Александр Дюма-сын - Дама с камелиями
— Хорошо, я дам эту сумму.
— Вы займете?
— Да, конечно.
— Нечего сказать, придумали. Вы поссоритесь с отцом, запутаете свои дела, да и не так-то легко найти тридцать тысяч франков. Поверьте мне, милый Арман, я лучше знаю женщин, чем вы, не делайте этой глупости, в которой вы когда-нибудь раскаетесь. Я не говорю вам, бросьте Маргариту, но живите с ней так, как вы жили в начале лета. Предоставьте ей найти выход из создавшегося положения. Герцог со временем вернется к ней. Граф N. говорил мне еще вчера, что, если она согласна, он заплатит все ее долги и будет ей давать пять-шесть тысяч франков каждый месяц. У него двести тысяч годового дохода. Это будет известное положение для нее, тогда как вы все-таки будете вынуждены бросить ее. Не нужно ждать, пока вы разоритесь, тем более что граф N. дурак и ничто вам не помешает быть любовником Маргариты. Она поплачет немного вначале, но в конце концов привыкнет и поблагодарит вас за то, что вы сделали. Представьте себе, что Маргарита замужем и обманывает мужа, вот и все. Я все это уже говорила вам, но тогда это был только совет, а теперь — необходимость.
Прюданс была совершенно права.
— Вот в этом все горе, — продолжала она, запирая бумаги, которые мне показывала, — кокотки всегда могут ждать, что их полюбят, но никогда не предчувствуют, что они сами полюбят, иначе они откладывали бы деньги и в тридцать лет могли позволить себе роскошь иметь бесплатного любовника. Ах, если бы я знала раньше то, что знаю теперь! Не говорите ничего Маргарите и привезите ее в Париж. Вы прожили с ней четыре или пять месяцев в полном одиночестве, это ведь нужно ценить, а теперь закройте глаза, и больше от вас ничего не потребуется. Через две недели она возьмет графа N. Зимой будет бережлива, а летом вы опять можете повторить все сначала. Вот как нужно жить, мой друг!
Прюданс была очень довольна своим советом. Я его отверг с негодованием.
Мне не позволяли так поступить не только моя любовь и чувство собственного достоинства, но и уверенность, что в теперешнем своем настроении Маргарита скорее умрет, чем допустит это разделение.
— Перестаньте шутить, — сказал я Прюданс, — скажите мне окончательно: сколько денег нужно Маргарите?
— Я вам уже сказала, тридцать тысяч франков.
— А когда нужна эта сумма?
— Не позднее чем через два месяца.
— Она ее получит.
Прюданс пожала плечами.
— Я вам дам эти деньги, — продолжал я, — но вы мне поклянетесь, что не скажете Маргарите, что я вам их дал.
— Будьте спокойны.
— А если она вам даст еще что-нибудь заложить или продать, предупредите меня.
— Этого нечего бояться, у нее больше ничего нет.
Я зашел к себе на квартиру, чтобы посмотреть, нет ли вестей от отца.
И нашел четыре письма.
XIX
В трех первых письмах отец беспокоился и спрашивал о причинах моего молчания, в последнем он намекал мне, что ему известна перемена в моей жизни, и писал, что скоро приедет.
Я всегда питал большое уважение и искреннюю привязанность к отцу. Я ответил ему, что причиной моего молчания было небольшое путешествие, и просил предупредить меня о дне его приезда, чтобы я мог его встретить.
Я дал слуге свой деревенский адрес и велел доставить мне письмо, помеченное штемпелем С., потом уехал в Буживаль.
Маргарита меня ждала у калитки сада. Ее взгляд выражал беспокойство. Она бросилась мне на шею и не могла удержаться от вопроса:
— Ты видел Прюданс?
— Нет.
— Ты долго пробыл в Париже.
— Я получил письма от отца и должен был на них ответить.
Через несколько минут, запыхавшись, вошла Нанина. Маргарита встала и отвела ее в сторону.
Когда та ушла, Маргарита спросила, садясь рядом со мной и беря меня за руку:
— Зачем ты меня обманул? Ты был у Прюданс.
— Кто это тебе сказал?
— Нанина.
— А откуда она знает?
— Она следила за тобой.
— Ты ей велела следить за мной?
— Да. Я подумала, что только очень важная причина могла заставить тебя поехать в Париж, после того как ты не расставался со мной в течение четырех месяцев. Я боялась, что с тобой случилось какое-нибудь большое несчастье или что ты поехал на свидание с другой женщиной.
— Дитя!
— Теперь я успокоилась, я знаю, что ты делал, но я еще не знаю, что ты узнал там.
Я показал Маргарите письма отца.
— Я не об этом тебя спрашиваю. Мне интересно знать, зачем ты был у Прюданс.
— Чтобы повидаться с ней.
— Ты лжешь, мой друг.
