Милош Кратохвил - Магистр Ян
Бранкаччи слегка наклонился к покинутому креслу, взял папское послание и изящным жестом подал его пану Индржиху Лефлю:
— Простите, господа, моя миссия окончена.
Легат прошагал мимо чешских панов и направился к дверям.
В этот момент чехи услышали протяжный голос Вацлава:
— Мизерере!
Шут, притулившийся у ножек кресла, не спеша поднялся с пола.
— У меня удивительно удачное имя, господа. Мизерере — «смилуйся надо мной!» — И его горбатая фигурка заковыляла к королю.
Чешские паны долго стояли молча.
Наконец раздался звучный голос Яна из Хлума:
— Бедный король! Как мало унаследовал он от своего отца!.. Что нужды нам в его добром сердце!
Пан Лефль сухо ответил:
— Как знать, лучше ли справлялся бы со своими делами ныне император Карл?
— Я возьму Гуса к себе, — без связи с предшествующим разговором вставил Вацлав из Дубе. — Он будет жить в моем замке. Пусть они только попробуют сунуться ко мне. Я сумею защитить магистра от любого нападения!
— На короля больше нечего надеяться, — заметил пан Лефль. — Я боюсь, что мы не сумеем отговорить Гуса от поездки в Констанц и спасти его. Не забывайте: Чехии угрожает крестовый поход. Нам не остается ничего другого, как обратиться за помощью к королю Сигизмунду.
— К Сигизмунду?.. — изумленно приподнял брови пан Вацлав из Дубе.
С не меньшим удивлением посмотрел на пана Лефля и пан Ян из Хлума:
— Сигизмунд лжет даже во сне.
Пан Индржих Лефль кивнул в знак согласия:
— Конечно! Я не верю Сигизмунду, но могу вполне положиться на его корыстолюбие. К тому же… — он сделал паузу, словно взвешивая правильность своего решения —…Сигизмунд мечтает стать коронованным императором. Теперь, когда он и папа должны председательствовать на констанцском соборе, ему этот титул нужен больше, чем когда-либо прежде. Если нам удастся добиться от Вацлава согласия на коронацию Сигизмунда и доказать ему, что это не означает его отказа от титула императора, то, я полагаю, Сигизмунд заплатит нам за это чем угодно… — и пан Индржих Лефль ухмыльнулся —… только не золотом. Пусть он даст нам ручательство, что никто не тронет Гуса. Я имею в виду не обычную охранную грамоту, а такой документ, который обеспечил бы магистру полную неприкосновенность: право свободного проезда в Констанц и возвращения домой независимо от решения собора. Итак, господа, попытаемся сделать это!..
Когда легат шел по коридору замка, из ниши вынырнул человек, одетый в плащ с капюшоном. Незнакомец откинул край капюшона, и удивленный Бранкаччи увидел перед своим носом лицо архиепископа.
Не воздавая должных почестей его сану и ничего не сказав о себе, архиепископ произнес:
— Ну что… король?
Губы легата искривились в хищной усмешке:
— Наконец-то, отец архиепископ, Гуса покинули все. Сегодня он действительно остался один!..
Козий Градек
На дне большой лощины, поросшей лесом, стоял, как в гнезде, прижавшись к невысокой скале, Козий Градек. Жилая башня замка и башенки крепостной стены не поднимались выше макушек сосен и елей, зеленевших на склонах, а ветер, проносившийся над лесом, не касался кровли. Прохожие не замечали замка, зато он был открыт небу. Над замком сверкало, согревая крышу и каменные стены, яркое солнце, бежали облака и кружили ястребы.
В стенах этого замка Гус нашел надежное убежище. Уже несколько месяцев жил он под защитой гостеприимного земана Ондржея — хозяина Козьего Градека, вдали от суетного мира. Но так ли? Нет! Если человек без устали дерзает и борется, то не удалится ни он от мира, ни мир от него. То же произошло и с Гусом: ему никто не мог помешать обращаться к народу с проповедями. Здесь, как и в Праге, на его столе лежали книги, перья и рукописи. Каждое слово его сочинений было вырвано из самого сердца. Речи магистра не перестанут звучать даже тогда, когда замолкнут его уста. А Вифлеем? Не стены пражской часовни, а густые леса и рощи окружали поляны и луга, на которые стекалось гораздо больше людей, чем в его капеллу. Из лесных домишек, окрестных сёл, ближайших городков и далеких городов каждую неделю сходились сюда люди послушать своего магистра.
