Андрей Посняков - Разбойный приказ
– Вот так встреча! – спустившись вниз, Иванко не поверил своим глазам. Поклонившись дьяку, придержал за рукав чернеца. – Ты-то каким чудом здесь, монаше?
– Господним соизволением и милостью отца настоятеля назначен в помощники государеву дьяку, – быстро пояснил тонник, вернее теперь уже бывший тонник. – Обители Тихвинские на ратный уклад проверять будем, да и вообще.
– Непростое дело, – заметил приказчик. – И не очень-то легкое. Многих знаний требует – математики, баллистики, геометрии…
– Все в руце Божией. – Перекрестившись на иконы, Анемподист поспешил вслед за дьяком.
– Странный говор у чернеца, – задумчиво протянул Иванко. – Странный.
Митька как раз в это время спустился в людскую, переспросил:
– Странный? Это ты про монаха? Так он карел.
Приказчик махнул рукой:
– Знаю.
И, понизив голос, добавил:
– Как все уснут, соберемся у нас, поговорим.
– Поговорим, – улыбнулся Митрий. – Не долго того ждать, солнышко-то вон село. Только вот Прохор куда-то сбирается на ночь глядя. Говорит – надо.
– И надолго ему надо? – Иван недовольно скривился.
Отрок ухмыльнулся:
– А это ты у него самого спроси. Вона, как раз идет!
В ответ на вопрос приказчика Прохор лишь усмехнулся и, пояснив, что быстро вернется, покинул постоялый двор.
– Ну вот, – уныло хмыкнул Митрий. – Теперь дожидайся его… Может, без Прошки поговорим? А ему потом все обскажем.
– Без Прошки? – Приказчик задумался, наморщил лоб и сразу стал словно на пару-тройку лет старше, не безусым пятнадцатилетним юношей, а человеком опытным, много чего повидавшим, бывалым. – Послушай-ка, – он вдруг вскинулся, – а кому это Прохор сегодня кланялся у соборной церкви?
– Кланялся? – Митька задумчиво закусил нижнюю губу. – Да черт его… Я и не видал, если честно. Постой-ка! – Отрок вдруг хлопнул себя по лбу. – А ведь ежели кланялся, то, может, бывшему своему хозяину, Платону Акимычу Узкоглазову?
– Логично. – Иванко неожиданно насторожился. – А ты его знаешь?
– Узкоглазова-то? – Митька неприязненно скривился. – Сам не знаком, а вот с чужих слов много чего слыхать приходилось. Тот еще хмырь!
– Хмырь, говоришь? И чего это наш Прохор в ночку сорвался? Ни с того ни с сего… Вроде, пока ехали, никуда и не собирался, – вслух рассуждал приказчик. – А потом вдруг засобирался… Не после ли встречи?
А Прохор быстро шел к Вяжицкому ручью, время от времени проверяя спрятанные за пазухой деньги, аккуратно замотанные в тряпицу. Стемнело, улицы быстро пустели, и запоздавшие прохожие спешили поскорее добраться под защиту родных стен. Во всех российских городах – впрочем, и не только в российских – в ночную пору шалили разбойники, и Тихвинский посад – хоть и, собственно, не город – отнюдь не являлся счастливым исключением. Шалили, и еще как!
Вот и сейчас подвалила было троица мелких шпыней из подворотни, но, узнав в свете луны Прошку – знаменитого кулачного бойца, – тут же скрылись в первой попавшейся подворотне. Вот и ручей, узенький, грязный, рядом невысокая часовенка, вокруг – обнесенные изгородями дворы, десятка два. Кривоватые улочки, переулки… Где ж тут Собачье устье? Черт ногу сломит!
Прошка вдруг насторожился: показалось, будто кто-то осторожно крадется сзади. Парень сделал пару шажков – и замер. Ну точно, крадется, тать ночной! Ладно… Свернув на узенькую тропинку, идущую средь растущих по берегам ручья кустов, Прохор наклонился к воде, успев заметить черную, на миг отразившуюся тень… Ударил с охоткой, с разворота, наотмашь! Лишь слабый вскрик прозвучал в тишине, да еще всплеснула вода. Ага, вот тебе! Так и надо, покупайся! Утонуть не утонешь, мелко. В другое время Прошка, конечно, не преминул бы посмотреть на поверженного лиходея, но сейчас не до того было. Да и неохота – больно надо, берега тут скользкие, запросто можно и самому угодить в ручей. Ладно, пес с ним, с татем… Однако ж где тут нужный проулок? И спросить-то, как назло, не у кого. Кругом заборы, заборы – а за заборами глухо брешут псы. Э, вот, кажется, чья-то речь!
– Православные, Собачье устье где? – останавливаясь у закрытых ворот, громко выкрикнул Прохор.
Тишина… Нет, вот ответили:
– Сюда, сюда заворачивай!
Подозрительный какой-то мужик… С чего бы это он за кустиком прятался? А в руках… Господи! Никак самострел! Ну, точно…
Отменная реакция кулачного бойца спасла Прошке жизнь – он не раздумывая рухнул в грязь, и тяжелая арбалетная стрела-болт просвистела над самой макушкой.
