Гонсало Гуарч - Армянское древо
Я оказалась вдруг одна на «корабле-призраке» — «Эль-Сирга», принадлежавшей Богосу Нахудяну, моему отчиму. Я назвала шхуну «кораблем-призраком», потому что на нем не было команды. Многие из них погибли под огнем от пулеметов, стоявших на берегу.
На корабле нас было шестьдесят или семьдесят армян. Мы все были уверены, что нас ждет смерть. Что мы разобьемся о скалы. Или потонем в бурю. Или натолкнемся на турок, которые отрежут нам головы.
В те минуты мы не могли думать ни о чем другом. У нас не было большого выбора. Я лично была неспособна вспоминать, что и как произошло с нами. Все было как бы нереально, все казалось ночным кошмаром, очнувшись от которого можно было бы вернуться к прошлому.
Когда дела идут плохо, кажется, что весь мир переворачивается с ног на голову. Посреди ночи мы на что-то натолкнулись. Это был, возможно, другой корабль. Или скалы — это уже не важно. Важно то, что «Эль-Сирга» быстро затонул. Я слышала крики, стоны. Потом все вдруг стихло. Я помню только, что я оказалась привязанной к какой-то доске. Я хотела бросить ее и тоже пойти на дно, но не смогла. Я была не в силах сделать это.
Неожиданно в тумане появилась лодка, и какой-то матрос ухватил меня за запястья и вытащил наверх. Кто-то помог мне забраться в лодку. Там, похоже, я потеряла сознание.
Когда я пришла в себя, оказалось, что я лежу на койке. Меня ужасно тошнит, но я знаю, что нахожусь на корабле. Ко мне подходит мужчина и смотрит на меня. Он что-то ласково говорит мне no-французски. Я вижу, что он не собирается причинить мне вреда.
В течение нескольких дней я пребываю в том же состоянии. У меня, наверное, высокая температура, потому что все вокруг снова погружается во тьму. Через некоторое время мне становится лучше. Мужчина садится на край кровати и что-то говорит мне по-французски. Я понимаю его, но не могу ответить. Я не в силах разговаривать. Передо мной кладут бумагу и перо. Я отказываюсь от них.
Через какое-то время утром корабль приходит в порт. Меня выносят на носилках. Большой белый автомобиль с нарисованным на борту красным крестом забирает меня и куда-то везет. У меня слуховые галлюцинации. Мне страшно. Я не в состоянии ясно мыслить. Каждый день мне в бреду является моя семья. Они приглашают меня уйти с ними. Это единственное, чего я действительно хочу.
Высокий мужчина подходит осмотреть меня. Кто-то рядом говорит, что это психиатр. Я не знаю, чего он хочет от меня. Он ласково разговаривает со мной, но мне от него ничего не надо. Мне очень страшно. Я боюсь не того, что меня убьют, а того, что мне помешают видеть мою семью. Каждый раз, когда он подходит, я закрываю глаза руками.
В другой день другой мужчина стал разговаривать со мной по-армянски. Я стала внимательно смотреть на него. Мне кажется, что я слышу какой-то знакомый голос. Он спрашивает меня, кто я. Я не знаю. Я ничего не помню о себе. Я только сейчас поняла это.
Высокий мужчина говорит, что я должна верить ему. Он пристально смотрит на меня, но передо мной встают видения, что турки хотят схватить моего отца на кладбище. Моя мать хочет выйти из укрытия, но турок мешает ей. Мне страшно. Очень страшно.
В один из дней за мной приходят несколько человек. Они напоминают мне мою семью. Я могу поехать с ними, как мне кажется, к ним домой. Там я буду чувствовать себя более уверенно. Мне несколько раз называют фамилию, как будто я не могу понять с одного раза. Балакян. Балакян. Балакян. Как мне кажется, я знала других людей с этой фамилией.
Они живут в доме, который мне напоминает многое. Каждый момент они напоминают мне «мы — армяне», «мы — армяне». Я тоже, наверное, армянка. Но мне все равно. Единственное, что я хочу, так это чтобы пришла моя мать.
Однажды вечером, находясь в моей комнате, выходившей в сад, я услышала снаружи шум. Уже стемнело, и пошел дождь. Я подошла к окну и там увидела мужчину, который смотрел на меня так же пристально, как тот высокий мужчина в госпитале. Потом, когда я пришла в себя, мы уже ехали в машине. Один мужчина был за рулем, другой сидел рядом со мной. Он разговаривал со мной по-армянски, как в семье Балакян. Он говорил, что отвезет меня к моей семье. Я, кажется, согласилась. Это главное, что имело для меня смысл.