— Ну, так я был у нее, чтобы узнать, что слышно с лошадью и нужны ли ей твои драгоценности и шали.
Маргарита покраснела, но ничего не ответила.
— И я узнал, — продолжал я, — что ты сделала с твоими лошадьми, бриллиантами и шалями.
— Ты сердишься на меня?
— Я сержусь на тебя за то, что ты не попросила у меня то, что тебе было нужно.
— При таких отношениях, как наши, если женщина имеет хоть немного чувства собственного достоинства, она должна приложить все свои усилия к тому, чтобы не требовать денег у своего любовника и не придавать корыстный характер своей любви. Ты меня любишь, я в этом уверена, но ты не знаешь, как непрочна любовь к таким женщинам, как я. Кто знает, может быть, в тот день, когда тебе станет не по себе или скучно, ты начнешь искать какой-нибудь особый расчет в основе нашей связи. Прюданс — болтушка! Зачем мне нужны были лошади? Я поступила очень разумно, продав их! Я отлично могу обойтись без них и не буду тратиться на их содержание. Только бы ты меня любил, больше мне ничего не надо, а ты меня будешь любить и без лошадей, без шалей и без бриллиантов.
Все это было сказано так просто, что слезы выступили у меня на глазах, когда я ее слушал.
— Дорогая моя, — ответил я, горячо сжимая руки моей возлюбленной, — ты отлично знала, что в один прекрасный день я узнаю о твоей жертве и найду, что предпринять.
— Почему?
— Потому, дорогая моя, что я не хочу, чтобы твоя любовь ко мне лишила тебя какой-нибудь драгоценности. Я также не хочу, чтобы в тот день, когда тебе станет не по себе или скучно, ты могла подумать, что, если бы ты жила с кем-нибудь другим, этих минут не было бы, и чтобы ты хоть на одну секунду в этом раскаялась. Через несколько дней твои лошади, бриллианты и шали будут у тебя. Они тебе так же необходимы, как воздух, и, может быть, это смешно, но я больше люблю тебя одетой пышно, чем простенько.
— Значит, ты меня не любишь больше.
— Глупенькая!
— Если бы ты меня любил, ты не мешал бы мне любить тебя по-своему, но ты видишь во мне только женщину, которой необходима вся эта роскошь, и считаешь себя обязанным оплачивать эту роскошь. Ты стыдишься принять доказательства моей любви. Невольно ты все время думаешь о том моменте, когда меня бросишь, и стараешься быть вне всяких подозрений. Ты прав, мой друг, но я ждала не этого.
Маргарита хотела встать, но я удержал ее и сказал:
— Я хочу, чтобы ты была счастлива и чтобы тебе не в чем было меня упрекать, вот и все.
— И мы расстанемся!
— Почему, Маргарита? Кто может нас разлучить? — воскликнул я.
— Ты, раз ты не позволяешь мне войти в твое положение и считаешь своим долгом охранять мое; ты, раз ты хочешь мне сохранить роскошь, среди которой я жила, а следовательно, и моральную пропасть, которая нас разделяет; ты, раз ты не веришь моей бескорыстной любви и не хочешь счастливо прожить со мной на те средства, которые у тебя есть, и предпочитаешь разориться, как раб смешного предрассудка. Неужели ты думаешь, что экипаж и драгоценности и твоя любовь для меня равноценны? Неужели ты думаешь, что я не могу жить без этой мишуры, которая радует, когда никого не любишь, и делается противной, когда полюбишь? Ты заплатишь мои долги, истратишь свои деньги и будешь меня содержать! Но сколько времени это может продолжаться? Два, три месяца, а тогда уже поздно будет начать новую жизнь, тогда ты должен будешь все брать у меня, а этого не может сделать уважающий себя мужчина. Теперь у тебя есть восемь — десять тысяч ливров в год, на которые мы можем жить. Я продам лишние вещи, и одна эта продажа даст мне две тысячи ливров годового дохода. Мы найдем хорошенькую квартирку и будем жить вместе. Лето мы будем проводить в деревне, не так, как в этом году, а в маленьком домике, на двух человек. Ты самостоятелен, я свободна, оба мы молоды. Умоляю тебя всем святым, Арман, не заставляй меня вести жизнь, которую я должна была вести раньше.
Я ничего не мог ответить. Слезы благодарности и любви застилали мне глаза, и я бросился в объятия Маргариты.
— Я хотела, — продолжала она, — все устроить без тебя, заплатить все свои долги и подыскать новую квартиру. В октябре мы вернулись бы в Париж, и тогда ты узнал бы все, но раз Прюданс тебе все рассказала, ты должен дать свое согласие теперь, а не после. Достаточно ли ты меня любишь для этого?
Я не в силах был противиться такой привязанности, с жаром поцеловал Маргарите руки и сказал:
— Я сделаю все, что ты хочешь.
