Проклятие сублейтенанта Замфира - Мельников Сергей

— Конечно, — кивнул Замфир. — Сейчас умоюсь и буду в порядке.

Он зябко стянул полы куцого кителя и, пошатываясь, побрёл к умывальнику. Виорика с жалостью посмотрела на него и вернулась к телеге.

У умывальника Замфир вспомнил, что говорил Маковей, и открыл тумбу под раковиной. На верхней полке стоял флакон с его жидким мылом. Оставалось в нём меньше четверти. Василе выдернул притёртую пробку и принюхался. Сомнений не было, это его жидкое мыло. Он поставил флакон на край и взял серый обмылок. Пока мылился, думал, куда можно спрятать свою бесценную, как жизнь, бутылку, и в голову не приходило ничего. Снова затошнило и повело, он вцепился пальцами в край раковины — ноги не держали. Василе охватила апатия — шувано не забрал флакон до сих пор, значит и после не заберёт. Пусть стоит, к чему гневать цыгана?

Замфир обтёрся ледяной водой, но никакой бодрости не почувствовал. Тело было ватным, онемевшим и совершенно обескровленным. Внизу, под ногами, валялась колода, с помощью которой он всего несколько дней назад делал упражнения. Василе нагнулся и ухватил её за сучковатые бока. Потянул вверх, и сразу болью ожгло мышцы рук. Сил в нём оставалось только на нетвёрдые шаги. Он оставил в покое неподъёмный обрубок и побрёл одеваться.

В Чадыр-Лунге он бессловесной тенью ходил за женщинами. В свадебном салоне Пихлера угодливый приказчик выносил жениху костюмы, и на каждый Замфир кивал а приказчик томно закатывал глазки. Амалия не выдержала и ткнула пальцем в лоснящийся голубой гарнитур с атласным цилиндром цвета майского неба.

В тесной примерочной приказчик, подобострастно шепча о невероятной гибкости и мужской стати Василе, помог ему переоблачиться. Он крутился вокруг Замфира в тесноте, в плотном облаке парфюма, которое душило не хуже хлора. Бесконечно вскидывая женственные ручки, он бормотал: “О мон дьё, кель бель ом! Адонис!”. Прононс приказчика был немногим лучше сабуровского рычания. У Замфира кружилась голова, от прикосновений липких пальчиков, он вздрагивал и вжимался в стену. Наконец, мучитель водрузил ему на голову цилиндр и вытолкнул в зал.

— Ле шик паризьен! — провозгласил приказчик голосом циркового шпрехшталмейстера и развернул Замфира к ростовому зеркалу. Амалия в восхищении всплеснула руками. Не вернись в этот момент Виорика с коробочкой пирожных, пошёл бы Василе под венец в этой сияющей лазурью пошлости. Невеста взяла всё в свои руки. Быстро перебрав варианты, указала на солидные серые брюки и чёрный фрак с длинными фалдами.

Пришла очередь Виорики примерять свадебное платье. Замфира услали в кофейню напротив. Он равнодушно мешал давно растворившийся сахар в кофейной чашке. Однообразные механические движения его успокаивали. Василе смотрел в пустую стену. Все его мысли сейчас крутились вокруг приезда родителей, его объяснения с ними, их реакции на нежданных родственников.

Он не знал, как объяснить спешку, венчание не в католической церкви, странный, с точки зрения бухарестского общества, выбор. От безысходности в носу начинало свербить. За миг до того, как слёзы брызнут из глаз, рождалась надежда, что Маковей его выручит, и водоворот его невесёлых мыслей уходил на следующий круг: через бездну отчаяния к надежде на то, что всё решится без него. Замфир горячо взмолился к Господу: пусть что-нибудь помешает родным приехать из Бухареста в Казаклию.

Он пытался вспомнить, смог ли Маковей связаться со сватами, и то ему казалось, что нет, а потом он явственно видел, как Маковей говорит, что профессор Замфир с супругой прибудут поездом. Но когда? Всё, что происходило вечером — плыло, путалось и размывалось.

Господин, сидевший за столиком рядом, увидел на улице кого-то очень важного и кинулся, спотыкаясь, за ним на улицу. На его столике осталась газета. Замфир потянулся к ней. На первой странице он увидел Королевский дворец. По обе стороны от входа висели флаги с тевтонскими орлами. По центру стоял генерал Макензен в кивере чёрного гусара. По бокам от него и за спиной толпились германские военные в шлемах с острыми пиками. Не веря собственным глазам, он прочитал заметку. Нервно сминая газету, пролистал остальные страницы. Замфир не заметил, как сзади подошёл пожилой официант.