Мы прибыли в порт, и он сказал мне, чтобы я поднялась с ним на борт корабля. Меня охватила паника, но мужчина сказал, что мне не нужно бояться. Моя семья находится по другую сторону моря. Я поверила ему, потому что стала кое-что вспоминать. Я хотела увидеть моих братьев и сестер.
Мы были много дней в пути, но этот человек вроде бы выполнял свое обещание. Я помнила, что моя мать умерла и была уверена, что мои братья остались живы. Каждую ночь во сне они говорили мне, что живы. Меня не заботило, что могло случиться со мной. Доктор Назим — так его звали — меня отвезет к ним.
Мы высадились в Константинополе. За последние несколько дней моя память заметно улучшилась. Это причиняло мне большие страдания — я многократно видела, как мой отец падал в море. И мои братья. Но странно, я боялась только за отца. Я была уверена, что мои братья спасутся.
Доктор Назим сказал, что он остается там, а за мной кто-то заедет и отвезет в Трапезунд. Я вновь испытала страх, но уже как-то научилась преодолевать его.
Мы поехали в дом, стоявший в центре города, недалеко от мечети. Это было большое строение, с большим садом из пальм и фонтаном в центре площади, покрытой гравием. Из двери вышел толстый мужчина лет шестидесяти. Увидев меня, он улыбнулся. Мне не понравилась его улыбка, она была какой-то нечеловеческой. Он глядел так, словно хищное животное, осматривающее свою жертву.
За последнее время я возвращалась к реальному миру, который не хотела признавать. Я не могла вынести то, что произошло с моей семьей.
Мужчина подошел ко мне и с любопытством осмотрел меня. Потом я узнала, что этого мужчину звали Осман Хамид. Чего я не могла предположить, так это то, что он был моим отцом.
Путешествие из Константинополя в Трапезунд на пароходе заняло около трех дней. Мне не разрешили выходить из каюты — у дверей постоянно стояла охрана. Мне было страшно возвращаться домой и видеть, что все, что с нами произошло, правда. Мне казалось, что я этого не вынесу. Со мной никто не разговаривал, но я знала, что за мной постоянно наблюдают. Дважды я хотела подняться на палубу, но мне запретили. Я была пленницей и не строила себе иллюзий на этот счет.
Во время путешествия я не видела толстого мужчину. На утро третьего дня я услышала пронзительные крики чаек и высунулась в иллюминатор. Я узнала порт Трапезунда, но иллюзий относительно возвращения на землю у меня не было. Там меня никто не ждал.
Так мне казалось. Как только корабль причалил, меня вывели из каюты и подвели к ожидавшей в нескольких метрах карете, запряженной лошадьми. Мы поехали в сторону старого города. Я хорошо знала дорогу, и хотя не хотела видеть, что-то внутри меня заставляло смотреть. На пути попадались сгоревшие дома, и вдруг как будто пелена упала с моих глаз, и я вспомнила все до подробностей.
Тогда, не в силах сдержаться, я безудержно разрыдалась. Я оплакивала моих родителей, Оганнеса, Алик, моих дядей и тетей, моих двоюродных братьев. Все они умерли, и я, наверное, была единственной, кто выжил. Что меня удивляло, так это зачем меня снова привезли сюда. Я знала, что побывала где-то далеко, но не знала где. Зачем меня привезли в место, которое для меня было все равно, что кладбище? Я не могла понять этого.
Кучер и адъютант провели меня внутрь дома. Я не знала, кому он принадлежал, но знала, где он находится. Каждый раз, когда я проходила мимо этого дома по пути в школу, я думала, что в нем живет очень влиятельный человек. В тот момент я не знала, даже не могла предположить, что же от меня хотят. Внутри меня росло смешанное чувство страха, гнева и ненависти, которое перекрывало любое другое чувство.
Там мне пришлось ждать довольно долго. Я не могла сбежать — кто-то следил за каждым моим движением. Неожиданно открылась дверь, и появился молодой человек, чуть старше меня, на вид лет двадцати пяти-двадцати шести. Еще стоя у двери, он смотрел на меня и улыбался. Мне показалось, что он был очень похож на того толстяка, который привез меня сюда.
«Ты Мари Нахудян, — мужчина подошел ко мне. — Я хочу, чтобы ты знала, что меня зовут Кемаль Хамид и что ты принадлежишь мне. Не пытайся бежать, врать или изменять мне. Если ты сделаешь это, ты пожалеешь, что родилась. Ты оказалась здесь исключительно по моей воле, и твоя единственная обязанность состоит в том, чтобы во всем подчиняться мне».
Это была моя первая встреча с Кемаль Хамидом. С самого первого момента я почувствовала к нему презрение и ненависть. Он стал объектом всей моей ненависти, потому что такие, как он, убили моих родственников.
Потом я узнала, что Кемаль Хамид был каймакамом Трапезунда, и у него была огромная власть во всем округе.