– Ниче! – цинично заявил стрелок, отбрасывая самострел в сторону… И тут же вытаскивая из кустов второй, снаряженный! – Ниче…
Убийца пошел прямо на застывшего в грязи Прохора, и яркая луна светила ему в спину. Парень дернулся было, но понял – зря… Куда убежишь-то? Лучше здесь выждать и быстренько откатиться, вот хоть в ту лужу, больше-то некуда. Ну, только дернись, выстрели, а уж там еще посмотрим… Смажешь – тут тебе и конец.
Ночной тать, похоже, хорошо понимал это, поэтому остановился на полпути, застыл, тщательно выцеливая несчастного парня. А тот собрался, словно натянутая тетива, ждал… Главное – угадать выстрел…
Не угадал!
Убийца вдруг захрипел и, схватившись за левый бок, с шумом повалился наземь. Выпавший из его рук самострел, подняв брызги, утонул в луже. Позади упавшего татя вдруг показалась темная фигура в коротком польском полукафтанце. Так, значит…
– Ну, Прохор, вставай, – произнесла фигура знакомым насмешливым голосом. – Хватит, ровно свинья, в грязи-то валяться.
Незнакомец подошел ближе, и быстро поднявшийся на ноги Прохор с облегчением признал в нем приказчика Иванку Леонтьева. В свете луны хорошо было видно, как с одежки его стекают капли, а когда приказчик повернулся – стал заметен и быстро расплывающийся под левым глазом синяк.
– Здорово ты меня шандарахнул, – скривив губы, признался Иван. – Прямо в ручей сбил, молодец! Хорошо, не пистоль с собой взял – палаш да ножик.
Глава 11.
Хлеб – всему голова
Современники имели все основания упрекать монахов, богатых дворян и купцов в том, что они спекулировали хлебом и обогащались за счет голодающего народа.
Р. Г. Скрынников. Россия в начале 17 в. «Смута»Иванко не стал ни о чем расспрашивать Прохора. Оба быстро возвратились на постоялый двор и тут же улеглись спать. А вот уж когда выспались…
– Ну? – Отправив Митрия к двери следить, чтобы никто не подслушал, приказчик пристально уставился на молотобойца. – Давай рассказывай, Проша.
– Об чем? – Прохор невесело усмехнулся. – Подумаешь, лиходей ночной напал, эко дело! Тут таких лиходеев…
– Постой, постой, – жестко скривив губы, перебил его Иван. – Дело твое только на первый взгляд простое, вернее – таким кажется. Не всякий тать с двумя самострелами по посаду таскается! Да и на случайного прохожего засаду устраивать – не слишком ли глупо?
Молотобоец воспрянул духом:
– Вот и я мыслю, что глупо! Лиходей-то меня, верно, спутал.
– Спутал? – задумчиво переспросил приказчик. – Может быть… А если не спутал? – Он перевел взгляд на внимательно прислушивающегося к разговору Митрия и вдруг улыбнулся: – А ну, Мить, представь, что это именно на нашего Прохора устроили засаду. Подумай-ка, почему б так?
Митька почесал затылок, немного посидел в тишине, пару раз кашлянул, а уж потом не торопясь, рассудительно и размеренно, изложил свои мысли. А мысли были такие: если засада была устроена именно на Прохора (а все говорило об этом), то явно не с целью ограбления – чего возьмешь с нищего молотобойца? Тогда зачем? А затем, что Прошка чем-то кому-то не угодил иль помешал. Иль знал что-нибудь этакое, что кому-то спокойно спать не давало.
– А что ты мог знать такого тайного, Проня? – Митрий искоса посмотрел на приятеля. – Ну, поведай, что мне рассказывал о таможенном монахе Ефимии – вряд ли у тебя еще какая тайна найдется, за которую башки можно лишиться.
– О таможенном монахе? – Иванко резко вскинул голову. – Что-то ты, Прохор, мне об этом не рассказывал.
А Прошка ничего не ответил, лишь бросил на Митьку презрительный взгляд – мол, выдал, пес, а ведь обещал молчать.
– Ты глазами-то на меня не сверкай, – немедленно возмутился Митрий. – Не предаю я тебя, а, наоборот, спасаю. Ты, Проня, мне вместо брата родного, я тебя живым видеть хочу, а не мертвым. Дело-то, смотри, каким боком вышло! Ежели б Иван за тобой не пошел…
– «Не пошел», – передразнил Прохор. – Как же ты, Иване, так ходить научился, что я тебя за собой и слыхом не слыхивал… ну, почти.
– Учен. – Скривившись, приказчик осторожно потрогал рукою синяк. – Только, видать, плоховато.
– Надо же! – заинтересовался Митрий. – Ты вообще много чему учен: и конной скачке, и палашному да пищальному бою, и речи аглицкой. Экие ушлые приказчики в Холмогорах! Не приказчики, чуды ходячие.
