KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Историческая проза » Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга вторая

Ариадна Васильева - Возвращение в эмиграцию. Книга вторая

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Ариадна Васильева, "Возвращение в эмиграцию. Книга вторая" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Он отпустил машину, вошел в комнату, отказался от ужина, а на тревожный вопрос Ольги Кирилловны, уж не случилось ли чего, ответил, что ничего плохого с ним не случилось, что он хочет лишь одного: лечь и ни о чем не думать.

Он лег, вытянулся во весь рост на диване, закинул руки за голову, уставился в потолок. За стеной, в кухне, возилась жена, там же, пристроившись у края стола, ужинали девочки, и Ольга Кирилловна шепотом выговаривала им за позднюю прогулку.

Против воли, ни о чем не думать, не получалось. Арест Бориса Федоровича так и остался сидеть гвоздем в сознании. Неясная тревога томила его душу. Словно желая утешить, кот, принятый в дом подкидыш, прыгнул к нему на грудь. Константин Леонидович хотел турнуть его, но передумал, опустил широкую ладонь на спинку шалуна, стал гладить теплую шерстку. Кот замурлыкал, опустился на лапки и задремал.

Так лежа на диване с пригревшимся котом на животе Константин Леонидович продолжал мучительно гадать и тревожиться о судьбе Попова. Припомнился почему-то день, когда Борис Федорович пришел к нему просить квартиру для приехавших в Брянск Улановых. Они тогда еще не были знакомы, но он, помнится, сразу заинтересовался этими людьми. Константин Леонидович чуть не застонал, как от зубной боли, не желая убегать в лазейку, любезно подставленную ему Стригунковым. Не принимает он последней его фразы о том, что дыма без огня не бывает. А раз не принимает, то надо оставаться честным перед собой и сказать прямо: или Борис Федорович хапуга и взяточник, что никак не вяжется с его именем ни с какой стороны, или он первая жертва нового террора. Новой ежовщины без Ежова, но с другим человеком, имеющим жесткий взгляд и непреклонную волю.

И тогда Сергею Николаевичу и впрямь надо как можно скорей уезжать из Брянска. Странной показалась ему эта внезапно возникшая мысль. Но разве в свое время не довелось Борису Федоровичу крепко похлопотать об устройстве семьи бывших эмигрантов. Как бы и ему самому теперь не вышла боком невинная дружба с Улановыми.

Константин Леонидович бережно снял кота и положил рядом на диван. А тот и не проснулся даже, муркнул спросонья, свернулся клубочком и положил кончик хвоста на нос. Мордвинов поднялся, прошел в кухню и сказал, чтобы девочки шли укладываться спать. Сам вышел из дома во двор, сел на верхнюю ступеньку крыльца и достал папиросы.

Напротив светились окна еще не опустевшего дома. Константину Леонидовичу даже показалось, будто смотрят они на него с печалью и недоумением. Хорошо, окна Улановых он не мог видеть отсюда, оно выходило на улицу.

Он успел выкурить две папиросы подряд тайком от жены и дождался, пока не скрипнула тихо дверь. Ольга Кирилловна вышла из дома и села рядом с ним на ступеньку.

— Досталось тебе на совещании? — заговорила она.

— С чего ты взяла? Напротив, хвалили.

Он смял пустую папиросную пачку, хотел подняться и идти в комнаты, но она удержала его.

— Посиди, девчонки еще не угомонились. Так что все-таки произошло?

Разве мог он сказать ей правду! Константин Леонидович похлопал ладонью по ее руке.

— Ничего не произошло. Просто я вымотался до последней степени.

— В отпуск бы тебе пойти, — вздохнула Ольга Кирилловна.

Он грустно улыбнулся.

— Какой отпуск! Смешная ты у меня, ей-богу.

Они засиделись на крыльце в тот вечер. Говорили в полголоса об уходящем лете, о разных семейных мелочах. А в доме напротив, одно за другим, тихо гасли окна.


Два дня ушло на хлопоты с отправлением багажа и покупку билетов. Поезд уходил в ночь. Но до отъезда Сергей Николаевич и Наталья Александровна успели трогательно распрощаться с Мордвиновыми. Только им рассказали они о принятом решении. Ольга Кирилловна, как обычно хлопотала возле стола и приговаривала:

— Вот и хорошо, и правильно, и нечего вам было делать на Сахалине.

Мордвинов с Сергеем Николаевичем разговаривали на отвлеченные темы и старались не касаться ни причины отъезда, ни места назначения, проставленного в железнодорожном билете.


Улановы и их друзья были давно в пути, когда на стол симпатичного полковника, хозяина знакомого кабинета с книжными шкафами, зеленым ковром и мраморным чернильным прибором, лег рапорт. В нем говорилось, что реэмигрант Уланов завербовался и уехал на Сахалин.

