касог не пройдёт мимо; если заметит, что берестяной жёлоб сбился либо камень на колодце упал. Непременно поправит.
Наутро четвёртого дня въехали они в большой аул. Из разговоров касогов Бажен понял, что здесь живёт князь Редедя. Он сказал о том Роману. Боярин вздохнул облегчённо:
— Наконец-таки. Взад-вперёд по окаянным горам покидало, ажник в животе играло. Спроси-ка у них, где они нам избу посольскую отведут и скоро ли свово князя покажут. Бажен слова боярина Романа старшему касогу перевёл. Тот велел им ехать следом за ним. У длинной сакли с плоской крышей касог спешился, кликнул другого касога, что-то шепнул. Потом повернулся к Бажену, сказал: — Тут жить будете. А как князь Редедя велит, тогда и к нему явитесь. И ушёл, уводя на поводу коня. Отрок спрыгнул, помог сойти с коня боярину. Воины тоже спешились, с вьючных лошадей сняли тюки с подарками для Редеди. Касог, приставленный доглядать за русами, ввёл боярина и Бажена в саклю. Полутемно и пахнет глиной. — Ну и изба посольская, хоть бы какие-нибудь полати, — простонал боярин и велел Бажену принести для спанья хоть попоны. Касог ушёл, а Роман, стянув сапоги и скинув рубаху, завалился спать. Бажен походил из угла в угол, потоптался во дворе среди воинов да и тоже последовал примеру боярина.
И день, и два, и уже больше недели живёт в ауле посольство князя Мстислава, а с Редедей так и не виделись. Сказывают касоги, уехал, куда — не знаем. Боярин Роман Бажена то и дело гонит узнать, не вернулся ли касожский князь. И если прибыл, то пусть послам честь выкажет. От безделья и сна частого Роман распух, борода взлохматилась. Бажен тоже заскучал по дому. Не раз пожалел, что знает касожский язык. Кабы не выучил ещё мальчишкой, сидел бы сейчас дома. А то на тебе, будь толмачом, да ещё при таком боярине. Роман не раз порывался воротиться в Тмуторокань, да остерегался Мстислава. Велел тот непременно с Редедей увидеться. К касожскому князю их привели, когда они и думать о том не стали. В просторной сакле, выстланной медвежьими шкурами, в окружении вассальных князьков, нахмурившись, сидел Редедя. Густые брови сошлись на переносице. Рука поглаживала смолянистую бороду. На вошедших русских послов смотрели чёрные глаза.
Роман отвесил поясной поклон, сказал:
— Князь Мстислав бьёт челом тебе, князь касожский. Вели дары принять тмутороканские.
Стоявший позади Романа Бажен перевёл.
Один за другим воины внесли щит и меч, шлем и кольчугу, положили у ног Редеди.
— А ещё, князь, — снова произнёс боярин, — привезли мы те парчи византийской да мехов русских.
Молчали сидевшие князья, только глаза жадно глядели на оружие. Заговорил Редедя быстро, гортанно. Бажен едва успевал переводить.
— Чего хочет князь Мстислав? Выскажи, боярин, а мы послушаем. Вот и советники для того собрались, — он обвёл рукой сидевших вокруг касогов.
Роман кивнул, потом поворотил голову к Бажену:
— Всё ли понял, что он сказал?
— Слово в слово, — подтвердил Бажен и приготовился слушать ответ Романа. Тот сказал:
— Князь Мстислав зовёт тебя, князь, идти с ним повоевать хазар. Для того и меня послал к тебе.
Касоги переглянулись. Редедя приказал стоявшему у двери молодому касогу:
— Выведи русских послов, пусть подождут, пока мы совет держать будем. — Боярин с Баженом вышли, ждали недолго. Наконец их снова ввели в саклю. Редедя произнёс:
— Скажи, боярин, князю Мстиславу, что воевать с ним я хазар не буду, но тем моим касогам, что сбежали от меня и в Таматархе нынче живут, в дружине княжеской, не возражаю. Наперёд же пусть князь Мстислав моих недругов не привечает, как и я его. Тогда будет меж нами мир и не станем мы воевать друг с другом.
