Эдуард Зорин - Огненное порубежье
Князь согласился с ним. Но время, ушедшее на споры, было потеряно. Нагруженные добычей половцы уходили в степь. На Суле удалось нагнать лишь небольшой отряд. В короткой схватке полегли почти все. Но троих половцев взяли живьем и привели к Кочкарю.
Один из них выделялся могучим ростом и богатой одеждой. Кочкарь подумал, что это бей.
— Я знаю — за два перехода Кончак не мог уйти далеко, — сказал он пленнику. — Скажи мне, куда он ушел, и я разрешу тебе возвратиться в степь.
— Кончак ушел за Дон, — сказал пленник. — Но Ехир ждет тебя за Сулою. И еще скажу я тебе, Кочкарь. Дочь твоя мертва.
Побледнел Кочкарь, покачнулся. Схватил половца за воротник, потряс, с ненавистью оттолкнул от себя.
— Врешь.
— Ты храбрый воин, Кочкарь, — повторил пленник онемевшими губами. — Но дочь твоя мертва, а Ехир рыщет по степи, чтобы принести Кончаку твою голову.
Опустился Кочкарь на колени, закачался из стороны в сторону. Сдавленный стон вырвался из его груди. Упав лицом в траву, он впился ногтями в землю и долго лежал без движения.
Прошло немало времени; когда же Кочкарь встал и посмотрел вокруг себя отрешенными глазами, воины не узнали его. Лицо князева любимца окаменело, сжатые губы были покусаны.
Не сказав ни слова, он медленно сел на коня, дернул поводья и двинулся по степи. Переглянувшись, воины последовали за ним. На половцев никто и не обернулся. Удивились степняки: странные люди эти россы. Кто же оставляет в живых вестников беды?.. Или они так горды, что не страшатся кары беспощадных богов?
Ехир ищет Кочкаря — этот жирный ханский прихвостень. Кочкарь вспомнил, как он лебезил и пытался припугнуть его на Святославовом дворе, угрожая расправой над оставшейся в орде дочерью. Когда это случилось? Уже тогда, когда Ехир был в Киеве, или позже, когда вернулся с подарками?
Пленный половец не врал. Кочкарь видел это по его глазам. Глаза, заглянувшие в бездну смерти, не умеют лгать.
Пусть Ехир ищет Кочкаря. Он сам поможет ему в этом. И хоть велика степь и много путей и перепутий пролегло по ее широкой груди, а их дороги сойдутся.
Холодный ветер от реки остудил охваченную словно раскаленными обручами голову. Кочкарь снял шлем, провел дрожащей рукой по растрепанным ветром волосам. Что ж, теперь они поменялись ролями. Кочкарь стал охотником, Ехир — дичью.
Всю ночь маленький отряд рыскал по ночной степи.
3ганным ветром, ослепленные, испуганные лошади ржали и рвали постромки.
Повозка с Болукой разбилась, лошади ускакали в степь. Один только конь остался с хозяйкой — он-то и спас ее от беды. Иначе погибла бы любимица хана, выклевали бы очи ее хищные птицы, к весне ветер выбелил бы ее кости… Крепко обхватив ногами мокрый от пота, теплый круп коня, скакала Болука к своим становищам за войском Кончака…
Над кромкой горизонта, куда стекали налитые свинцовым дождем тучи, появилась светлая полоса. К полудню тучи совсем раздвинулись, солнце набрало силу и, разогрев набухшую от дождя землю, наполнило воздух душными испарениями. Разморившись от жары, Болука не заметила, как задремала. Ей снилось, будто она совсем маленькая, рядом с ней сидит мать и толчет в деревянной ступе просо, а отец, большой и сильный, играя упругими мускулами, сгибает над костром лук и натягивает на него тетиву. Над соломенными крышами вьется синий дымок, над рекой разносятся голоса — там мужчины вытаскивают на берег больших белых рыбин и, оглушая их ударами дубин по голове, продевают сквозь жабры бамбуковые палки. В темном лесу, окружившем деревню, таится пленительная прохлада, веселые разноцветные птички, перепрыгивая с ветки на ветку, оглушают воздух пронзительными криками…
— Гляди-ко, братцы, черная, будто из печи, — услышала Болука у самого уха удивленный возглас, открыла глаза и увидела себя в кругу белолицых улыбающихся воинов в остроконечных шлемах. У воинов были голубые глаза и русые бороды. Они смотрели на нее без враждебности, переглядывались друг с другом, шутили.
— На половчанку не похожа.
— Половчанок мы видывали.
— А эта откуда?
— Девка…
— Ну и диво!
Один из них, большеглазый и низкорослый, поддернул тянувшегося в сторону коня и хмуро сказал:
— Конь-то половецкий.
— Да ты на девку взгляни.
— А что на нее глядеть — девка как девка. А то, что черная, этого и впрямь не видывал. Но слышать слыхивал: разные есть на свете люди — и белые, и черные, и желтые. Да только как ее в степь занесло?
