Артуро Перес-Реверте - Карта небесной сферы, или Тайный меридиан
— Все это очень ненадежно, — сказал он через минуту — Пока мы не окажемся в море, не определимся по пеленгу, по привязкам на суше, ни в чем нельзя быть уверенным. Пока бессмысленно точно определять район поисков. У нас есть всего лишь воображаемый прямоугольник, обозначенный на бумаге.
— Сколько нам потребуется времени, чтобы прочесать этот район?
— Нам?
— Да, — произнесла она и сделала точно выверенную паузу. — Тебе и мне.
Снова «тебе и мне». Кой даже не улыбнулся. Он покачал головой.
— Нам понадобится кто-нибудь еще, — сказал Кой. — Нам нужен Пилото.
— Твой друг?
— Да. Он столько походил по морям, сколько мне за всю жизнь не пройти.
Она попросила рассказать о Пилото, Кой сделал это очень бегло, хотя и чуть улыбался, вспоминая о друге. Он коротко рассказал о его юности, о Кладбище безымянных кораблей, о первой выкуренной сигарете, о тощем загорелом моряке с преждевременно поседевшими волосами, об их погружениях в поисках амфор, о ночных рыбалках в море, о том, как они в Пунта-де-ла-Подадера с наступлением темноты собирали кальмаров, которые на ночь выбирались на сушу О Пилото, о его бурдюке с вином, о черном табаке и его паруснике, покачивающемся на волнах. Может, Кой наговорил гораздо меньше, чем ему казалось, и только упомянул несколько не связанных между собой эпизодов, а все остальное было его собственными воспоминаниями, которые проявились лишь в легкой улыбке. И Танжер, которая внимательно слушала и не спускала с него глаз, поняла, что для Коя значит Пилото.
— Ты сказал, что у него есть судно.
— Да, «Карпанта». Парусник, длина корпуса четырнадцать метров, палуба на корме, центральная каюта, мотор в шестьдесят лошадиных сил и компрессор для баллонов с воздухом.
— Он сдаст его в аренду?
— Иногда он это делает. Жить-то надо.
— Я спрашиваю, сдаст ли он ее нам. Тебе и мне.
— Конечно. Он бы затопил судно, если бы я его попросил. — Он немного подумал. — Ну, не затопил бы, наверное. Но я могу просить его почти обо всем.
— Может, он много не запросит. — Танжер явно беспокоилась. — На первом этапе наши ресурсы очень ограничены. Это просто мои сбережения.
— Договоримся, — успокоил ее Кой. — И если бригантина действительно на такой глубине, как ты говоришь, оборудование нам потребуется минимальное… Обойдемся хорошим рыбацким локатором и буксирным аквапланом — для него потребуется только доска и метров пятьдесят каната.
— Прекрасно.
Она не спросила, можно ли доверять его другу.
Она только посмотрела на Коя, будто его слова достаточно.
— Кроме того, — продолжал Кой, — Пилото был профессиональным водолазом. Если ты гарантируешь ему нормальную оплату, которая покроет расходы, и долю — в разумных пределах, — если будет прибыль, то мы можем на него рассчитывать.
— Конечно, гарантирую. А что до тебя…
Он смотрел ей в глаза, ожидая продолжения, но она умолкла, тоже глядя ему в глаза. Может, где-то там и есть искорка улыбки, сказал он себе. Хотя, возможно, она улыбается потому, что теперь у нее есть два моряка, судно и нарисованный на морской карте прямоугольник размером одна миля на две. Или…
— Обо мне поговорим потом, — сказал Кой. — На данный момент ты покрываешь мои расходы.
Так?
Она не шевельнулась, глядя на него с прежним выражением лица и той искоркой, которая плясала в глубине темной синевы ее глаз. Наверное, игра света, подумал он. Отблеск вечерней зари или электрической лампы.
— Конечно, — ответила она.
Он решил, что останется ночевать, и это устроилось само собой, никто из них двоих не сказал ничего лишнего. Они работали допоздна, и наконец она распрямила плечи, покрутила головой, будто у нее заболела шея, рассеянно и утомленно улыбнулась Кою, словно все, что лежало перед ними в конусе электрического света — морские карты, записи, расчеты — перестало ее интересовать. Она сказала — я больше не могу, устала, и поднялась, с удивлением оглядывая комнату, казалось, она забыла, где находится; когда она наткнулась взглядом на то место, где лежал Зас, глаза ее потемнели и остановились.
