Светлана Кузнецова - Ричард III
Герцог нервно ходил из угла в угол, меряя шагами небольшую комнату. Почему-то количество шагов каждый раз выходило разным.
За окнами третий час не унимался ливень. Серое небо неустанно выливало наземь ведра воды и грохотало. С отсветом очередной молнии приотворилась дверь, выпустив молодую служанку с тазом воды.
Девка приподнимала плечи и заметно дрожала. От последующего за молнией раската она едва не грохнула таз об пол. Дик вовремя успел подхватить ношу, выскальзывающую из трясущихся рук.
— Вот, ваша светлость, — девка мельком глянула на своего господина и покраснела, — велели подогреть...
Подогреть? Значит, ещё не разрешилась. Дик судорожно кивнул и отступил:
— Поторопитесь.
— Такая гроза, такая гроза, — пролепетала служанка.
Герцог нахмурился и одарил нерасторопную дурёху тяжёлым взглядом. Девка аж присела, а потом со всех ног кинулась вон из комнаты.
— Гроза, — прошептал Дик самому себе. — Гроза...
— Хороший знак, — дверь снова приоткрылась, выпуская Марту. Женщина, кажется, когда-то принимала и саму Анну, и её сестру Изабеллу.
Ричард не выдержал — кинулся к ней.
— Ох, ваша светлость... — Марта покачала головой. — Зачем же вы дёргаетесь-то?
Дик даже опешил от её слов.
— Вам спокойным быть надобно. Дабы жену пред испытанием нелёгким поддерживать. А вы мечетесь, — пояснила женщина. — Роженицы ведь чувствуют всё. И дите в утробе — тоже. Вы ж с ними одно целое, а как целому уверенным быть, если часть его мается?
Ричард на мгновение спрятал лицо в ладонях. Когда он их отнял, то выглядел совершенно отстранённым:
— Так пойдёт?
— Кого обмануть вздумал, герцог?! — со свойственным ей деревенским простодушием вопросила Марта. — Подобными гримасками королей обманывать станешь, а меня бесполезно. Я тебя старше и не таких мальчишек, как ты, ваша светлость, повидала на своём веку.
Дик потупился и даже слегка покраснел. Со слугами он не допускал панибратства. Даже суров был поначалу: некоторые, помнившие Уорвика, так и не приняли его воспитанника. Но напомнить Марте о недолжном поведении и обращении к хозяину замка не поворачивался язык.
Он отступил, а потом бросился в кресло, обхватив руками голову. Его трясло как в лихорадке.
— Вот и правильно, — одобрила Марта. — Посиди отдохни. А Джек тебе вина принесёт. Уж поверь моему опыту, лучше пьяный отец, чем неспокойный. К тому же не время ещё, ваша светлость.
— Как не время?! — ахнул Дик. — Лекарь сказал...
— Слушать этих брехунов-учёных не переслушать, — всплеснула руками Марта. — Только перелом какой вправить да шов наложить и сподобятся. А с детушками малыми подход иной надобен. Говорю ж, не время.
— Когда же, по-твоему? — спросил Ричард.
— А вот как над головушкой Аннушки солнышко взойдёт, так и появится.
Дик прикрыл глаза — ночь. Целая ночь неизвестности!
Женщина покачала головой, потом подошла к хозяину сама. Тронула за плечо.
— Да не убивайся ты так. Выживут. За будущее не ручаюсь, а вот в том, что роды переживут, будь спокоен.
От слов Марты, действительно, полегчало. Дик открыл глаза и кивнул благодарно. Даже улыбку выдавил.
— Вот и хорошо, — ступая тихо, будто кошка, женщина вернулась к роженице.
В комнату заглянул невысокий седовласый слуга. Поставил перед герцогом вино, кубок и какую-то еду. Незамедлительно вышел. Есть не хотелось совершенно. Ричард отпил вина и принялся ждать.
Вероятно, в напиток что-то подмешали, Дик при всём желании не разобрал бы вкуса. Всё ему сегодня казалось приторным или горьким. Однако повело его странно быстро — всего лишь от второго кубка. Время понеслось бешеным галопом. В голове помутилось, и вскоре начало клонить ко сну.
Когда плеча Ричарда коснулись, он с трудом смог разлепить слипающиеся глаза. И поначалу уставился на Марту блаженно непонимающим взглядом.
— Вот так-то лучше, — женщина улыбалась. — Поднимайся уж, герцог. Сын у тебя.
Ричард сам не осознал, как очутился на ногах. Бросил взгляд на окно. Ночная гроза стихла. Умытое синее небо радовалось нарастающему дню. А солнце медленно поднималось над кронами дальнего леса.