— Ты, Кочкарь, спроси-ка ее. Может, она по-половецки лопочет, — посоветовал один из воев.
Кочкарь сказал ей несколько слов на половецком языке, Болука отрицательно покачала головой.
— Хворая, немая вроде…
— А одежда на ней ханская, — заметил кто-то.
— Точно — из Кончаковского обоза. Знать, отбилась во время грозы.
— Значит, наша добыча, — сказал, осклабившись, молодой вой и, подъехав к Болуке вплотную, потянул ее за платье. Белука вскрикнула. Конь встал на дыбы, заржал, забил в воздухе передними копытами. Негритянка упала в траву, вскочила, бросилась наутек.
Смех да и только — разве от конных убежишь? Нагнали ее вои, окружив, снова стали смеяться. Вот такую в Киев-то привезти: то-то подивится народ.
— Хватит зубы скалить, — остановил развеселившихся воев Кочкарь, — аль забыли, зачем в степь шли?
— Забыть-то не забыли, а что с пленницей делать?
— Отпустить ее, — посоветовал кто-то.
— Отпустить — дело не хитрое, — сказал, задумавшись, Кочкарь, — но ежели отбилась она от обоза, своих ни за что не сыщет. Погибнет девка с голоду али звери загрызут.
— Жалко такую-то.
— Добро бы взять с собой…
— А как ее возьмешь?
— Седла даже нет.
— Седло сыщем.
Знаками велели негритянке садиться на коня. Подложили попону, чтобы мягче было, нашлась у кого-то и упряжь. Ехали, веселились: не один Кончак, вот и мы с добычей.
— А что, как это ханская наложница? — сказал Кочкарь.
— Может, и ханская. Но таких-то у половцев я что-то не встречал, — заметил молодой вой. Он все норовил ехать поближе к негритянке, заглядывая Болуке в лицо, ухмылялся и щелкал языком: красивая.
— Бери, коли нравится. Только в баньке наперво отмой, — посоветовал молчавший до сих пор сотник. — Парку поддай покрепче да веничков припаси поболе: может, побелеет…
— А с женой-то что станешь делать? — спросил, улыбаясь, Кочкарь.
— Он к половцам подастся, — сказал сотник. — У половцев жены смирные.
Ехали так, балагуря, по степи. Не заметили, как из балки высыпали пригнувшиеся к лукам всадники. Завопили, растеклись по полю, окружили воев со всех сторон. Встали на расстоянии и посмеиваются. Ни стрелы в них не метнешь, ни на мечах не сойдешься.
Понял Кочкарь, что угодил он со своими воями в ловушку и что из ловушки этой ходу нет — разве только в загробное царство или в рабские колодки. Похолодело у него на душе от ненависти и бессилия, потому что увидел он перед собой ухмыляющегося Ехира — на белом коне, в шапке на лисьем меху, в накидке, украшенной драгоценными камнями, с луком в опущенной руке.
Искал он Ехира, чтобы сквитаться за дочь. Нашел, а сквитаться уж не доведется.
— Здравствуй, Кочкарь — сказал Ехир. — Вот и не думал, что встретимся. Давно ли беседовали на княжеском дворе. Не пора ли побеседовать в поле?
— Искал я тебя, Ехир, — ответил Кочкарь и вытянул из ножен меч. — Знать, бог улышал мою мольбу.
Вои последовали его примеру. Умирать единова. А за каждую русскую голову не одна половецкая падет.
Но не сошлись они в жаркой сече, не скрестили острых мечей: натянули половцы тугие луки, пустили по стреле — и остался Кочкарь один в кругу, да еще встреченная в степи негритянка.
Не пожалел его Ехир, дал взглянуть на смерть своих товарищей. Подъехал к Кочкарю, поклонился, приложив руку к средцу:
— Спасибо тебе за подарок. Спас ты любимую наложницу Кончака. Много золота получит за нее Ехир, а еще больше золота — за твою, Кочкарь, голову.
— Да что моя голова, — сказал спокойно Кочкарь. — Жаль только, что не сквитался я с тобой, собака, за погибель своей дочери.
— Не грусти, Кочкарь, — засмеялся Ехир. — Дочь твоя не будет одинока. Скоро свидитесь.
И кивком головы он приказал половцам вязать Кочкаря. Бросились они на него, как собаки на медведя, — поднял Кочкарь коня на дыбы, взмахнул мечом — так и откатились от него поганые. Бросились во второй раз и во второй раз расшвырял их Кочкарь. Откуда и сила взялась, вроде бы и не молод уж, да и раньше не отличался ловкостью, а тут попробуй-ка возьми, его.
Но разве от сотни один отобьешься? Свалили половцы стрелой коня, забился серый в предсмертной судороге, подмял под себя Кочкаря. Тут-то и взяли Святославова любимца, тут-то и накинули на шею ему петлю, да так, с петлей на шее, и подвели к Ехиру.