Только теперь она, видимо, вспомнила все; и вдруг Кой, словно нечаянно открыв дверь, увидел, как она пошатнулась, и уловил, как мурашки побежали по ее коже, как будто из окна вдруг подул холодный ветер; она стояла, опершись рукой о стол, беспомощным взглядом обводила комнату, как бы ища убежища, но перед тем, как снова взглянуть на Коя, она уже пришла в себя. Она снова овладела собой; и он так и остался с открытым ртом, подготовившись сказать: я останусь, если хочешь, или: может, тебе лучше не оставаться одной сегодня ночью, или что-нибудь еще в этом роде. Он так и сидел с приоткрытым ртом, когда она, глядя на него, как-то вопросительно подняла плечи. Он еще помолчал немного, и она снова подняла плечи — так она задавала вопрос, ответ на который был ей безразличен. Тогда он сказал: может, мне стоит остаться, и она сказала: да, — тихо и с обычной своей холодностью, потом кивнула, словно считала, что так и надо, и вышла в спальню, откуда вернулась с армейским спальным мешком, с настоящим армейским спальным мешком цвета хаки, который расстелила на софе, подложив под мешок валик вместо подушки. Потом коротко сказала, где ванная, где чистое полотенце, и ушла, закрыв за собой дверь.
Далеко внизу, там, где по ту сторону вокзала стояла непроглядная тьма, обманчиво медленно двигались длинные пятна света идущих поездов. Кой подошел к окну и застыл, глядя на слабое свечение отдаленных кварталов, на уличные фонари внизу, на фары редких автомобилей, проезжающих по проспекту. Вывеска на бензозаправке сияла, но он никого не видел, кроме служащего, который вышел из своей будки, чтобы обслужить какого-то водителя.
Не было в поле зрения ни меланхоличного недомерка, ни охотника за сокровищами.
Музыку она не выключила. Эту медленную грустную мелодию Кой раньше никогда не слышал. Он подошел к магнитоле, посмотрел на этикетку диска — «Apres la pluie».
Кто такой этот Э. Сати, он не знал, — может быть, друг Жюстин, — но название показалось ему подходящим. Под эту музыку думалось о мокрой палубе дрейфующего в штилевом море корабле, о последних каплях дождя, о концентрических кругах, разбегающихся по серой водной поверхности, о крошечных волнах, напоминающих колыхание медузы или рябь на экране радара, о том, кто стоит, опершись руками на мокрые перила, и следит за убегающими к линии горизонта низкими черными тучами.
Он с тоской поискал в небе хоть одну звезду. Напрасно. Свет звезд не виден в сиянии города. Кой козырьком приложил ладонь ко лбу и, когда глаза его привыкли, различил все-таки две слабенькие светящиеся точки. Если в небе над городом и удается обнаружить звезды, то они всегда какие-то неживые, одинокие, лишенные блеска и смысла. В море же они приносят пользу, указывают путь, составляют компанию. В открытом море Кой проводил долгие часы ночной вахты на мостике, наблюдая, как весной Сириус и семь Плеяд уходят вечером за горизонт на западе, а летом вновь появляются, но на востоке и по утрам. Звездам он был обязан жизнью, а однажды, во времена бурной молодости, они спасли его от тюрьмы в Хайфе. Как-то темной августовской ночью, когда «Отаго» — небольшой сухогруз, который шел из Ларнаки в Силон с потушенными огнями, поскольку нарушал израильскую блокаду, — уже вот-вот должен был войти в территориальные воды Ливана, хотя маяк Зири — проблесковый огонь каждые три секунды, видимость шесть миль — еще не появился, Кой, стоя на палубе в ожидании восхода Кастора и Поллукса на восточном горизонте, заметил черный силуэт катера, патрулировавшего вдоль тех берегов, к которым они направлялись. «Отаго» (водоизмещение — 3000 тонн, порт приписки — Монровия, судовладелец — испанец, капитан — норвежец, экипаж — греческий), который, если судить по документам, возил соль, курсируя между Торревьехой, Триестом и Пиреем, застыл в полной неподвижности, пока капитан Рауфос в бинокль ночного видения разглядывал подозрительный объект, а потом, подтверждая его наличие, выругался сквозь зубы, как настоящий викинг. Потом — лево руля, малый ход, не курить, и они тихо скрылись в темноте, оставшись неопознанным объектом на израильском радаре, и взяли курс обратно, на мыс Греко. Острота зрения молодого Коя, свежеиспеченного второго штурмана, была вознаграждена бутылкой виски «Бальвени» и капитанским похлопыванием по спине, которое Кой ощущал еще неделю. После мореходки первым капитаном Коя был Сигурд Рауфос — широкоплечий, краснолицый, рыжий — отличный моряк. Как и большинство норвежцев, он не страдал недостатком английских капитанов — высокомерием и превосходил их в мастерстве. Он не доверял профессионалам без седины в волосах, мог провести свой корабль через игольное ушко, на стоянках никогда не был трезвым, а в море — пьяным.