Вначале он читал проповеди во дворе замка, а потом там стало тесно. Гусу пришлось выйти из стен замка и подняться на косогор, под сень могучей липы, перед которой открывались широкие луга и поля, заполнявшиеся в день проповеди тысячами паломников. Иногда он выезжал в сёла. Конь земана и вооруженная свита за один день или несколько дней пути доставляли его на юг, в родные места, до Прахатиц, или на север, до Раковника. Он везде находил таких же слушателей, как в Вифлееме. Нужда и заботы сельских батраков мало чем отличались от нужды и забот безработных пражских поденщиков и подмастерьев. И здесь и там верующие покидали приходские и монастырские костелы, — никто из проповедников не давал им духовной пищи. Сельские костелы, увы, были мало доходны и не могли удержать своих пастырей: те предпочитали оставаться у египетских горшков в городах, а в сёла посылали клириков — недоучек, которые за несколько галлеров соглашались пробубнить воскресную обедню. Везде духовные и светские власти заботились лишь о поборах — десятине и барщине. И там и здесь он видел одинаково страдающих людей, а когда люди страдают одинаково, им нужны одинаковые слова утешения.
Гус сидел за дубовым столом в большой комнате, расположенной на самом верху жилой башни. Он писал. Его мысли свободно и легко ложились на бумагу.
Через открытые окна в комнату проникал свежий воздух, согретый солнечными лучами и пропитанный запахом смолы. Вдали виднелась синевато-зеленая опушка леса, а у самых окон чуть слышно шуршали своими иглами сосны и только изредка раздавался резкий крик сойки или сороки.
Солнце стояло в зените. Уже никто не шлепал башмаками по каменным плитам двора, не скрипели двери сарая и конюшни. Хозяин знал, когда магистр работал, и тщательно заботился о том, чтобы никто не мешал ему. Старая Гата бесшумно проникла в комнату, на цыпочках подошла к соседнему столу и осторожно поставила обед. Гус заметил женщину и ласково кивнул ей в знак благодарности. Когда она вышла, магистр поднялся и перенес миски на рабочий стол. За едой он просматривал всё, что написал сегодня. Магистр улыбался, — он был доволен своей работой. Отставив миску в сторону, он взял перо и быстро приписал несколько строк:
«Таким образом облегчится чтение, а сама письменность уже не будет привилегией ученых и законников, ибо такую письменность поймет всякий, кто пожелает читать книги и искать в них правду».
Так.
Неожиданно открылись двери, и на пороге появился земан Ондржей из Козьего Градека:
— Не помешаю, магистр?
— Нет, нет!.. Я уже закончил. Пожалуйста, войди и садись. Мне будет приятнее поесть в твоем обществе.
Хозяин замка остановился перед Гусом и с уважением посмотрел на столешницу, покрытую книгами и исписанными листочками.
— Ты, магистр, работаешь не покладая рук, — с восторгом сказал он.
Гус улыбнулся:
— Тружусь; здесь легко работать. Очень спокойно у тебя. Вместе с Прагой остались позади бесконечные диспуты в университете и споры с прелатами. Теперь они не отвлекают меня, и я размышляю о более важных вещах.
— Я очень рад, — сказал пан Ондржей. — Мне приятно сознавать, что ты пишешь под моей крышей.
— Посмотри, — Гус прикоснулся к пачкам бумаги, его глаза заблестели, а в голосе послышалась радость: — вот Постила, сборник проповедей на все праздники и заново исправленный, точный текст Библии. Всё это — по-чешски! Латынь я тоже оставил в Праге… Впрочем, прочти хотя бы эти последние строки!
Гус протянул земану только что дописанный лист.
Ондржей из Козьего Градека бережно взял лист в руки и прочел заключение:
— «…такую письменность поймет всякий, кто пожелает читать книги и искать в них правду…» — Хозяин вопросительно посмотрел на магистра.
Гус встал и, прохаживаясь по комнате, начал объяснять:
— Я попробовал упростить чешское правописание. Кажется, мне удалось это. Разве можно научиться читать и писать, если мы до сих пор очень сложно пишем? Посмотри, — Гус взял бумагу и склонился над столом: — раньше слово «крест» писали вот так: krzijzz. В этом написании много лишних букв, и они неудобно сочетаются. Стóит мне только поставить вместо них точку над согласной — и я смягчу ее, запятую над гласной — и я сделаю ее долгой. Тогда нам будет легко написать и прочесть это слово. Смотри: kříž.
Земан, внимательно следивший за объяснением магистра, удивился:
— Верно!..
— Если мы используем такие надстрочные значки, то сможем выкинуть из нашего письма уйму лишних букв — они только затрудняют написание и чтение слов.