Когда Дик влетел в комнату, то прежде всего кинулся к жене. Анна лежала на подушках бледная и растрёпанная. При виде ещё более бледного и взъерошенного мужа она слабо улыбнулась. От Ричарда несло вином, и он неуверенно стоял на ногах, но её это волновало мало.
Марта принесла закутанного в полотно ребёнка. Маленький и очень хрупкий, он глядел на мир совершенно неосмысленно и причмокивал беззубым ртом.
— А... — проронил Глостер. У него, похоже, совсем помутилось в голове от счастья. Дик даже не смог вспомнить, подарила Анна ему наследника или наследницу. А ведь Марта говорила... вроде. — Кто?..
— Сын! — Марта возвела очи горе и проронила нечто малоразборчивое, а потом очень тихо прибавила: — Дай-то Бог, выживет.
— Как ты назовёшь его? — тихо спросила Анна. — Ричард?
— Так будут звать нашего следующего сына, — заверил Дик. — А этого я назову в честь брата. Здоровье Эдуарда всегда было отменным. Возможно, это поможет.
* * *
Малыш Эдуард, несмотря на специально данное ему имя, оставался очень болезненным, однако Дик не оставлял надежд. Пожалуй, если бы не Марта, он проводил бы с женой и сыном сутки напролёт. Однако женщина, заботящаяся о матери и ребёнке, взяла под свою опеку и молодого отца. Наверное, лишь благодаря ей Ричард находил время на еду и сон.
Через невыносимо долгое время Анна начала вставать, а затем и выходить. Роды не прошли для неё даром и снова подорвали хрупкое здоровье. Дик не отчаивался. С женой он всегда был приветлив и весел. Он гнал уныние и безысходность от себя и своих любимых, как только мог, а когда становилось невмоготу, бежал в конюшню и седлал Серри.
Так проходил день за днём. Однажды, возвратившись к ужину, Дик был застигнут доносящимися из залы звуками. Не веря собственным ушам, Ричард взбежал по лестнице и остановился на пороге.
Посреди залы высилась дуга старой арфы. Анна сидела перед ней и перебирала пальцами струны.
Ричард тихо вошёл и опустился в кресло. Он слушал дивную мелодию, а в душе что-то успокаивалось. Огненный хлыст, раскрутившийся в момент ссоры с Кларенсом и с тех пор не дававший покоя, исчез. И Дик впервые за все эти месяцы осознал: возлюбленная с ним и не пропадёт больше. Он наконец достиг всего, чего желал, и хотеть большего просто невозможно.
Часть третья.
Регент
Коронованным пламенем, лети. Стало белое алым.
Медный колокол дня докрасна разогрет.
Проиграв королевство, мой сеньор, не торгуются в малом
На последней заре, на последней заре...
Лора БочароваГлава 1
С неба глядели звёзды. Давно минула полночь, а в шатре Эдуарда не прекращалось веселье. Вино лилось рекой, раздавались смех и пьяные выкрики, часового послали с поручением отыскать и немедля привести какого-нибудь музыканта. Всё это неимоверно раздражало Ричарда.
Присутствовать на подписании так называемого мирного договора он отказался наотрез. Участвовать в попойке не имел ни малейшего желания. А спать попросту не мог. Всё, что ему теперь оставалось, — обходить лагерь, проверять часовых и любоваться звёздами, а заодно размышлять.
Эдуарду, вторгшемуся во Францию и шедшему на соединение с союзными войсками Карла Смелого, король Людовик преградил путь столами. Те ломились от яств и кувшинов с лучшим вином из Гаскони. Узрев всё это, брат немедля спешился. Он начал есть. К нему присоединилась свита, а епископ Джон Мортон вскоре привёл французских парламентёров. Тогда-то и прозвучало предложение о перемирии в обход Бургундии.
«Как поход, могущий сравниться по значению с крестовым, обернулся фарсом?!» — Ричард не пытался ответить на этот вопрос, иначе, скорее всего, разочаровался бы в брате-короле.
Дик покинул Миддлхейм в 1475 году по приказу Эдуарда. Король вознамерился двинуться походом на Францию — отвоевать исконные вотчины Плантагенетов, потерянные при Генрихе VI. Кроме этого брат собирался претендовать и на французскую корону.
Эдуард объявил о планах и через своё посольство известил о предстоящей войне Людовика XI. Организовал кампанию по сбору средств, распределил обязанности между вассалами. Братьям — Джорджу и Ричарду — поручил привести на поле брани по сто двадцать рыцарей и тысяче стрелков.
Йоркширцы толпами стекались под знамёна Глостера. Окончательно обосновавшийся в северных землях, молодой герцог стал неимоверно популярен. Его слава военачальника уступала лишь его славе непобедимого рыцаря — сильнейшего в Англии и Европе. Желающих было столь много, что часть из них пришлось отправить обратно в Йорк.
