Елена Арсеньева - Королева эпатажа
— Брат… — чуть не плакала Катрин. — Наполеон перестанет быть вашим врагом, если женится на мне. Ему нужна царственная кровь в его династии. Наступит день, и ваш племянник будет править Францией. А вы — Россией. Этот родственный союз будет непобедим! Прошу вас, подумайте! Скорее вызовите Коленкура. Скажите, что вы передумали, что вы согласны!
Александр уклончиво улыбнулся. Дорогая Катрин его что, безумным считает?!
Какое‑то время ему удавалось морочить ей голову, делая вид, что вопрос обсуждается. Коленкур так хотел согласия русского императорского дома, что принимал желаемое за действительное и доносил в Париж о несомненном успехе сватовства.
А между тем Катрин почувствовала неладное. Александр уехал в Эрфурт. Она надеялась, что брат там поставит все точки над «i» насчет ее брака, однако мать отводила глаза и запрещала с кем‑то обсуждать сватовство Наполеона. Оно как бы хранилось в тайне… Однако это был секрет Полишинеля! И точно так же не стало тайной то, что русский император в один прекрасный день отказал французскому императору в руке своей сестры.
Услышав о возвращении Александра из Эрфурта, Катрин ворвалась к нему, как безумная, — и запнулась, увидев рядом с ним мать. У них был вид заговорщиков.
— Я слышала, вы отказали ему, это так? — начала она, как всегда, оставив предисловия и реверансы вежливости для других. — Значит, вы обманули меня? Вы что, вообще не хотите, чтобы я выходила замуж? Вы желаете, чтобы я шла в монастырь, как сестры русских царей из варварских времен?!
У брата был ничего не выражающий взгляд. Так он не смотрел на нее ни разу.
Катрин услышала, как тяжело дышит матушка, и вдруг ей стало так страшно, как не было никогда в жизни. Александр клялся и божился, что гибель отца произошла против его воли, но кто знает… Говорили, он дал Палену свое согласие на цареубийство, а ведь отец значил для него неизмеримо больше, чем она, некогда любимая, но теперь чрезмерно назойливая сестра…
Катрин увидела, как побледнела матушка, и поняла, что та боится своего сына. Значит, и она должна бояться своего брата?
Екатерина вздернула подбородок и проговорила высокомерно:
— Наполеон — чудовище, порожденное революцией! Что он о себе возомнил?! Да я скорее пойду замуж за последнего русского истопника, чем за этого корсиканца!
Александр осторожно взял ее руку и, чуть нагнувшись, припал к ней губами. Императрица громко всхлипнула и прижала ко рту платок.
Катрин посмотрела на склоненную голову брата. Белокурые завитки лежали ровно, один к одному, как у римских статуй. Только на самой макушке волосы Александра чуть поредели, и между ними нежно сквозила розоватая кожа.
«Он лысеет, стареет… — холодно подумала Катрин. — Теперь мне придется убить его. Я никогда не прощу ему Франции!»
И она нежно прижалась щекой к ненавистной отныне голове.
Этому человеку отчаянно не везло в любви. Отважный, умный, знатный и знаменитый, богатый, галантный, острослов, с княжеским титулом и благороднейшей старинной фамилией… Все было при нем! Правда, красавцем его трудно было назвать, но вроде бы мужчине красота не слишком нужна, довольно и вышеперечисленных качеств. Нет, женщины его не чурались, охотно открывали ему свои объятия, однако он упорно считал, что обделен любовью. Его жена чуть ли не через месяц после свадьбы как уехала за границу подлечить расстроенные нервы (подразумевалось, что именно он, злодей этакий, расстроил их!), так и не собиралась назад, только беспрестанно просила в письмах денег, денег, денег… Иногда вместо писем доходили слухи. Судя по ним, княгиня не скучала в чужих краях. Вернее, ей не давали скучать обворожительные мужчины самых разных национальностей, начиная от знаменитого, хотя и малость постаревшего ловеласа Андрея Кирилловича Разумовского, некогда наставившего рога самому цесаревичу Павлу Петровичу note 3, до блистательного австрийского канцлера Меттерниха, кумира всех европейских красоток.
Другой человек взял бы да и развелся с такой, говоря по‑русски, отъявленной потаскухой, а наш герой считал, что коли дал он женщине свое имя, коли стоял с ней под венцом, значит, должен всю жизнь защищать ее от всяческих нападок со стороны и по мере сил своих поддерживать. Она ведь не хотела за него замуж идти. Да и он, правду сказать, не пылал от желания жениться. Брак их свершился по воле императора Павла. Вот так: взбрела государю блажь в голову, да и приказал он — марш‑марш! — генералу Петру Багратиону и молоденькой красотке Екатерине Скавронской, падчерице своего любимца, рыцаря Мальтийского ордена Юлия Литты, проследовать под венец. Покойный император любил таким образом чудесить, устраивая — а вернее, ломая и калеча — чужие судьбы!