— Да, господин сублейтенант, до сих пор не могу поверить, что наша столица пала, — сочувственно сказал он. — Не думал, что доживу до такого позора. Германские генералы царапают паркет в королевском дворце. Что-нибудь ещё желаете?

Замфир замотал головой и бросил на стол скомканную купюру. Он кинулся к выходу

— Газету оставьте, господин сублейтенант! — крикнул ему вслед официант. — Господин Матеи за ней ещё вернётся.

Замфир бросил газету на крайний столик и выбежал на улицу.

— А сдача?

Дверь за обезумевшим военным хлопнула, и официант, пожав плечами, сунул деньги в нарукавник.

Глава 18

Только Замфир ворвался в свадебный салон Пихлера, Виорика взвизгнула и спряталась за ширмой.

— Василе, ты с ума сошёл? Ты не должен видеть меня в платье до свадьбы!

Василе не видел. Перед его взором реяли имперские флаги на Королевском дворце. Германские жандармы с огромными чеканными бляхами патрулировали родную Хэрестрэу под перепуганными взглядами его родителей.

— Бухарест пал? — Он растерянно переводил взгляд с Амалии на подобострастно отклячившего зад приказчика, с него — на сердитую невесту, выглядывающую из-за ширмы.

Амалия со вздохом встала из кресла и подошла к нему.

— Да, Василе, да, — сказала она, впервые назвав его по имени. Крепкой и мягкой рукой она обняла его за плечи и прижала к себе.

У Замфира подкосились ноги. Последним усилием воли он удержался, а на большее Василе не хватило. Слёзы полились из глаз на вязаную кофту Амалии, и он впился зубами в кулак, чтобы не разрыдаться в голос.

— Мы все скорбим об этой невосполнимой утрате, — торжественно произнёс приказчик. — Каждый румынский патриот с того рокового дня в знак траура повязывает на рукав траурную повязку. Кстати, у нас есть великолепный китайский креп, чёрный, как горечь нашей общей потери. Не желаете взглянуть?

Никто не пожелал. Когда первый приступ схлынул, Замфир спросил срывающимся голосом:

— Почему вы мне ничего не сказали?

— Я сама только недавно узнала. Я думала, Маковей тебе сказал.

— Мои родители… — всхлипнул он.

Амалию кольнула совесть, но она помнила наставления мужа и не имела ни сил, ни желания им перечить.

— С твоими родителями всё будет хорошо. Немцы же не дикари какие-нибудь. Наши монархи между собой договорятся, и всё вернётся на свои круги.

Замфир собрался. Он отстранился от уютного плеча Амалии и закинул лицо к потолку, пережидая, пока перестанут течь слёзы. Виорика сбросила свадебное платье и, в привычных обносках, выбежала из примерочной. Она ткнулась носом в шею Василе и растерянно прошептала:

— Я не знала!

Он погладил её голову и сказал:

— Мне надо туда.

— Куда туда?! — всплеснула руками Амалия.

— В Бухарест! — твёрдо ответил Замфир.

— И думать не смей! Ишь, чего удумал? Ты — офицер румынской армии! Для германцев — враг. Для нашей жандармерии станешь дезертиром. Совсем обезумел?

— Я не могу бросить их там.

— Василе, любимый, а как же наша свадьба? — пролепетала Виорика.

Амалия решительно отстранила дочь и пристально посмотрела в глаза Замфиру.

— Не знаю, уж как ты собираешься пробраться в оккупированную столицу через линию фронта по вражеской территории, но исход для тебя будет один — виселица, а румынская она будет или германская — никакой разницы.

Василе старался сохранить твёрдость во взгляде, но Амалия ясно видела его страх. Замфир хотел, чтобы его переубедили, он беззвучно молил об этом.

— Я тебя неволить не могу, — сказала она. — Хочешь — иди. Только сдохнуть в петле в испачканных подштанниках гораздо страшнее, больнее и позорнее, чем пасть от пули на поле боя. Родителей своих ты и повидать не успеешь, раньше возьмут — не те, так другие. Какая в том доблесть — ума не приложу. Мой тебе совет, Василе, — успокойся, вернись на место службы и выполни свой долг перед королевством и моей дочерью. Война кончится — встретишься со своими родителями.