Князьки закивали одобрительно, заговорили вполголоса меж собой. Тмутороканские послы удалились с поклоном. За порогом Роман сказал со злостью:
— Стоило дожидаться.
В тот же день посольство князя Мстислава покинуло касожский аул.
В низкой горнице разбросан толстый ковёр. Вдоль стены длинная лавка. Заложив руки за спину, Мстислав ходит из угла в угол, сосредоточенно думает. Иногда присядет на лавку, но не надолго, потрёт лоб либо побарабанит пальцами по коленке и вскочит, снова меряет горницу широким шагом.
Есть о чём поразмыслить князю, коль сидит на таком княжении, как Тмуторокань. Нынче явью стало, что задумали хазары. И катапан корсунский с ними заодно будет. Сила немалая собирается. А кто с тмутороканцами против них станет? Призвать бы кого из братьев на подмогу, да не ко времени Святополк свару затеял. Был ещё расчёт на касогов, ан неудача постигла. Вишь, Редедя обиду держит…
Теперь послов из Константинополя дожидаться. Каков будет ответ базилевса?
В горницу заглянул Ян Усмошвец:
— В Белую Вежу гонцов наряжаю.
— Одвуконь пусть скачут. — Мстислав подошёл к двери, остановился. — Гонцы те необычные, важную весть повезут. Кого за старшего посылаешь?
— Десятнику Путяте велел собираться.
Мстислав кивнул одобрительно, потом сказал:
— Перед дорогой ко мне пусть зайдёт. Наказать надобно, чтоб беловежский воевода стены крепил да съестные припасы в крепости проверил на случай осады.
Князь присел на лавку, указал Яну на место рядом:
— Вот, воевода, мысли меня не покидают, когда ждать хазар в гости?
— О том и у меня думы. И чудится мне, что нынешней осенью не пойдут они ратью на нас. Да ко всему греки корсунские от словес не отошли. А хазарам не слова их надобны, а воины.
— И я тако же мыслю. Весной ждать надобно. А нам же готову завсегда быть.
Вошёл тысяцкий Роман, покосился на сидевшего рядом с князем Яна.
— Уразумел ли, о чём речь? — спросил Мстислав.
Роман кивнул, пригладил усы. Немного помолчав, предложил:
— А ежели печенегов призвать? Они с хазарами старые недруги.
— А разве ты, боярин, забыл, что печенеги недруги и Киеву? — возразил Усмошвец. — Сколь раз набегали на Русь.
Нет, с печенегами у нас дружбы быть не может, — поддержал воеводу Мстислав. — Нынче с нами Византин по пути.
Тысяцкий не стал перечить, но старое недовольство на Яна снова заворочалось в груди. Не могли простить бояре князю Владимиру, что простого кожевника воеводой сделал, возвеличил так. А он, ишь ты, советы князю да боярам подаёт.
— Так ты же, воевода, пошли ко мне десятника Путяту, — сказал уходившему Усмошвецу Мстислав. — И не забудь, чтоб одвуконь гонцы в Белую Вежу скакали да хазарских и печенежских караулов остерегались.
6
За Амастридской площадью, где торг вели скотом, рыбами и по повелению базилевса устраивали публичные казни, строители заложили церковь.
На восходе солнца приходил сюда Анастас, на гладкой доске разворачивал свиток пергамента, сверял, так ли ведут мастеровые работы, как задумал он.
Анастас приводил с собой Петруню.
— Смотри, рус Петра, и учись. Уйду я в иной мир, Константинополь красить станешь.
Петруня любознательный, во всё вникает. На какую глубину фундамент вырыт и где какие колонны возводить следует, что за раствор, на каком мастера стены кладут.
В суете день пролетел незаметно. Бритые рабы с железными ошейниками, одетые в рваные рубища, таскали по строительным лесам носилки с камнями. За ними наблюдали греки-надсмотрщики. По их окрику и свисту бичей Петруня догадывался о приходе хозяина в хитоне. Того, который купил Петруню. Тогда надсмотрщики старались изо всех сил.