Поскольку Екатерина Павловна (ну да, мадам Багратион тоже звали Екатериной Павловной, совершенно как великую княжну) была отъявленная авантюристка и интриганка, она заигралась в одну игру, модную в то время среди русских аристократок, обретающихся за границей, а именно — в шпионаж. Конечно, ей было далеко до такой, например, мэтрессы сего жанра, как Дарья Христофоровна фон Ливен (сноха, между прочим, добрейшей Шарлоты Карловны фон Ливен, воспитательницы наследных принцев и принцесс дома Романовых), однако и от княгини Багратион польза была немалая, отчего Александр совершенно снисходительно смотрел на шашни русской дамы с кем ни попадя и ничего не делал для того, чтобы вернуть ее домой, в объятия скучающего супруга.
Так прошло несколько лет, и вдруг, совершенно внезапно, Екатерина Павловна (княгиня Багратион) получила от русского советника в Париже подряд несколько указов отбыть в родные палестины, в объятия любящего супруга. Якобы такова настоятельная воля императора. Ветреная красавица и бровью не повела, потому что была в то время очень занята чьим‑то чужим супругом и до своего родного ей не было решительно никакого дела. А русский император… ну, княгиня Багратион всегда могла отговориться тем, что пренебрегла его приказом потому, что именно в этот момент истово, в поте лица своего (и тела) радела о пользе любимой родины.
Между тем очень жаль, что посланник не показал прекрасной даме рескрипты Александра, в коих содержались просьбы о возвращении. Суть в том, что просьбы сии были не только настоятельными, но даже и отчаянными. Сказать по правде, некоторое время Александр и впрямь взирал на княгиню Багратион как на возможную спасительницу в весьма двусмысленной и сугубо неприличной ситуации, которая складывалась в русском царском семействе. Император уповал, что при виде соблазнительной и прекрасной законной супруги своей князь Багратион вновь обретет на плечах голову, которую он было потерял, когда его вдруг принялась штурмовать великая княжна Екатерина.
Катрин знала его с детства. Ей было лет двенадцать, когда лейб‑гвардии егерский полк, которым командовал красивый, худой, черноглазый грузинский князь, принял охрану императорской фамилии, выезжавшей на лето из столицы в Павловск или Гатчину. Иногда, впрочем, полки менялись, если того требовали боевые действия, но как‑то так получалось, что Багратиона Екатерина видела особенно часто. В полках мелькало множество молодых и пригожих офицеров, однако в то время она была, как кошка, влюблена в брата, и если другой мужчина мог привлечь ее внимание, то отнюдь не блестящей внешностью, а блестящей биографией. Биографию же Багратиона вполне можно было называть именно блестящей.
Князь Петр Иванович происходил из древнего рода. Ему не было и семнадцати, когда ближайшая родственница его, княгиня Анна Голицына, урожденная княжна Грузинская, вызвала его в 1782 году в Россию и представила князю Потемкину‑Таврическому, который зачислил князя в Кавказский мушкетерский полк сержантом. Здесь перед Багратионом открылась возможность вступить на военное поприще, с которого он уже не сходил. Для начала он принял участие в экспедициях против чеченцев, в одном из боев был тяжело ранен, попал в плен, но горцы вернули его в русский лагерь живым и даже без выкупа — в знак признательности к отцу Багратиона, оказавшему им некогда какую‑то услугу.
С Кавказским мушкетерским полком молодой князь участвовал в Русско‑турецкой войне 1787–1791 годов, в 1788‑м под знаменами Потемкина проявил бесстрашие при штурме и взятии Очакова. Вообще абсолютное бесстрашие было его главным свойством как солдата. Но при этом он был умен, и если брал на себя труд спорить с вышестоящими чинами, то тем не приходилось жалеть, если они признавали правоту князя.
В 1793 году Багратион перешел в Софийский карабинерный полк, с которым действовал в Польше против повстанцев. Здесь он состоял под началом Суворова. Поражением гонористой и опасной шляхты и расширением своих владений после третьего раздела Польши Россия немало обязана и Багратиону. Князь Петр Иванович стал незаменимым помощником Суворова в Итальянском и Швейцарском походах против французов (1799 год). В Итальянском походе генерал‑майор Багратион возглавлял авангард русско‑австрийской армии и не раз отличился в сражениях; он был дважды ранен, но не покидал поля боя. Не единожды от его действий зависел исход битвы. За участие в Итальянском походе фельдмаршал подарил князю Петру свою шпагу, с которой тот не расставался до конца жизни.