Лицо полковника скривилось в легкой усмешке. Уланов сам, по собственной воле отправился туда, куда его собирались отправить. Он аккуратно пришпилил рапорт в папку-скоросшиватель и спрятал ее в нижний ящик стола. Необходимость возиться с делом по обвинению вышеназванного Уланова Сергея Николаевича в антисоветской пропаганде и шпионаже отпала сама собой.

— Впрочем, — обратился он к подчиненному, принесшему рапорт, — через месяц запросите Южно-Сахалинск.

Тихим, сдержанным голосом подчиненный ответил:

— Есть запросить Южно-Сахалинск.

Вышел из кабинета и осторожно притворил за собою дверь.

Часть вторая

1

Ника шевельнулась, открыла глаза и увидела прямо перед собой низкий деревянный потолок. В первую минуту не могла ничего понять, потом вспомнила. Они в поезде, они едут в Крым.

С вечера она хотела на верхнюю полку, но мама уложила ее внизу и велела перестать морочить голову. Папа строгим голосом добавил: «И чтобы больше тебя никто не слышал». Никто и не слышал больше голоса Ники. Ее сразу сморило после вокзальной сутолоки, поисков нужного вагона сначала в хвосте поезда, потом в голове его.

Теперь было утро, поезд весело катил по рельсам, колеса выстукивали бесконечное «скорей-скорей, бегом-бегом», в вагоне что-то постукивало, поскрипывало, ходили по узкому проходу пассажиры, с трудом удерживали равновесие на стрелках, оберегали стаканы с кипятком из титана напротив купе проводника.

Сонечка и Наталья Александровна давно проснулись, готовили завтрак на откидном столике. Ника позвала Панкрата, и он ловко подхватил ее и посадил на верхнюю полку. Ника легла на живот и стала смотреть в окно.

Вот промелькнула маленькая станция, но поезд и не подумал возле нее останавливаться и даже не сбавил хода. За станцией пошло сжатое поле, с небольшими копнами. Солнце взошло с другой стороны вагона, светило не жарко, по-утреннему, золотило жнивье.

Вдоль поля бежала тень от поезда. Ника видела на тени не только свой вагон, но и соседние, справа и слева, и даже тень от паровоза, с большой трубой и расплывчатой, относимой в сторону полоской дыма. Ника закричала: «Дым, дым, смотрите все, дым тоже едет!» Но Сонечка ее поправила и сказала, что это не дым, а пар. Ника промолчала, про себя шепнула: «И вовсе никакой не пар, а дым». Это слово ей больше нравилось. Его можно было тянуть без конца, точно так же, как тянулась без конца тень шлейфа из паровозной трубы — дыммммм.

Поле кончилось, и тени вагонов согнулись под углом, вскочили на крутые бока высоких холмов. Холмы вырастали на глазах, забирались вверх все круче, круче, а на вершине одного, самого высокого, Ника успела заметить несколько домиков, и деревья кругом них, необыкновенные, вытянутые к небесам. Папа сказал, что эти домики называются хатами, а деревья тополями, и Ника радостно закричала:

— Так это уже Украина!

— Украина, Украина, — ответили ей, — уже давно Украина.

Тогда она стала присматриваться к следующему ряду хат на холмах, в надежде увидеть возле них украинку в венке с лентами. Но там никого не было. Наверное, люди еще спали в своих постелях, хотя солнце поднялось высоко, а тени вагонов стали короче, сжались, ушли под поезд.

Потом холмы кончились, и перед глазами Ники развернулась во всю ширь степная даль с белыми домиками деревень. Деревни утопали в зелени садов. Островерхие тополя мочили корни в прудах.

В одном месте появилась группа женщин. Откуда они шли, куда направлялись, осталось неизвестным. Они исчезли из глаз также быстро, как возникли. Но не было на их головах венков с лентами, и одеты они были в самую обычную одежду, в сарафаны, в платья с короткими рукавами, повязаны белыми косынками.

Ника чуть не заплакала от обиды. Настроение упало. Расхотелось смотреть в окно, и колеса перестали петь. Теперь до нее доносился лишь стрекот да глухой перестук.

Наконец завтрак был готов, чай заварен в походном чайнике, еда разложена на салфетке.

Нике дали хлеб и крутое яйцо, налили в эмалированную кружку чай. Ника очень любила крутые яйца. Наверное, потому, что ей их редко давали из-за болезни. Она занялась завтраком, обида прошла, сгладилась. Но заноза в сердце осталась, и мучила долго. Все оттого, что на Украине больше не носят венков с лентами.


В Симферополь приехали на следующий день. Сдали вещи в камеру хранения, и отправились искать Мэмэ. Это оказалось несложно, дом находился в двух кварталах от привокзальной площади.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*